Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

Потолкавшись на вокзале, узнал, что на Харьков скоро отправляется сборный санитарный поезд. Поспешил на платформу, нашел состав. У вагонов стояли медработники — пожилые, молодые, — все в военной форме, но было видно, что форму они носить не привыкли. Желающих попасть на поезд много, но попасть трудно — не берут. Мне повезло — сумел убедить. Рассказал о своем ранении, поблагодарил их за труд, хотя на ноги меня поставили совсем другие врачи. Но я был искренен — я действительно был благодарен медицине, и мои собеседники это почувствовали. С этим санитарным поездом я и добрался до Харькова.

Харьков был уже самым настоящим прифронтовым городом. Везде много военных, на станции — эшелоны с боевой техникой.

Недалеко от вокзала, в парке, разместился продпункт. У меня были талоны на питание, выданные в Ростове, поэтому прежде чем решать, как добираться дальше, я решил перекусить. В продпункте заметил авиаторов и обрадовался. Стал расспрашивать о положении дел на фронте в надежде выяснить что-нибудь о местонахождении своего полка. Но чем больше я пытался что-то выяснить, тем настороженней становилась вокруг меня обстановка. Не сразу я сообразил, что на мне — новенькая пехотная форма, что назвал я себя летчиком и при этом никаких документов, конечно, не предъявил. А кругом полно слухов о переодетых диверсантах… Все это я понял поздно, а поняв, почувствовал себя неловко, чем лишь усугубил настороженность моих случайных собеседников, Словом, я едва не влип в историю. Прояви [49] я любознательность более настойчиво, меня, определенно бы, задержали как подозрительную личность.

Ничего не выяснив, я поспешил покинуть продпункт, отоварившись хлебом, воблой и махоркой. Еще я сообразил, что, хоть сам я считаю себя вполне поправившимся, вид мой, вероятно, не внушает доверия незнакомым людям. Лицо — припухшее, особенно — левая часть, зубные протезы я еще толком не освоил и говорю с каким-то шипением, смахивающим на акцент, — в общем, дело скверное и надо быть впредь поосторожнее. Посадят до выяснения, а там доказывай…

Эшелонов в западном направлении шло очень мало. В основном прибывали оттуда. С трудом пристроился к воинскому эшелону до станции Синельниково. К Кривому Рогу поезда уже не ходили. Теперь у меня была иная задача — надо было добраться до того населенного пункта, куда поезда еще ходили. Поскольку Синельниково расположено к юго-западу от Харькова, а оттуда и до Кривого Рога недалеко — меня этот маршрут устраивал.

Под Павлоградом наш состав был остановлен. Оказывается, накануне фашистские бомбардировщики разбомбили воинский эшелон. Я увидел перевернутые вагоны, обгоревшие и разбитые автомашины, орудия, кое-где — трупы. Путь расчищали военные и жители близлежащего поселка.

К вечеру наш эшелон тронулся дальше. Ночью подъехали к Синельниково. Впереди, над станцией, — зарево. Комендант станции и начальник эшелона объявляют всех следующих в эшелоне мобилизованными на расчистку путей. Оказывается, фашисты бомбили станцию всего минут за сорок до нашего прибытия.

Дым, гарь, пожары. В ночном воздухе, как снег, висел пух от подушек. Во время налета на станции находилось несколько эшелонов, в том числе и эшелон с эвакуированными семьями. Я вдруг почувствовал удушливый запах горелого мяса, и до меня дошел жуткий смысл всего происходящего.

Из темноты мне навстречу шла женщина, которая несла на руках мертвого ребенка. Кругом были разбросаны вещи.

Я двигался, помогал расчищать пути, делал то, что делали в эти часы другие люди на станции, но все это совершалось как-то автоматически и безотчетно. Внутренне я оцепенел от всего увиденного, сознание не охватывало этого, не подчинялось мне. Стороной пролетели немецкие самолеты — я отчетливо видел кресты на плоскостях. Я видел такие кресты и раньше, в воздухе, но теперь я смотрел [50] на них совершенно другими глазами. Где-то в глубине души, я чувствовал, зарождалось какое-то незнакомое мне ранее, холодное и тяжелое чувство. Это была ненависть.

Тракторы растаскивали с путей искореженные вагоны. Я подбирал разный хлам и относил его в сторону. Мое новое обмундирование стало черным, но мне было не до этого.

Нас покормили жители, чьи дома были расположены вблизи от станции. С утра из поселка прибыла большая группа людей с ломами, лопатами и тачками — дело пошло быстрее. Я нашел коменданта станции и попытался объяснить ему, что в эшелоне я — человек случайный, еду в свою часть. Спросил, не поможет ли он с транспортом. Грязный, оборванный, с воспаленными глазами, он никак не мог понять, кто я такой и куда еду.

— Вы что, раненый?

Я — уже спокойнее, чтобы он все-таки уяснил ситуацию — снова подробно все объяснил. Сказал, что направляюсь в свою часть.

— Так где же ты ее найдешь? — Комендант выразительным взглядом окинул пожарище, словно хотел сказать: «Разве не видишь, что делается? Это тут, в тылу, а там!» Но все же порекомендовал: — Иди на станцию Синелъниково-два, там товарные составы формируют на Запорожье. Станки с заводов надо вывозить. Может быть, там пристроишься.

На станции Синельниково-2 людей было меньше. Во время налета сюда упало всего две бомбы около товарного двора, так что можно было считать, что никаких серьезных последствий этот налет для Синельниково-2 не имел.

Дежурный по станции сидел в маленькой комнатушке с телефонами, медленно ел что-то из миски и разговаривал с женой.

Женщина плаксиво тянула:

— Сколько же ты теперь будешь сидеть здесь? Ведь убьют, а у нас ребята… Пойдем, а?

Дежурный, не обращая на меня внимания, мотнул головой:

— Ты что, не соображаешь? Я на службе! На службе, — раздельно произнес он, — поняла?

Но женщина тянула свое:

— Убьют же, а у нас ребята…

Дежурный поднял глаза и увидел меня.

— Тебе что, товарищ?

Я объяснил. [51]

— Поезда в Запорожье уже не ходят, — сказал он, — там теперь фронт. Но часа через два-три будем отправлять туда товарный порожняк. Пристраивайся. Авось доберешься…

Меня вполне устраивал товарный порожняк. На купейный я и не рассчитывал. Я уходил, а за моей спиной жена железнодорожника продолжала тянуть свое. Но я уже понял — такой пост не бросит.

Пристроился я на тормозной площадке товарного вагона и стал ждать. Моросил дождь. После всего виденного на душе было неспокойно. Дело оборачивалось совсем не так, как я предполагал несколько дней назад, выписываясь из ростовского госпиталя. Все оказалось во много раз сложней и драматичней. Собирался я в Кривой Рог, а теперь не был даже уверен в том, смогу ли добраться хотя бы в Запорожье. И если этот товарняк не попадет под бомбы и я все-таки доберусь до Запорожья, то что я буду делать дальше? Насколько я уверовал в то, что мой полк воюет где-то под Кривым Рогом, настолько же я не сомневался в том, что в Запорожье его быть не может. Куда мне там идти? Где искать?