Николас Рейнольдс - Писатель, моряк, солдат, шпион. Тайная жизнь Эрнеста Хемингуэя, 1935–1961 гг.

Вторя Кастро, Хемингуэй говорил о надежде на то, что смертная казнь будет запрещена после завершения нынешней волны судов и расстрелов. В целом будущее выглядело оптимистично. Революция получила поддержку кубинского народа. (Единственное, чего он опасался и о чем просил Уотсона не писать, было то, что у Кастро может не хватить сил на переустройство кубинского общества {67} .) Куба — «прекрасное место для жизни», и он с радостью ждал возвращения туда.

Когда Мэри и Хемингуэй прибыли в международный аэропорт Гаваны 29 марта 1959 г., их встречали многочисленные друзья из Сан-Франциско-де-Паула — деревни, расположенной прямо за воротами усадьбы Finca Vigía. Добравшись до усадьбы, они были рады обнаружить свой «чудесный дом в целости и сохранности» {68} . На следующий день восторженный Хемингуэй продиктовал письмо своему сыну Джеку, где повторял то, что он говорил Уотсону: «Это настоящая революция. То, на что мы надеялись в Испании» {69} .

Этот второй шанс вдохновлял Хемингуэя с того самого дня, когда он вернулся домой. Куда бы он ни бросил взгляд, везде люди, казалось, упиваются вновь обретенной свободой. Куба «искрилась либертарианским задором; чувствовалось, что эта подлинная, сотворенная собственными руками революция» была кубинской, а не антиамериканской или просоветской {70} . Хемингуэй был полностью поглощен происходящим, слушал радио по три раза на дню, читал все газеты, попадавшие ему в руки, внимал (возможно, даже получая удовольствие) бесконечным выступлениям Кастро — они длились часами и, хотя посвящались в основном политике, содержали экскурсы практически во все сферы жизни {71} .

В начале апреля Хемингуэй провел несколько часов в баре La Florida за коктейлем «Папа добле» с американским драматургом Теннесси Уильямсом и британским театральным критиком и кинокритиком Кеннетом Тайненом, который оказался в городе по заданию журнала Holiday . По воспоминаниям Тайнена, в тот день кондиционер дул так сильно, что ему никак не удавалось зажечь сигарету. Уильямс (в спортивном пиджаке с серебряными пуговицами) и Хемингуэй (в белой футболке и бейсболке) мало походили друг на друга. Тайнен счел облик писателя «потрясающим» {72} . В какой-то момент к ним подошел знакомый журналист и пригласил Тайнена посмотреть на приведение в исполнение смертного приговора ночью в Эль-Морроу — старинной испанской крепости, защищавшей вход в гавань. Тайнен отказался: он был противником смертной казни, а Уильямс захотел пойти. Он сказал, что писатель должен быть свидетелем событий. Позднее Тайнен спросил Хемингуэя, что тот думает об этом, и получил такой ответ: «Есть случаи, когда разумнее промолчать, и нам никто не запрещает пользоваться этим приемом». Так или иначе, он продолжал заявлять, что Кастро совершил «хорошую революцию, настоящую революцию» {73} .

Тайнен и Уильямс вскоре спохватились, что они опаздывают на интервью с Кастро, и поспешили в Президентский дворец, вычурные чугунные ворота которого теперь охраняли парни в оливково-зеленой полевой форме {74} . Кастро отложил заседание кабинета ради того, чтобы встретиться с двумя иностранными писателями. Это произвело на них должное впечатление. В разговоре Кастро обратился к насущному вопросу — его первому полуофициальному визиту в Соединенные Штаты. Он принял приглашение выступить перед Американским обществом редакторов газет в Вашингтоне. У Кастро пока что было неоднозначное отношение к Соединенным Штатам, и он еще не решил, какую сторону принять. Визит давал возможность защитить его репутацию сторонника революционной законности и, не исключено, заложить фундамент хороших кубинско-американских отношений.

Услышав о приглашении Кастро в Соединенные Штаты, Хемингуэй предложил встретиться с кубинским лидером, чтобы подготовить его к вопросам, которые наверняка будут задавать американские репортеры и политики. Он передал это предложение через своего хорошего друга д-ра Эрреру, который по-прежнему приезжал на ужин в Finca Vigía несколько раз в месяц {75} . Кастро отказался от приглашения, но все же отправил одного из своих подчиненных послушать, что скажет Хемингуэй {76} .

Однажды поздним вечером Эррера привез журналиста по имени Эуклидес Васкес Кандела из Гаваны в усадьбу, где Хемингуэй встретил их у двери с пистолетом в кармане: времена все еще были неспокойными. Пламенный антиимпериалист Васкес Кандела не знал, как держаться со знаменитым янки , но Хемингуэй быстро успокоил своего гостя и даже очаровал его {77} .

Хемингуэй расположился с гостями в просторной гостиной в мягких креслах среди многочисленных книг писателя, охотничьих трофеев и предметов искусства. Негромкая классическая музыка создавала фон. Они пили охлажденное итальянское белое вино и закусывали орешками. Хемингуэй вытащил подготовленные им заметки и стал объяснять, как работает американская пресса, с кем надо быть осторожнее, какие вопросы актуальны. По его мнению, если Кастро хорошо преподнесет себя, он сможет получить от Соединенных Штатов все что захочет. Хемингуэй особо подчеркнул необходимость разъяснить «судебные решения против явных предателей», т. е. причины публичных судов и расстрелов, а также вопрос о влиянии коммунистов. Напоследок он проводил гостей до автомобиля и попросил Васкеса Канделу передать бородачам в Гаване, что он искренне поддерживает их революцию {78} .

Поездка кубинского лидера прошла с потрясающим успехом {79} . Помятая полевая форма и неподстриженная борода придавали 33-летнему революционеру необыкновенную самобытность. Кастро уже знал, как очаровать толпу, и говорил на «корявом, но ясном» языке, для которого даже придумали название «фидельинглиш» {80} . Находясь в Соединенных Штатах, он в буквальном смысле устанавливал контакт с каждым, кто оказывался рядом, и спокойно отвечал на большинство задаваемых вопросов. Он оставил антиимпериалистическую риторику и ловко уклонялся от обсуждения роли коммунистов в его движении. Во время выступления со сцены в Центральном парке Кастро красиво, но туманно говорил о своих политических ценностях: гуманизме и демократии. Диссонанс возникал лишь тогда, когда он встречался с официальными лицами вроде вице-президента Ричарда Никсона, которые начинали читать лекцию об опасности коммунизма {81} .

Еще одним запоминающимся моментом 1959 г. для Хемингуэя стала его летняя поездка в Испанию {82} . Писатель с довольно большой свитой ходил на корриду, о которой собирался написать в журнал Life . В июле он отпраздновал свое 60-летие в La Consula — роскошной вилле в Малаге, принадлежавшей богатому американскому экспатрианту Натану «Биллу» Дэвису, страстному любителю корриды {83} . Сады там напоминали Хемингуэю его усадьбу Finca Vigía, однако большой белый дом, построенный в 1830-х гг. для одного дипломата, был намного изысканнее, с высокими потолками и элегантными круговыми балконами на двух уровнях.