Елена Юнгер - Друзей прекрасные черты

Однажды, став уже достаточно известным, он снимал картину с Мирной Лоу. В одной сцене — после бессонной ночи: помогала врачу принимать близнецов — она смотрится в зеркало и говорит: «Как я устала, измучилась, как я ужасно выгляжу…» Джимми терпеливо выслушал текст и сказал: «Вы выглядите прекрасно. Ваши слова звучат ерундой». Звезда, как всегда, красива, нарядна.

Лоу согласилась с ним, и они решили приблизиться к истине — смыли грим, стерли губную помаду, растрепали волосы.

Через день хозяева студии смотрели отснятый материал. Вызвали Джимми.

— Ты с ума сошел, — сказали они. — Где были твои глаза? Почему ты так ужасно снял Мирну Лоу?

Джимми объяснил, что иначе по сценарию получалась полная бессмыслица.

— Не твое дело, — сказали ему. — Наши звезды должны быть всегда прекрасны, а ты обязан снимать их еще лучше и красивее.

После этого печального случая ему стали поручать съемки подсобных планов — тексты писем, которые читает зритель, вывески, детали вещей. Он пошел выяснить, в чем дело.

— А это наказание тебе, — сказали ему, — за то, что ты изуродовал нашу звезду.

Джимми ушел с этой студии, с тем чтобы никогда туда не возвращаться.

Джимми Хау (Howe James Wong) — один из самых видных операторов Голливуда в тридцатые — сороковые годы. Он диктует, к нему прислушиваются, с ним считаются. Но жениться на белой он не имеет права и живет со своей очаровательной женой в незаконном браке.

Советским зрителям он был знаком по картинам «Северная звезда» и «Контратака».

«Макамбо». Клуб кинематографистов. Прием в честь советских гостей. Кого тут только нет! Льюис Майлстон — знаменитый фильм «Люди и мыши» по Стейнбеку. Очаровательный Жан Ренуар, несмотря на довольно почтенный возраст, безошибочно узнается по младенческому портрету, написанному его отцом. И Орсон Уэллс, и Джоан Крауфорд, Джеймс Стюарт, Эдвард Дж. Робинсон… И Вероника Лейн, и Оливия де Хевиленд… И Хемфри Боггарт, и Генри Фонда… И прославившийся в бесконечных сериях исполнитель роли Тарзана…

А сколько знаменитостей из всей Европы, загнанных Гитлером в Америку…

Мы, советские, вызываем интерес и симпатию. Наше триумфальное движение к победе началось. Подходят, пожимают руки, расспрашивают. Беседуем с довольно известной, очень красивой актрисой.

— Вы не знаете, кто этот маленький смешной человек? — спрашивает она.

Смотрю и не верю своим глазам:

— Это же Фейхтвангер!

— Кто-кто?

— Фейхтвангер! — Спохватываясь, вспоминаю, что нужно произносить точно, как они произносят, чтобы было понятно. Говорю на разные лады:

— Фейхтвангер… Файхтвангер… Фейхтвэнджер… Известный писатель Лион Фейхтвангер!

— Никогда не слыхала, — говорит она, — какой смешной, — и переходит к другой компании.

В зале душно. Народ все прибывает. Гудят голоса. Вылетают пробки. Звенят стаканы.

И вдруг движение в толпе, образовался проход — по нему стремительная пара. Он — небольшого роста, седой, в белом смокинге, она высокая, стройная, в черном. Боже мой! Чаплин!!!

Машина сворачивает с Беверли-бульвара. Роскошный, кажущийся пустынным район — Беверли-Хиллс. Ни одного пешехода на улице. Особняки скрыты зеленью огромных садов и парков, обнесенных высокими оградами. Частная жизнь их обитателей хорошо спрятана от любопытных глаз. Ни в одной телефонной книжке нельзя найти номера их телефонов. Это владения кинозвезд.

В двух-трех местах на широкой дороге, где вихрем несутся машины, вас может остановить человек в потрепанном пиджаке. Он уже издали машет какой-то желтой бумагой, настойчиво привлекая внимание. Не желаете ли приобрести? Это карты с местоположением жилищ кинозвезд. На чем только здесь не зарабатывают!

Еще один поворот, мимо пустыря, запущенного и грязного. Странно видеть среди изящно подстриженных деревьев, выхоленных цветников — кусок земли, поросший засохшей травой. Валяются битые бутылки, консервные банки, рваные мятые газеты. Он ничей — кто же будет следить за ним?

Машина поднимается вверх, въезжает в открытые чугунные ворота, взбирается на маленькую горку и, наконец, останавливается у большого старого дома. Это дом Чарли Чаплина.

Дверь открывает дворецкий, он же и секретарь, и ближайший помощник. Это высокий, седой, почтенный и почтительный человек в черном смокинге, в серых полосатых брюках.

Маленькая передняя ведет в большую высокую комнату. Слева лестница наверх. Справа киноэкран, скрытый портьерой. Небольшой орган, несколько кресел, диван, стол. Дворецкий помогает раздеться, кладет пальто на стол. Почему-то ни в одном доме в Америке я не видела вешалки для верхней одежды. Шубы, пальто гостей сваливают в кучу на стол, на диван. В случае особого расположения к гостю — на кровать в спальне хозяйки.

В открытых дверях во внутренние комнаты появляется сам хозяин. В сутолоке «Макамбо» я не разглядела его как следует. Вот он какой! Ничего похожего на то, каким мы привыкли его видеть. Ни помятого котелка, ни трости, ни усиков. А где же черные глаза? Голубоглазый! Ясный, светлый, открытый взгляд. И сам — подвижный, легкий, приветливый, молодой. Удивительно молодой.

— А вот моя старушка! — шутит он, представляя свою совсем юную, чудесную свою Уну. На первый взгляд она кажется немного мрачноватой. Длинные, гладкие черные волосы. Неправильное, прелестное лицо. Похожа на какого-то дикого зверька. Но стоит узнать ее поближе — покоряет ее очарование. Вся настоящая, никакого притворства.

Входим в гостиную. Большая уютная комната. Ни показной роскоши, ни парадного холода, ни выставочного зала, какие встречаешь здесь во многих домах. Иногда страшно пепельницу передвинуть, чтобы не нарушить этого пугающего порядка. Здесь нет «обстановки». Мебель разная — старая, удобная. На стенах старинные английские гравюры. Древняя сабля японского самурая с перламутровой рукояткой. Несколько китайских и английских фарфоровых вещей. У камина низкий круглый столик, открытый рояль. Длинные низкие и высокие полки, набитые книгами. На одной из них, скрытая какой-то деревянной скульптурой, притаилась золотая фигурка «Оскара». Чаплин равнодушен к таким наградам. Даже как-то стесняется их.

Видно, что в этой комнате проводится много времени. И работает Чаплин здесь. Это заметно хотя бы по тому, как, рассказывая отдельные сцены из нового сценария, присаживается к роялю. Он пишет сейчас «Месье Верду» — современный вариант «Синей бороды». Герой — маленький человек — добывает средства на содержание больной жены и сына, соблазняя и убивая богатых женщин. И текст и музыку сочиняет он вместе. Одно вытекает из другого. Привычные движения от рояля к столу, от стола к роялю. Масса необходимых мелочей, все здесь под рукой. Вот он ищет очки. Похлопывает себя по карманам, по бумажкам на столе. Весело хохочет — забыл их на рояле. Переворачивая страницы сценария, любовно их поглаживает, как живое существо.