Михаил Беломлинский - Мне повезло: я всю жизнь рисую!

Мы желаем вам, дорогой Эльдар Александрович, ещё многих лет жизни, здоровья и новых творческих успехов на радость нам всем.

АЛЕКСАНДР ДЕМЬЯНЕНКО

Для ленинградского журнала «Аврора» моя жена Вика написала статью про актёра Александра Демьяненко — знаменитого «Шурика».

И в редакции, и актёру статья понравилась, а самое главное — она понравилась жене актёра — красавице Марине, барышне гоношливой и претенциозной. Мы познакомились, подружились и часто выпивали у меня в мастерской.

В какой-то момент Демьяненко уехали отдыхать в Грузию, и режиссёр Товстоногов дал им телефон своего племянника Томаза, который и опекал их там. Был он сыном начальника «Заготфрукта Грузии», и можно себе представить, какими финансовыми возможностями он располагал. Всё это, помноженное на традиционное грузинское гостеприимство, сделало их поездку совершенно сказочной. «Это было что-то из «Тысячи и одной ночи», — не переставала вспоминать Марина.

И вдруг этот Томаз совершенно неожиданно прилетел в Ленинград, да ещё с четырьмя приятелями.

«Понимаешь, Сашенька, Мариночка, дорогие, мы выпивали в аэропорту, а потом вдруг решили вас повидать…»

Они поселились в номере-«люкс» в лучшей гостинице «Европейская» и каждый вечер «накрывали стол» в ресторане.

В какой-то момент Марина позвонила нам и взмолилась: «Я вас умоляю, приезжайте, мы уже не знаем, что с ними делать, они такие скучные, ни в музеи, ни в театры не ходят, только сидят за столом, тоска зелёная, мы с Сашей уже без сил, приезжайте, умоляю…»

Мы приехали. Грузины действительно оказались на редкость неинтересными, вялыми. Совершенно непохожими на наших знакомых грузин, художников, темпераментных, весёлых, загульных красавцев. Но моя жена Вика (наполовину армянка), энергичная, талантливая, постепенно «раскочегарила» компанию.

Она произносила замечательные тосты, читала прекрасные стихи о Грузии, заставила весь зал петь «Сулико» и танцевать лезгинку; в общем, вечер превратился в дивный праздник, а Вика совершенно очаровала грузин. На свою голову, как выяснилось, ибо на следующий день позвонил ласковый Томаз: «Викочка, дорогая, Мишенька! Приезжайте, стол уже накрыт… Ждем вас…»

Потребовалось много сил, чтоб объяснить ребятам, что «Мишеньку» вызвали в редакцию делать срочно рисунок, а она, Вика, после вчерашнего от головной боли даже с кровати встать не может.

Этот звонок — «стол накрыт» — продолжался ещё недели две…

В какой-то момент позвонил Саша и попросил меня: «Я тебя умоляю, я каждый вечер с ними, и этот Томаз платит за меня и за моих гостей, я хочу сам оплатить стол!»

Мы пришли, «накрыли стол» до их прихода и всё оплатили заранее.

В конце вечера, когда Томаз попросил счёт и официант сказал: «Не беспокойтесь, всё уже оплачено…», Томаз ласково попрекнул нас: «Сашенька, Мишенька, зачем обижаете», — и оплатил счёт ещё раз!… На наших глазах!!!

Но вот наступил декабрь, и грузины наконец собрались на Новый год домой.

Достать билеты в это время было нереально. Саша поставил на ноги весь Ленфильм, и наконец все пять драгоценных билетов были получены и вручены каждому.

Наступил последний вечер. Марина позвонила нам: «Умоляю, приезжайте. Они хотят попрощаться с Вами. Они улетают завтра… Я уже не верю в это…»

Мы приехали. И тут вздорная Марина решила взять реванш за тот, первый вечер. Она тоже стала танцевать лезгинку, произносить «восточные» тосты и, потеряв бдительность, ляпнула: «Я хочу поднять этот бокал за этот стол, чтоб он был и завтра, и послезавтра, и всегда…»

И тут, наконец, наши грузины повели себя как настоящие грузины. Не сговариваясь, они все встали и со словами «Молодец, Мариночка! Золотые слова!» вытащили свои бесценные билеты и порвали их в клочки на глазах обезумевшего Саши. Чудо, что его не хватил инфаркт в этот момент. Мы бросились с ним под стол собирать обрывки билетов.

А на следующее утро, сорвав съёмку, Саша поехал с грузинами в аэропорт и, пользуясь своей всесоюзной популярностью, раздавая открытки с автографами, умолил начальство восстановить им билеты и посадить в самолёт. И только убедившись, что они улетели в Тбилиси, бедный «Шурик» наконец вернулся домой, все еще не веря своему счастью.

Первый раз я увидел, как снимают кино лет в шесть. На улице Миллионной, в Ленинграде, где мы тогда жили. В то время она называлась улица Халтурина. Снимали фильм «Маскарад» по пьесе Лермонтова.

По улице неслась великолепная карета, в ней сидела красавица, в старинной шляпе с пером, актриса Тамара Макарова. Карета с разбегу заворачивала на Лебяжью Канавку, потом возвращалась, и все снимали сначала. Потом я смотрел этот фильм и сцена, которую снимали весь день, промелькнула на экране на несколько секунд. Снимал этот фильм знаменитый советский режиссер Сергей Герасимов. Он снял много известных фильмов — «Семеро смелых», «У озера», «Молодая гвардия» и замечательный многосерийный фильм «Тихий Дон» по роману Шолохова. А в 1984 году пожилой режиссер снимал фильм о последних днях жизни великого русского писателя Льва Толстого, где роль Толстого сыграл сам Герасимов. Он был замечательным актером очень похожим на Толстого. Такой же широкий нос и маленькие волчьи глаза.

И хотя к концу жизни большая белая борода закрывала почти все лицо писателя и загримировать под него легко было любого — но загримированный Герасимов был похож на Толстого просто невероятно.

Мой знакомый оператор рассказывал об одной из последних съемок — с прощанием с лежащим в гробу писателем.

Герасимову все предлагали положить в гроб дублера. «Ведь ему ничего не надо играть, лежи себе и всё..», но режиссер хотел во что бы то ни стало сниматься сам, до конца.

И вот идет съемка одного из последних эпизодов фильма. В студии — траурная тишина. Ярко светят осветительные приборы — дзиги, у гроба горят свечи, в гробу до иллюзорности похожий на оригинал писатель. Впечатление, что идет документальная съемка.

Софья Андреевна — ее играла постаревшая Тамара Макарова — склонилась над усопшим мужем. Скорбная мелодия. И вдруг в этой атмосфере печали и траура, совершенно неожиданно Герасимов-Толстой вскакивает в гробу и кричит: «Выше свет, выше!!! Поднимите свет выше.., и камеру левее, … левее, я сказал, левее!!!»

В первый момент от неожиданности все просто оторопели, а потом начали дико хохотать, и остановиться было невозможно, такая сюрреалистическая получилась сцена.

Потом Толстой опять улегся в гроб, гримеры поправили бороду и грим, и съемка продолжалась, но недолго. Через несколько минут всё опять повторилось.