Ludmi Nuez - Моя жизнь — что это было?

А я оставалась в Тринидаде с мужем. Он работал, защищал в суде, и, когда выигрывал дело, его скромно чем-то благодарили, или какими-то фруктами-овощами, или один раз деньгами, и тогда мы пошли в ресторан и я, помню, заказала себе рыбу rape, которая и в Испании недёшева. А так мы иногда имели на ужин только хлеб с натёртым на него чесноком, и это тоже было вкусно! Франсиско считал, что мне работать уже не нужно: «уже наработалась», а я страдала от безделья, иногда плакала и хотела домой. В конце концов он устроил меня в какую-то контору типа УК, и я ходила инспектировать дома, и условия жизни в них производили гнетущее впечатление: люди жили в коммуналках без удобств, в протекающих хибарах, готовили на подобии керосинок, они жаловались, я записывала, приносила отчёты начальнику, но изменить что-то было безнадёжно. Интересно, что опаздывать на работу было нельзя ни на минуту, зато потом я погибала от ничегонеделания. Начальником был человек по имени Primitivo, так он и правда был примитивный, но зато член партии. В общем, через пару месяцев я не выдержала и ушла оттуда, сказав, что не хочу зря получать деньги. Я очень хотела работать там в туризме. Для этого мне пришлось поехать в провинциальный центр г. Санта Клара в Минтруда и запросить разрешение на устройство на работу в государственное турагентство в Тринидаде. Мне дали такое разрешение на работу исключительно с кубинскими туристами. Но я была очень довольна. Я стала учить экскурсию по городу Тринидаду с его колониальными испанскими резиденциями и двориками и ещё по одному посещаемому красивому месту, находящемуся высоко в горах. Я работала с большим удовольствием: кроме экскурсий ездила на морское сафари с ловлей лобстеров. Но приближался день моего отплытия на родину. В Гаване я купила также билет на отплывающий грузовой корабль на конец мая. Я должна была быть рядом с дочерью, которая снова готовилась к поступлению в вуз. Я думала, что где-то в сентябре смогу вернуться на Кубу. Но Франсиско затаил обиду на меня, за то, что я «приехала к нему с обратным билетом». Написал мне письмо, где высказал эту обиду и сказал, что писать не будет. На этот раз корабль примчал в Ленинград за 12 дней! Рекорд! Помню, я села на поезд из Питера в Москву, было 1 июня, я проснулась в пять утра, смотрела в окно поезда на свежую траву, и мне хотелось выскочить и лечь на эту траву и валяться в ней, наслаждаясь её запахом! Вот, что такое для меня моя родина! Моя природа! Я устроилась на работу в кубинское торгпредство, теперь уже не через УпДК, а с кубинской стороны как жена кубинца, т.е. зарплату получала от них, а трудовая книжка лежала дома. Юля сдавала экзамены в ПедИнститут им. Ленина, опять на филологию и опять провалилась: она стала помогать на экзамене какому-то мальчику и кажется, не успела закончить своё сочинение. В сентябре её устроили на работу в библиотеке им. Ленина, там тоже не сложилось,

потом в библиотеке ин-та МАТИ, что на Электрозаводской (мы жили рядом — на Семеновской). Но через несколько месяцев начальницы уличили Юлю в ношении в сумке религиозной литературы, и пригрозили, что уволят по статье «Хранение и распространение религиозной литературы». Пришлось поскорее написать заявление об уходе по собственному желанию. А Юля, действительно, пропадала перед работой в церквях, постоянно опаздывала и еще привлекала к себе внимание неряшливым видом. Вот они и взъелись. Плохо помню, но, кажется, в тот год Юля больше не работала.

А я мучилась в неведении о жизни Франсиско. И я не выдержала, и безо всякого его приглашения, получила визу у ленинградского кубинского консула и снова села на корабль, шедший на Кубу. Странно, но этот вояж я почти совсем не помню. Причалили в Гаване, поехала переночевать к Татьяне и наутро на автобусе в Тринидад. Еду и не знаю, что меня ждёт. По дороге в квартиру зашла к одной знакомой русской, которая была замужем за кубинцем, но, кажется, уже не жила с ним. Спрашиваю её о Франсиско: видела ли она его, знает ли что о его жизни? Она как-то неохотно мне отвечает и, вообще, не так радуется встрече со мной, как я думала (ведь нас, русских там раз, два и обчёлся). Очень быстро ушла я от неё, в общем. (Я только по прошествии многих лет стала думать о том, что у них, вероятно, была какая-то связь. А тогда Франсиско только сказал мне, что она оказалась в трудной ситуации, и он хотел ей помочь и, якобы, предлагал пожить у него в квартире, а она, якобы, отказалась. А девица она была молодая и очень интересная внешне. Но я поверила Франсиско, ведь он был честный и любил меня, и этого достаточно, чтобы не изменять — так думала я …) Мне открыл Франсиско и как будто не удивился, что я приехала за десять тысяч километров. Вёл себя очень сдержанно. И только по прошествии нескольких дней мне удалось растопить его лёд. Да, теперь я осознаю, что там всё было не просто. И Марина в гости не приходила, не как в прошлый год! Это был конец марта 1987 года. Я приехала на три месяца, я всё равно должна была возвращаться в июне в Москву, чтобы и работу не потерять и с Юлиной учёбой опять определяться. И я уже никуда на работу в Тринидаде, конечно, не устраивалась, а пошла на курсы английского языка. Со мной за одним столом сидел там молодой парень — симпатичный негр. Как-то раз он провёл меня по тем улицам, где в каких-то хибарах жили, в основном, черные. Кажется, я согласилась продать ему свои часы (они все, как цыгане, всегда всё выпрашивали), и пошла с ним, чтобы он отдал мне за них деньги. И я никак не могла тогда подумать, что эта невинная прогулка по бедной окраине города позже обернется для меня ужасным обвинением.

В июне я улетела в Москву. А в июле получила толстое письмо от Франсиско, в котором он писал, что начал процесс развода, причиной которого указал: Отсутствие формирования семьи как ячейки общества. Кроме того, он писал, что было созвано партийное собрание, на котором обсуждалось моё аморальное поведение в виде связи с тем негром, в чём есть свидетели, подтвердившие, что я входила в его жилище (может, я и заглянула, там двери вообще открыты всегда от жары), и было потребовано, чтобы Франсиско подал на развод, иначе ему грозит исключение из партии как недостойному ее члену! Всё это для меня было полным бредом: и обвинение меня в какой-то связи на том основании, что я прогулялась в черном квартале в компании паренька, и, ещё больше, в том, что это обсуждалось на партсобрании и совсем уже бредово — что Франсиско должен поэтому развестись со мной, иначе то место в Москве, на которое он метил поехать работать и о котором хлопотал, ему точно уж тогда не достанется. Я настолько была шокирована и оскорблена таким бредом, тому, что он этому поверил или на это повёлся, и это всё было так низко, что даже и переживать особенно за потерю мужа! не стала.