Артём Драбкин - Разведчики

С немецкой разведкой доводилось сталкиваться?

Всего один раз. В Венгрии мы пошли в «поиск», и на нейтральной территории, ближе к немецким позициям, мы нарвались на их группу. Их было явно больше, а нас всего шестеро – я старший, но нам повезло, мы их заметили первыми и успели забросать гранатами. Двоих немецких разведчиков тогда нам даже удалось взять в плен, а у нас был только один легкораненый, и меня слегка царапнуло. Причем немцев поддерживали несколько танков, один из которых, судя по звуку мотора, был «Т-34», но они так и не вмешались, или боялись своих зацепить, или не хотели себя выдавать.

Самый удачный поиск можете выделить?

В Венгрии, где-то за Балатоном. В одном месте мы стояли через дорогу от немцев. Мы долго вели наблюдение, как немцы из какого-то домика сменяли своих товарищей в блиндаже. Засекли график их смен, и так точно и удачно все рассчитали и проделали, что захватили сразу трех немцев, причем один из них был, кажется, унтер. Из всех операций эта была самая удачная.

А самый неудачный?

Как-то тоже в Венгрии вторая наша группа потеряла в одном «поиске» сразу трех человек… Их всех вытащили, но «языка» тогда так и не взяли. Это был самый неудачный «поиск» нашей роты, но больше у нас таких потерь не было.

Какие бои Вы можете выделить как самые тяжелые?

Самые тяжелые и кровавые бои были в Венгрии: под Секешфехерваром, на подступах к Будапешту, и особенно – при форсировании озера Балатон. В нем вода была красная от крови… Хотя и в Молдавии, и в Румынии тоже бывали тяжелые бои, но с венгерскими ничто не сравнится… Только там мы почувствовали, что такое – «настоящая» война… Тяжелейшие бои за населенные пункты, которые неоднократно переходили из рук в руки… Немцы очень хотели утопить нас в Дунае, но им это так и не удалось. Вот там мы воевали как простая пехота. После тех боев у нас в роте осталось только двадцать семь человек… Там даже был такой эпизод, что когда мы оказались почти в окружении, то двенадцать человек из нас, и я тоже, сделали себе на левом плече одинаковые татуировки в виде эмблемы воздушно-десантных войск, для того чтобы можно было опознать своих в случае чего…

С боевыми товарищами

Потому что там на участке нашей дивизии был просто дикий эпизод. Немцам удалось-таки прорваться, и их танковые эсэсовские дивизии совершили кровавый рейд по нашим тылам. В деревеньке Вереб к ним в плен попали тридцать девять наших солдат. А на следующий день наша дивизия эту деревню освободила, и тогда мы увидели, что немцы буквально растерзали наших солдат… Там была какая-то кузница, и на ее территории немцы совершили это дикое зверство: отрезали руки и ноги, выкалывали глаза, забивали в головы нашим солдатам болты… Просто ужас, что там творилось, вся земля была залита кровью… Только одной медсестре удалось тогда как-то спастись…

Но я хочу отметить, что даже после тех зверств, которые мы тогда увидели, мы мстить не стали, воевать воевали, но над пленными никогда не издевались…

Всего за тот период, что я воевал, в нашей роте погибло примерно четырнадцать человек, но раненых было значительно больше. В плен из наших ребят никто не попал.

В рукопашных схватках пришлось участвовать?

Нет, хотя мы много сражались в уличных боях, но даже там рукопашных схваток ни разу не было.

А в «поиске» «скрутить» немца была моя прямая обязанность, ведь я был командир группы захвата, один из самых здоровых и сильных солдат в нашей роте, поэтому я первый «наваливался»…

Сколько врагов Вы лично убили, вели такой подсчет?

Я такой статистики не вел, но думаю, что человек десять или чуть больше я лично положил… Никакой радости или какого-то другого эмоционального чувства я тогда не испытывал, для меня это был просто мой долг по защите нашей Родины. В душе, конечно, понимаешь, что это тоже человек, живое существо, но если не ты его, то тогда он тебя…

С братом Вы старались держаться вместе?

Конечно, но это не получалось, т. к. мы хоть и воевали в одной роте, но были в разных взводах. У них в конной разведке были совсем другие задачи, и мы бывало что и по несколько дней подряд не виделись.

Я очень сдружился с Афанасием Клубникиным из Куйбышева и с Виктором Варламовым, из Кемерово. С ними я виделся и общался больше, чем с родным братом.

Чью смерть Вы переживали острее всего?

Смерть любого человека из нашей роты я переживал достаточно остро. Потом мы по двое-трое суток с ребятами горевали, сильно переживали, но без слез.

Но больше всего я переживал гибель Евсея Колыжука, все-таки это был мой друг, одноклассник, односельчанин. Я его лично хоронил… А после войны я как мог старался помогать его родственникам, до сих пор мы поддерживаем с ними связь.

Как он погиб? Как-то в Венгрии, как раз во время тех самых ожесточенных боев, большая группа солдат нашей роты находилась в одном доме. И тут немецкий снаряд пробил стену, прошел сквозь две комнаты и разорвался только в третьей, той самой, в которой находились мы, – шестнадцать человек. Но, видно, снаряд уже потерял свою силу, и при его разрыве погибло только четверо, в том числе и Евсей…

Кто хоронил погибших разведчиков, Вы сами или похоронная команда?

Всегда только мы. Даже старались раздобыть гроб, чтобы похоронить наших товарищей по-человечески.

Бывали конфликты между солдатами?

Ни разу ничего такого не было, ни одного случая не могу вспомнить. Что нам было делить? Коллектив у нас был достаточно обособленный, ведь мы почти ни с кем не общались, очень дружный и сплоченный, поэтому мы были как одна семья.

Как Вы относились к политработникам?

Я считаю, что они должны быть, это нужная и необходимая работа, ведь с людьми надо работать, многое им разъяснять. Хотя у нас в роте почти все были комсомольцы или коммунисты, но парторга, например, у нас не было. Поэтому политзанятия у нас проводил офицер из штаба дивизии или даже сам командир дивизии.

Я и тогда верил, и сейчас верю партии коммунистов безоговорочно. Не только я, но и все наше поколение было так воспитано. Поэтому каких-то разговоров против Сталина я никогда ни разу не слышал, а только наоборот, слова веры и поддержки.

С «особистами» приходилось сталкиваться?

Мы их вообще не видели. Даже тогда, когда арестовали нашего земляка, то мы с ними не общались. Единственное, что когда мы шли в «поиск», то с нами в передовую траншею шли еще два каких-то офицера из штаба дивизии, видно, они нас проверяли, действительно ли группа пошла на задание, но и с ними мы тоже не общались.