Артём Драбкин - Разведчики

Что-то запомнилось за границей?

Красиво там было, конечно, но было заметно и большое расслоение в уровне жизни людей. Одни жили очень хорошо, а другие плохо.

Расскажите, пожалуйста, как Вы встретились со своим старшим братом.

Обычно во время перегруппировки войск, которые всегда происходили ночью, то когда рядом шли разные части, солдаты громко выкрикивали фамилию того, кого они искали: «Такой-то есть?» И вот в Венгрии, абсолютно случайно, потому что я совершенно не знал, где воюет Филипп, выкрикнул его имя и фамилию, а он вдруг откликнулся… Просто немыслимо было так встретиться… И мы где-то полчаса втроем поговорили. Он был сержантом, командиром 76-мм орудия, рассказал нам, что дома получили похоронку на отца, но я ему говорю: «Отец жив, но он тяжело ранен, лежит в госпитале в Крыму, и не может сам написать».

Наш отец в Румынии, в бою возле города Яссы, был тяжело ранен, осколок попал в легкое, и он четыре дня без сознания пролежал на поле боя… И только когда начали собирать и хоронить погибших, его нашли и отправили в госпиталь. С этим осколком в легком он прожил до самой смерти…

А Филипп сразу после войны демобилизовался, вернулся домой, но в 1948 году во время операции по поводу фронтового ранения он умер… Я тогда служил в Харькове, помчался домой, но не успел, накануне моего приезда его похоронили…

Младший наш брат Дмитрий был очень хорошим механизатором в нашем колхозе, за доблестный труд был трижды награжден.

Как сложилась ваша послевоенная жизнь?

Я мог служить и дальше, но отец после ранения болел, поэтому решил вернуться домой, и в феврале 1951 года я демобилизовался. Отец тогда работал в системе потребкооперации, был директором сельпо, поэтому я тоже решил пойти по этой линии.

После окончания Торгово-кооперативного техникума Молдавпотребсоюза и Московского Института советской торговли я работал в Липканском и Леовском районах Председателем райпотребсоюза, а с 1962 года – в аппарате Молдавпотребсоюза начальником управления кадров и учебных заведений до ухода на пенсию в 1991 году.

Войну потом часто вспоминали?

Конечно, вспоминал. Но как-то так получилось, что мы разъехались, не обменявшись адресами. Я начал разыскивать своих друзей, и мне удалось найти Клубникина, мы с ним потом и переписывались, и встречались, а вот Витю Варламова я так и не нашел.

А первое, что мне вспоминается, это сколько народа погибло с обеих сторон у озера Балатон… Вода в нем от крови была красного цвета… Ужас что там творилось…

Интервью и лит. обработка: Н. Чобану

Гузанов Г.И., 6 апреля 1941 г.

Родился я в обычной деревушке, в четырех километрах от Костромы. В ней все жители – Гузановы. Сто домов, и все Гузановы. Одни ж родственники вокруг, хоть и дальние. Вспоминается мне – жили очень тяжело. Не совсем чтоб голод, конечно, но все-таки… Семья у нас была большая, пять человек. Отец в колхозе работал конюхом, мать – в поле… В общем, ничего особенного. Потом армия. Раньше ведь как считалось – в армии надо отслужить обязательно. Не могло такого быть, что я не пойду, больной там, и прочее… Тогда все были здоровые. Когда комиссию проходили, отчислений не припомню, брали всех подряд. Призвали нас в 41-м году. Кто-то из ребят уехал в Кутаиси, в Грузию, мы же попали в Туркмению, в Туркестанский военный округ, в район Кушки. Ехали туда долго. На каждой станции, помню, стоим, стоим… Дома март месяц. Вот как сегодня, снег лежал: все были одеты тепло. А когда уже к Ташкенту стали подъезжать, верблюдов увидали. Что это за чудо, живой верблюд!

И в поезде, и по приезде кормили очень хорошо. Мы попали во второй эшелон, в 84-й отдельный мото-инженерный батальон погранвойск. В основном занимались строительством аэродромов. Жарко там, конечно. Первое время тяжеловато пришлось, обмундирование-то носили такое же, как у всех, за исключением шляп, но потом привыкли…

Вообще обстановка тогда была напряженная. Регулярно проводились политинформации… Ведь ждали, что через Афган пойдет, и через Кушку на Туркмению будет нападение. Да, ожидали… И была такая информация, что вот-вот и пойдет. (Вероятно, все-таки речь идет про англичан. Прим. – С.С.) А он (враг) пошел через Польшу, через Брест, с запада…

Как война началась, всех собрали на политинформацию, – был у нас один политрук, лейтенант. И вот он сообщает: «Товарищи, вот, без объявления войны немцы напали на западную границу нашей России-матушки. Наступление, бомбардировки, все прочее, прочее…» И ведь города стали сдавать уже! Не были мы еще готовы, и ничего тогда еще не делали основательно.

День 22 июня конкретно у нас ничем особенным не выделялся. Кто-то дежурный по конюшне был, кто-то на занятиях, и все такое прочее… Утром я, как обычно, подал командиру эскадрона лошадь. Раньше было модно подавать лошадь начальствующему составу прямо к крыльцу. Ему подавал, потом начальнику Особого отдела… хороший, кстати, был мужик.

Потом уж, когда началось, расписание отменили. Появилось чувство – война есть война. В городе Мары сформировались. Это был 222-й отдельный инженерно-саперный батальон. Не чувствовалось тогда, конечно, еще никакой организованности. Нас, русских, было мало. В основном узбеки, туркмены, таджики… По-русски они плохо разговаривали. Но и мы, и они старались как-то понимать друг друга. Только командир эскадрона и начальник Особого отдела были кадровыми военными. Лет по десять отслужили уже…

В Марах сформировались, и повезли нас на фронт. Вот тут уже эшелон гнали быстро. Не успели мы опомниться, как очутились под Гжатском. Остановили нас на запасных путях, потому что с запада беспрерывно шли составы. Мы видели, как скот гнали в Россию, поближе к Москве. А часа в два утра вдруг дежурный по эшелону кричит: «Боевая тревога, боевая тревога!» Тишина вокруг… а немец спустил большой десант…

Десант? В Гжатске?!

Да.

Вам так объявили?

Да мы сами видели уже.

В два ночи Вы увидели парашютистов?

Утром… Да и рассвело уже. Покуда мы выскакивали из вагонов, кто в чем, кто – в кальсонах, кто – в рубашке… Тут началось. Смотрим – сверху десант, полно их. Солнце взошло. Кто-то что-то кричит… машинист бежит вдоль вагонов, кроет нас на чем свет стоит: «Давайте, разгружайтесь, вашу мать! В плен попадем». А с запада от Смоленска уже прут вовсю в направлении Гжатска. И вроде в форме, но уже без оружия! Кто такие, черт их знает. Двое таких типов к нам подходят, говорят: «Куда хоть вы лезете-то? Немцы-то, вон они. Окружили вас. Уже Смоленск почти что взят. Бегите!»