Федор Талызин - Путешествия за невидимым врагом

Дальнейший мой путь — Южный берег Крыма, Севастополь, развалины древнего города Херсонеса, Бахчисарай и пещерный город Чуфут-Кале, и всюду я осматривал исторические памятники, бродил по кривым и узким улочкам старых городов, посещал мечети, церквушки, базары, знакомился с бытом и нравами местного населения. Во время путешествия с большим увлечением ловил бабочек, жуков, собирал растения и минералы. После возвращения в Борисоглебск я передал коллекцию в физический кабинет гимназии.

— Поездка оказалась исключительно интересной, — продолжал Павловский, — она открыла передо мной новые миры в реальном их восприятии. В подробных дневниках у меня были записи, рисунки, карты.

Настало время идти в военную школу. Евгений поступает в Военно-медицинскую академию в Петербурге. Здесь у него возникла мысль напечатать впечатления о поездке по Кавказу и Крыму в каком-либо журнале.

Он обратился к крупному издателю в Петербурге П. П. Сойкину, но тому казалось, что писать в журнал студенту-первокурснику рано. Статью он оставил с полуобещанием напечатать, но через некоторое время прислал отказ. Тогда Павловский переделал рассказ и отнес его другому издателю, и вскоре статья увидела свет.

— Когда прожита большая жизнь, — не раз говорил мне Павловский, — невольно хочется разобраться в полузабытых событиях. В памяти воссоздаются образы прошлого, устанавливается причинная связь событий, казалось бы совершенно случайных и малозначащих, но в длинной цепи зависимостей, приводивших, как это стало видно позже, к знаменательным последствиям.

Наряду с родившейся у меня страстью к путешествиям я не терял интереса и к коллекционированию насекомых.

Собираясь покинуть Борисоглебскую гимназию, я пришел проститься с ее директором, которому передавал на протяжении ряда лет коробки с бабочками и жуками. Директор взял с меня слово встретиться с заведующим кафедрой зоологии Военно-медицинской академии профессором Николаем Александровичем Холодковским и попросить его дать из запасов музея двойников, не вошедших в коллекции кафедры.

Профессор оказался любезным и охотно удовлетворил нашу просьбу. Он извлек ящики и предоставил мне право отобрать самому для гимназии все, что представит для нас интерес. К отбору я возвращался много раз. За это время присмотрелся к жизни кафедры, так же как пригляделись ко мне. Тогда-то и возникла мысль испросить у профессора разрешения работать на никем не занятом столе, стоявшем за музейными шкафами возле чучел зебры, осла и зубра, переставших со временем меня смущать…

Как-то в студенческой читальне мне попался на глаза ежемесячный журнал «Известия Военно-медицинской академии». В нем я прочел статью Холодковского «О строении ротовых органов некоторых кровососущих насекомых».

При встрече с автором решился попросить для себя оттиск его работы. Профессор обещал.

— Да вы займитесь этим сами, — сказал он улыбаясь.

От радости я не чувствовал под собой ног. В самом деле, первокурсник, только что переходящий на второй курс, — и вдруг тема для научного исследования. Этот счастливый час без преувеличения предопределил всю мою дальнейшую жизнь — в смысле ее направления.

Но тут произошло событие, чуть было не нарушившее все планы. Павловский заболел брюшным тифом. Болезнь сильно ослабила его организм, и, чтобы поправить здоровье, летом он отправился на Кавказ.

— Возвратившись в Петербург, — вспоминал Евгений Никанорович, — я встретил на кафедре Холодковского, который сразу же дал мне новое задание. Засаживаюсь за препаровку, тружусь засучив рукава, читаю литературу.

Наступили события 1905 года. Павловского увлекают революционные настроения, и он принимает участие в студенческих сходках.

Начинаются забастовки, преследования полиции, академию неожиданно закрывают.

Павловский покидает Петербург и едет к отцу в Борисоглебск. Холодковский снабжает его микроскопом, дает микротом [2] Прибор для изготовления микроскопических срезов ткани. и напутствует, что и как делать. Дома Евгений организует крохотную лабораторию, в которой проводит исследования по теме, полученной от профессора. Холодковский присылает ему книги, статьи.

Когда возобновляются занятия в академии, Павловский приезжает в Петербург и продолжает работу на кафедре. Вскоре он пишет научную статью, иллюстрирует ее собственными рисунками, статья публикуется в журнале.

— Так, — вспоминал Евгений Никанорович, — тла моем жизненном примере подтвердилось довольно распространенное явление: первая научная работа определяет основную ось всей последующей научной деятельности. Но есть в этом становлении одно важное обстоятельство: роль учителя, руководившего первыми шагами в науке. Моим учителем стал Холодковский. И это определило успех всей моей научной деятельности.

После окончания академии в 1909 году Павловский получает диплом с отличием. Имя его заносится на мраморную доску. Молодого врача прикомандировывают к кафедре зоологии и сравнительной анатомии, возглавляемой Холодковским.

— Самая большая награда, которую я получил, — говорил Павловский, — это то, что я стал учеником исключительно талантливого учителя. Многие близко знавшие Холодковского называли его Леонардо да Винчи наших дней. Но мне он казался более похожим на Ломоносова. Холодковский был крупным зоологом и прекрасным педагогом. Он прекрасно рисовал и был поэтом, писателем и музыкантом. Его знали как лингвиста и непревзойденного переводчика со многих языков.

Николай Александрович Холодковский воспитал достойного себя ученика — Евгения Никаноровича Павловского, давшего советской науке весьма ценное для теории и практики учение о природной очаговости, создавшего собственную школу ученых-паразитологов и специалистов по изучению ядовитых животных.

В 1914 году Павловский был послан в научную командировку за границу. Он побывал во многих странах Западной Европы, проехал по северным окраинам Алжира, Туниса, посетил северные районы пустыни Сахары. Здесь Павловский собрал обильные материалы для диссертации, на университетскую ученую степень магистра зоологии и сравнительной анатомии. После сдачи магистерских экзаменов, он защищает диссертацию на степень магистра.

Год спустя молодой ученый едет в Среднюю Азию.

В окрестностях Джулека в Перовском уезде Сырдарьинской области он собирает большую коллекцию членистоногих, изучает вопрос заболеваемости малярией. «Джулек, — пишет Павловский в одной из своих статей, — вероятно, персидское слово. В переводе оно означает «тысяча источников». Часть из них я разыскал и осмотрел попутно бывшую крепость, основанную в 1861 году. Малярия в районе Джулека в ту пору была распространенной болезнью. Против нее не принималось никаких мер. Правда, на воздухе жители спали под пологами, но в таких случаях имелась в виду защита от комаров вообще, но не от малярийных в частности. Предохранительной хинизации здесь не существовало. Хиной пользовались лишь тогда, когда появлялись приступы болезни. Хина, как и другие лекарства, здесь была дорогой. Все это в связи с отсутствием врачебной помощи и ознакомления населения с причинами болезни являлось неблагоприятным обстоятельством, немало содействовавшим развитию болезни. Были места еще худшие, как, например, Джизак или местность в Голодной степи, где явных маляриков среди населения имелось свыше 50 процентов».