протоиерей Александр Горский - Дневник

Марта 4. Когда стал я говорить Владыке о желании наставников заняться переводом бесед Макария Великого, он заметил, что „надобно не многое переводить, но хорошо переводить. Видел ты замечания о Лествичнике? 109Что ты думаешь о них?“ – Я отвечал, что не умеем мы всегда так строго держать близости к подлиннику, как требует Его Высокопреосвященство. – „Тут, – заметил он, – не только есть отступления от близости, но в некоторых местах смысл не понять“. – И при этом припомнил он то место, где выписано греческое слово: κατέχεην, – потом стал говорить, что лучше бы ввести беседы Макария в порядок издания: эта книга содержит в себе не исключительно монашеские наставления, напротив, более общие для всех христиан, раскрывая глубокия состояния этой жизни, и в тоже время заметил, что по направлению времени книга эта, отдельно напечатанная, едва ли не пойдет успешно. Вразумителен и прежний перевод; кто читал эту книгу по расположению, тот не погонится за слогом. Без подписки не скоро разойдется этот новый перевод. А. Н. Муравьев пишет, что расположение к духовному чтению упадает; его напечатанная книга не расходится. 110– Я воспользовался этим оборотом беседы, чтобы указать, при таком состоянии литературы и вкуса общества, на средства Комитета, при которых он может и не заботиться о скорой выручке суммы, употребленной на печатание; тогда как отдельное лицо не всегда на это может решиться. – Тогда Владыка сказал: „Я не препятствую. Надобно ли заняться переводом менее известных: Исаака Сирина, Варсонофия?“

Потом спросил Владыка: ты знаешь, что привез ко мне в письме от о. Ректора? – Я отвечал: книжку. – Но Владыка хотел говорить о просьбе Холмогорова и забыл, что она прислана о. Ректором прямо к нему. – „Нужды нет, – сказал Владыка, – ты не сделаешь из этого никакого злоупотребления… Прислал он просьбу… о монашестве“. – Тут я объяснил ему порядок дела, который он забыл, т. е. как поступила к нему эта просьба, и что мне это дело несколько известно. – „Пишет он, что Холмогоров живет у наместника, а посылает просьбу не чрез наместника. Что за мистификация? – Притом навязывает мне его на шею, просит назначить ему монастырь. А после, когда ему не понравится, он на меня будет жаловаться. – Я возвратил эту просьбу“, прибавил Владыка. – Выслушав это, я сказал: вероятно, Холмогоров, поручая себя Вашему распоряжению, хотел того, чтобы Вы имели его в своем внимании. Так как он имеет пред прочими поступающими в монашенство то преимущество, что может быть употреблен к делам другого рода: то в назначении Вашем ему хотелось удержать это свое значение. – „Да чем он занимался?“ спросил Владыка. – Я указал на его занятия по поручению о. наместника и о. казначея. – О последних трудах спросил Владыка, в чем они состояли? Не богословские ли? – Я указал на его переводы из Блаженного Августина и Преподобного Кассиана. Разговор на несколько времени перешел к этим отцам; потом Владыка, обращаясь к прежнему, сказал: „Ты не сказывай им этого, чтобы не возмутить мира“. Я спросил: не говорить и о. Ректору? – „Нет, ему ты можешь сказать, если спросит“ (кому-же не сказывать – не договорил; вероятно, разумел он о. Наместника и Холмогорова) 111.

С прибытием преосвященного Евсевия, 112когда перешли в гостинную, разговор обратился к питерским делам. Спрашивал Владыка: не слыхал ли он о его отзыве касательно трех книжек, относящихся до монашества, которые поручено было Синодом рассмотреть Владыке. – Говорил о недавно полученном указе касательно нетребования детей духовного звания в училища в раннем возрасте и сильно заметил, что началом, из которого это выходит, подвергаются порицанию наши духовные училища в прошедшем, настоящем и будущем их состоянии: ибо началом поставлено то, что дети, отвлекаемые от домов родительских, не могут иметь надежного охранения ни в нравственном, ни в физическом отношении. Сделан намек, что могут дети духовного звания поступать в податное состояние. Указано, что при распространяющемся образовании, дети могут обучаться и в домах родительских. Все это называя проектом Херсонского, 113Владыка находил очень невыгодным для духовенства. Прежде так широко растворили двери к образованию: всех, и купцов, и мещан допустили до него; тогда как полны были училища духовные: из них можно было брать нужных людей. А потом, когда духовных стало некуда девать, указывают им на податное состояние. Но на это смотрят, как на ссылку в Сибирь… Уж лучше была мера, когда бывали по временам, лет чрез двадцать, разборы из духовных: тогда можно было сбывать людей действительно негодных.

По-видимому, не совсем ожиданно было для Владыки объяснение преосв. Евсевия о своем назначении. Владыка указывал на то, что назначен туда губернатором человек заслуженный, 114– и советовал принять это как дело провидения Божия… указывал на благонамеренные действия графа 115по книгам преосв. Игнатия – и преосв. Филарета 116. Спрашивал о полтавском Нафанаиле; делал свои замечания об Астраханском, 117пересказывал, что слышал о Саратовском, 118одобрял нынешнего Новгородского викария, 119удивил своею памятливостью, припомнив фамилию нынешнего петербургского викария, своего ученика по Академии во втором курсе. 120

Преосв. Евсевий смотрит на свое назначение, как на знак неблаговоления к нему и на оскорбление Петербургского Митрополита Никанора.

5 ноября. „В Коломенской семинарии учился я, – говорил Владыка, – до класса философского: там было три учителя: один доморощенный, другой, образовавшийся в Петербургской Академии, а третий, Ляпидевский, – в Троицкой семинарии: и ни один из двух последних не заслужил общего уважения, каким пользовался первый, так что, когда Ляпидевский посадил меня на первое место (я учился вторым), я сомневался: пересаживаться ли мне. Я имел желание поступить оттуда в Академию 121: но отец мой дал заметить, что образование в Лаврской семинарии солиднее. Опасение мое насчет дурного содержания в этой семинарии и работ, какие возлагают на семинаристов, отец устранил обещанием содержать меня на свой кошт. Дело было решено. В феврале месяце 1800 г. я прибыл в Лавру: квартиру нанял на Переяславке, рубля за три, со столом. Но вскоре от Префекта – Мелхиседека вышло повеление ученикам не квартировать на этой улице, по причине многочисленности проеезжающих, которые препятствуют заниматься. Я поставлен был в затруднение. Рекомендовали мне другую квартиру, лучшую, – в Ильинской слободе. Но узнав, что туда ходят большие семинаристы, по знакомству с хозяевами, и что это знакомство сомнительно, я не согласился перейти туда. Тут указали мне на квартиру священника Рождественского, которого семейство было расстроено, сам он с женою вел жизнь невоздержную. У него квартировали ученики, выгнанные из бурсы за шалость, и по бедности кормились хлебом, воруя его из казны. У них был заведен такой порядок, чтобы каждый понедельно кормил все общество, которое состояло человек из пяти. Не зная их способа пропитания, я стал с ними на квартиру. Но чрез месяц, когда все объяснилось, я не захотел оставаться с ними, пришел к префекту, объяснив ему свое положение. – Сначала меня не хотели прямо принять в философский класс, потому что Лаврская семинария не хотела равнять себя с другими. Сделали мне экзамен: спрашивали из логики дефиниции. Я дал ответы. Вечером пришел вместе с отцем к Ректору Августину, который тут же в своих покоях заставил написать диссертацию на вопрос: an dantur иdeae иnnatae? На это ничего не мог бы я отвечать по урокам своего прежнего наставника, но по своей любознательности, роясь в книгах своего отца, читал я учебник по философии Винклера. Там я получил об этом вопросе некоторое понятие. И моими ответами были довольны. Меня приняли в философский класс. Я просил о принятии меня на казенное содержание, со взносом денег, но меня приняли и без этого условия. Философии там учил молодой иеромонах, который сам очень нетверд был в этой науке 122. Богословие нам читал от вакации до Святой – Августин. От него мы получили тетрадку или две, где говорилось о книгах Священного Писания, едва ли только не Ветхого Завета, на латинском языке. Августин приходил в класс, приказывал ученику часть этих записок прочитать, перевести на русский язык и прибавлял к этому немногие свои замечания. Вот и все учение. Когда Августин сделался наместником, то приходил в класс обыкновенно на полчаса. Преемник Августина Евграф задавал списывать отмеченные статьи из Голлазия и потом таким же образом прочитывал, переводил и объяснял в классе. Общие наши с протестантами трактаты, напр. о Св. Троице, об искуплении и т. п. пройдены были порядочно, а другие напр., о церкви совсем не были читаны. Вот каково было учение, каково управление!“