Артём Драбкин - Разведчики

А начальник разведки-то зачем всех собирал?

Знамо зачем. Прорезать проходы через проволоку. Ведь у каждой передовой полосы заграждения выставлены. У немцев там еще банки подвешены. Дотронуться нельзя. Начнешь ножницами резать, банки стучать начинают. И они такой огонь открывают, что мало не покажется. Сколько раз тыкались – гремят. Сразу отход…

А вот ночью, ползешь – ведь темень непроглядная. На ощупь?

Привыкнешь. Привыкают ко всему. Запоминаешь, что к чему…

Разведка ждет, когда Вы банки срежете?

Да какое! Проход сделаешь, сам и пойдешь, со своими ребятами. Иногда берут с пехоты человечка два-три – поддерживают нас.

А то еще спираль Бруно поставят. Вот, к примеру, у нас спираль была под током. С Козельска, где была подстанция, наши на ночь подавали ток. И сразу приходят, взводный или еще кто, предупреждают: «Будьте аккуратней! Под током. Не лезьте туда». А немцы подроют под нее и «выползку» сделают на нашу сторону. Они тоже к нам ползали с разведкой. И ведь брали нашего брата, брали. Как утащат кого… а я почти что каждый день на передовую ходил. Уже все командиры знают в харю. Идешь, а лейтенант начинает материться: «Такая мать, старшину утащили». Пошел, видно, оправиться. Кухня ж пришла ночью. Обычно по ночам кормили или рано утром. Выследили – и все. О-о, те еще умельцы, почище нас. Здорово с этим делом работали. Мы еще против них слабаки были. Потом только начали учиться, что к чему и как…

А Вы брали кого?

Первый раз мы взяли итальяшку, «макаронника». Но они слабенькие. Погода, помню, была дождь с ветром. Это то, что надо. Нам на руку такая погода, ни шума, ни крика – ничего не слыхать. Ну, прошли. Один у нас немножко говорил по-немецки, но плохо. Нащупали провод, – по земле шел. Подцепились к нему. Этот слушает и нам говорит: «Штаб полка. Такие-то разговоры. Кто-то с передовой отвечает». И мы перерезали его – знаем, что кто-то придет соединять.

Глубоко мы прошли тогда – километров на пять в глубину. Сначала все лежали, ждали. Только на третий день взяли «голубчика». Смотрим – идут два итальянца. Они – слабенький народ. Ты ему дай понять, что его в тыл заберешь, он тебе – «ради бога», сопротивления не будет оказывать. Только наклонились они к проводу… Тут же повалили, тряпку в рот, чтоб не шумел. Провод же сами соединили и ушли. Ночью добрались к передовой. Надо бы переходить. Двое уползли вперед, наблюдают. Проход сделали… Тишина! Еще минут десять полежали – тишина. И сразу – раз, через окопы, и дальше. Тут откуда только сила берется. Эти двое тоже бегут.

Потом дня через три особист мне говорит: «Слушай-ка, Гузанов, ты ведь плохого языка-то привел». Я говорю: «Почему это?» – «Да потому что итальянцы твои – пустое место». – «А я откуда знал, итальянцы или немцы. На них же не написано». – «Ну, ладно, кое-что они сказали. Проверим». Потом пошло в штаб армии, потом – в штаб фронта. Опять пришел, говорит: «Плохие. Ты хоть разбирайся, чего берешь-то». – «Да как ночью-то разберешься? Или немец, или итальянец, или француз, или еще какой-нибудь…»

Скажите, как определяли место, где переползти через траншею немцев?

Сначала на передовой наблюдаешь. Выбрали место. А как непосредственно до дела дошло, то к брустверу подползаешь и заглядываешь, нет ли там кого. Быстро, раз – перескочил и пополз дальше.

Далеко заходили от первой линии окопов?

Да как позволяет обстановка.

Кого-то помните из постоянного состава?

Постоянных в разведке нет. Кого-то убьет, кого-то ранило. Другие приходят. Надо натаскать. А что еще за человек он, да как он себя поведет. Другие, бывает, боятся – сердечко-то не выдерживает. Ведь терпение надо большое иметь. С одним попали под обстрел. Он как заорет. Я ему говорю: «Что хоть ты орешь-то?» Как на такого надеяться? Я потом не стал брать его.

Мне рассказывали, как пытались утащить немца прямо из окопов, с передовой. Вы так не брали?

Нет. В траншеях они по два, по три вместе, и настороже. Там уже с ним трудно. Он готов и может тебя сразу завалить. Мы как-то не пытались. Хотя поначалу вроде пробовали.

Был кто-то еще, кроме итальянцев?

Прихватывали. Один раз поляк попал, а потом немец.

В одном месте перед позициями тянулась болотина. Немцы там не держали постов, только простреливали с правой и с левой стороны. Получался проход метров в 300–400. Вот по этому участку ходили. Но потом немцы его закрыли. Из нашей части несколько человек ушли в плен – немец листовками завалил. Они знали, что я хожу по болоту в тыл к немцам. Да и до меня раньше другие ходили. Один пехотный лейтенант научил: «Ты знаешь, вот в этом месте мы ходим». Я два или три раза прошел, потом закрыли. Сунулись, а нас таким огнем встретили. Вода, грязь. Залегли… уж сколько мы пролежали в этом болоте, не знаю. Что-то долго показалось. Пришлось отходить. Хорошо еще никого не потеряли…

А в первый раз прошли по этому болоту ночью. Где-то в лесу затаились, не показывали носу. Поначалу местность еще не понимаешь, обстановку тоже. Днем лежишь, ночью пробираешься подальше, подальше… Потом смотрим – один оправляться пошел. Только штаны снял, мы его взяли. Тихо, без шума получилось. Принесли, лейтенант говорит: «Ну, вот этот более-менее».

Вы сказали, был еще какой-то поляк…

Эти оказали серьезное сопротивление. На опушке леса возились с ними. Там были дела. Немец – ефрейтор, поляк – рядовой. Оба с автоматами. А автоматы у них хорошие были. Мне они больше, чем наши, нравились. Я потом постоянно немецкий автомат таскал. Одна проблема – было плохо с патронами.

Разумеется, были и неудачные поиски?

Все было. И терял людей много. Однажды попали под обстрел. Мне все посекло осколками: шапку порвало, спина – словно кошки драли, задница, пятки сапог… Слева и справа двоих убило на месте. Мы остались вдвоем на нейтральной полосе…

Кто был ваш непосредственный начальник?

Не помню уже… Хороший мужик, пожилой, правда, уже.

Пленных кому сдавали?

Особистам. Он первый допрос ведет. Никогда при этом не присутствовал. Да и не особо интересовался…

Опишите, как Вы были одеты.

Маскхалаты. Летом – пятнистый, зимой – белый, раздельный: штаны и «пиджак». Автомат немецкий. Нож еще был у меня, финка. Приятель в мастерской работал, ремонтировал. Наточит ее мне как бритву…

Сколько раз Вы были ранены, Геннадий Иванович?

Три контузии, и несколько раз был ранен. По контузиям… в 41-м мне здорово досталось, попал под бомбежку. Мы с передовой шли, а тут немцы налетели. Бомба недалеко разорвалась. Меня наполовину завалило землей. Контузило крепко. Плохо соображал, язык не слушался.