Николай Гринкевич - Строки, имена, судьбы...

Войсковые части награждались также "Георгиевскими отличиями" — георгиевскими знаменами и штандартами, Серебряными трубами и рожками, георгиевскими лентами на знамена и на фуражки, петлицами на воротник мундиров нижних чинов, звездами на каски и лядунки (сумки для патронов, носившиеся на перевязи через левое плечо).

В 1869 году к военному ордену было причислено и "золотое оружие" — шпаги, сабли, палаши и шашки с надписью "За храбрость" и с прикрепленными к эфесу георгиевским темляком и миниатюрным георгиевским крестиком.

3 декабря 1774 года 3-й Кирасирский полк в воздаяние блестящей службы и боевых заслуг, засвидетельствованных отзывами Румянцева и Суворова, был пожалован единственной в ряду военных отличий наградой — наименованием в честь вновь утвержденного ордена святого Великомученика и Победоносца Георгия — "Кирасирским Военного Ордена полком".

В 1891 году он был переименован в "37-й драгунский Военного ордена генерал-фельдмаршала графа Миниха полк".

За всю историю военного ордена им были удостоены несколько русских женщин, проявивших особую храбрость и мужество. Впервые георгиевским крестом была награждена известная Сарапульская кавалерист-девица, ординарец главнокомандующего русской армии в Отечественную войну 1812 года М. И. Кутузова, штаб-ротмистр Литовского Уланского полка Надежда Андреевна Дурова.

Это ей были посвящены стихи:

Через сто лет подвиг Дуровой повторила ее землячка — Антонина Пальшина. Под именем Антона Пальшина она сражалась на фронтах Первой мировой войны, перенесла несколько тяжелых ранений, поражала всех отчаянной храбростью. За взятие "языка", за бои в Карпатах и за успешную атаку под ее командой младший унтер-офицер Пальшина была награждена Георгиевскими крестами. После победы Октября Пальшина продолжала воевать в рядах Красной Армии.

В воспоминаниях П. С. Николаева — адъютанта Кавказского наместника генерал-фельдмаршала А. И. Барятинского, опубликованных в "Историческом вестнике" за 1885 год, сообщены любопытные сведения еще о двух женщинах — георгиевских кавалерах. "Я знал в Наурской станице, — пишет Николаев, — двух баб-старух, которые получили георгиевские кресты за то, что отразили нападение горцев, случившееся в отсутствие мужского населения в станице, и отразили его, предводительствуя только бабами, которые отстреливались и бросались в шашки не хуже мужчин".

Несмотря на свою внешнюю скромность, георгиевский крест был мечтой каждого офицера и солдата, бесценной реликвией, венчавшей его ратные подвиги и храбрость, его заслуги перед родиной и пародом. Вот несколько строк из "Севастопольских рассказов" Льва Толстого: "От воспоминаний штабс-капитан Михайлов невольно перешел к мечтам и надеждам. "Каково будет удивление и радость Наташи, — думал он, шагая на своих стоптанных сапогах по узенькому переулку, — когда она вдруг прочтет в "Инвалиде" описание, как я первый влез на пушку и получил Георгия(выделено мною — Н. Г.)".

Крайне любопытные сведения мы находим в статье доктора исторических наук, профессора Газиза Абишева — "У истоков дружбы" [21] "Казахстанская правда", 29 мая 1982 г. . Рассказывая об участии казахских джигитов в Отечественной войне 1812 года, он упоминает о Нарынбае Джанжигитове. В рядах Первого Тевтярского полка молодой воин прошел с боями всю Россию и Европу, участвовал во взятии Парижа, за беззаветную храбрость был награжден Георгиевскими крестами. В связи с этим автор статьи уместно приводит цитату из записок забытого ныне писателя, основателя журнала "Русский вестник" Сергея Николаевича Глинки — "Не только сыны России, но и народы, отличные языком, нравами, верой и образом жизни, народы кочующие, и те наравне с природными россиянами готовы были умереть за землю русскую".

Юбилейное издание. Издатель Е. Богданович

Я знал двух совершенно уникальных с точки зрения привычных возрастных и временных норм георгиевских кавалеров. Это были два последних участника русско-турецкой освободительной войны 1877–1878 годов. С первым из них — столетним болгарским ополченцем Крыстю Поповым я не раз встречался в Софии. Со вторым — Константином Викентьевичем Хруцким, жившем в Новороссийске, я регулярно переписывался в течение многих лет. В моем архиве хранятся его письма, поздравительные открытки, фотографии, интереснейшие воспоминания.

…В августе 1902 года Болгария праздновала двадцатипятилетие своего освобождения от турецкого ига. В дни юбилейных торжеств на вершинах Шипки, там, где четверть века тому назад скалы обагрились кровью русских и болгарских воинов, снова встретились былые соратники.

Как в минувшие дни, выстроились со своим знаменосцем седые ветераны. У всех на глазах слезы. Минута молчания в память о погибших однополчанах. Нет забвенья! Их подвиг бессмертен! Пройдут десятки лет, и новые поколения с гордостью скажут — мы потомки славных защитников Шипки!

Шли годы. Один за другим отправлялись в бессрочный отпуск легендарные герои. Это особенно замечалось на традиционных военных парадах в Софии. С каждым годом все меньше и меньше ветеранов принимало в них участие. Все труднее и труднее было идти им в ногу, сохранять безукоризненную линию строя и былую выправку, поспевать за своими внуками и правнуками, чеканившими шаг перед памятником братьям-освободителям.

И наконец пришел день, когда на парад вышел всего лишь один ополченец. Это был георгиевский кавалер, кавалер двенадцати болгарских и сербских орденов, награжденный по представлению маршала Толбухина медалью "За боевые заслуги", — столетний Крыстю Попов — маленький, шустрый старичок, казалось, шутя и весело несущий на своих хрупких плечах тяжесть целого века.

4 июня 1954 года его не стало.

Ушел последний участник русско-турецкой войны.

Последний ли? А вдруг, думалось мне, наперекор всем нашим очень условным представлениям о пределах человеческой жизни, каким-то чудом жив, ну хотя бы еще один — самый последний ветеран этой войны.

Возможно ли это? Сколько же ему должно быть лет? Полных сто, с хвостиком, да еще с каким хвостиком!

И вдруг я почувствовал, что время стало для меня понятием очень относительным и давно прошедшие события могут с головокружительной быстротой приблизиться к нам, стать ощутимо реальными, стать чуть ли не сегодняшним днем нашей жизни. Мне показалось, что освободительная эпопея завершилась совсем недавно. Иначе не могло и быть. Ведь я узнал ошеломившую, потрясшую меня новость — в городе Новороссийске живет преображенец, свидетель победоносного вступления русских войск в январе 1878 года в освобожденную Софию, дважды георгиевский кавалер Константин Викентьевич Хруцкий.