Олег Дорман - Я медленно открыла эту дверь

Надя Кожушанная, Валера Залотуха, Михаил Шелехов и другие – это были студенты Высших курсов, которых они с Семеном Лунгиным набрали в конце 80-х годов.

Валера Залотуха – прекрасный голубоглазый златокудрый красавец – писал пронзительные рассказы. Мы с ним были дружны, и он очень любил, зная мою горячность в некоторых вопросах, разыгрывать меня. «Ты знаешь, – говорил он, горестно потупив глаза, но каким-то зловещим шепотом, – это происходило на кухне, где я поила его чаем или кофе, – я вступил в общество „Память“. Они многое правильно говорят. А потом – я же русский человек».

Я застывала с чашкой в руке, хорошо, что там еще не было кипятка. Я кричала, посуда летала по кухне, что-то падало, но я продолжала кричать на Валеру. Из гостиной выбегала Людмила Владимировна, которая с кем-то в это время разбирала сценарий. «Что случилось?!»

– Он вступил в общество «Память»! – почти рыдая, отвечала я.

– Ну что за дура ты, Наташа! – и она невозмутимо удалялась к себе в комнату. А Валера, ничуть не смущенный, весело подмигивал мне и примирительно говорил:

– Ну, ладно, если тебе не нравится, пока не буду вступать в «Память».

Его солнечная фотография всегда висела у нее на кухне, уже в доме на «Аэропорте», где она жила до последних дней. Она пережила его, своего любимого ученика, который делился с ней всем, что писал. И Надя Кожушаная ушла совсем рано.

Людмила Владимировна щедро дарила своих друзей. Я имела счастье заниматься у Семена Львовича Лунгина. Она привела в дом на Смоленской Михаила Давыдовича Вольпина, и это для нас, двадцатилетних (я позвала тогда своих друзей), был настоящий праздник. Он рассказывал о Николае Эрдмане, арестах и ссылках, о 20–30-х годах. Она привела меня в дом Леонида Даниловича Аграновича, с которым когда-то работала на студии, и мы все вместе дружили все его последние годы. Но главное, мы вошли с ней вместе в ее прошлое. На основании архивов ее тети Татьяны Александровны Луговской и ее мужа Сергея Александровича Ермолинского, а главное, ее отца Владимира Луговского я сделала книгу о ташкентской эвакуации писателей. Вместе мы открывали новое и новое для себя, и во всём, что я делала, писала, находила, всегда было ее присутствие. Она с удовольствием набирала на компьютере тексты писем, дневников, неизвестные стихи отца. Каждый новый поворот сюжета из прошлого мы обсуждали вместе. Но скоро, к великой печали, она стала плохо видеть и всё хуже слышать. Это мучило ее ужасно. Ее словно приговаривали к изоляции. Она мужественно сопротивлялась. Научилась читать огромные буквы в электронной книжке, носила слуховой аппарат, но всё равно ей становилось всё труднее. Последние годы она угасала.

Из того, что не успела сделать. Ее мечтой было написать монографии о трех замечательных сценаристах, которых она очень хорошо знала и глубоко понимала. Это Александр Хмелик, Евгений Григорьев и Юрий Клепиков. Она мечтала написать о том, как сценарий может превращаться у таких художников в настоящую большую прозу.

Редактор журнала «Кино – детям», кинообъединения «Зодиак» (киностудия имени Горького), дирекции кинопроизводства Первого канала, киностудии «RWS. Всемирные русские студии».

В начале было слово, и слово было «Милка».

Оно на все лады произносилось ее подругами: с придыханием, с гордостью от причастности, с восторгом. Иногда к нему добавлялось «Голубкина».

Мне не везло – не получалось столкнуться на общих кухнях.

До поры.

Я работала в «Союзинформкино» на Ордынке, была выпускающим редактором журнальчика «Кино – детям». Об этой конторе можно долго рассказывать. Скажу только, что это было моё личное счастье. Я познакомилась с совершенно потрясающими людьми, которые почему-то принимали во мне незаслуженное, на мой взгляд, участие – учили писать, редактировать, я была «чужаком», из технарей, но бешено влюбленная в кино.

Там я познакомилась с Иной Туманян, и мы подружились.

Ина терпеть не могла кинокритику. Считала, что критики ничего не понимают в производстве и потому не имеют право судить о конечном результате.

Я и не спорила, я и правда ничего не понимала в производстве, как-то и не тянуло узнать. Я упивалась возможностью писать про режиссеров, про артистов, про кино.

И тут случились перестройка и Пятый съезд кинематографистов.

В кино произошла революция: к руководству Союзом кинематографистов пришли новые талантливые люди, киностудии переформатировались – во главе творческих объединений встали яркие, умные режиссеры.

Ине Туманян предложили возглавить одно из объединений киностудии имени Горького, «Зодиак». Мы радовались за нее, как дети: она, как никто, была достойна делать большое дело.

Раздался звонок: «Бросай всё и иди ко мне редактором». Я не задумываясь сказала: «Нет! Ничего не понимаю в драматургии и уж тем более – в производстве».

Прошла, может, неделя. Опять звонок: «Ты дура, что ли? Мне со всей страны звонят, спрашивают, не надо ли помыть полы? У меня Мила Голубкина согласилась быть главным редактором. Приходи, научим!»

Это было мощным аргументом.

Я начала задавать всем вопросы: что такое редактор в кино?

Никто толком не знал. Только Вера Васильевна Шитова сформулировала: «Это человек, который хочет, чтобы было лучше».

И я – нырнула. Так произошло моё знакомство с Людмилой Владимировной Голубкиной.

Она не учила, в привычном понимании этого слова, достаточно было ее слушать. Над всем витала ее доброжелательность и глубочайшее уважение к автору и слову. Она чувствовала не только текст – личность автора. Находила подход к каждому, правильную интонацию. Была готова к разумному компромиссу – и всегда добивалась желаемого результата.

Насколько я помню (прошли годы!), одним из первых их с Иной Туманян решений было взять в объединение «Маленькую Веру», от которой все шарахались. По тем временам это был подвиг. Картина была готова, но ее еще нужно было провести через Госкино. И началась битва, в которой они победили!

Мы начали собирать сценарный портфель. Было очень сложно, поскольку студия выделяла объединению бюджет на четыре-пять фильмов в год. Сумасшедшим потоком пошли сценарии. Читали, обсуждали, отсеивали.

Я училась каждую минуту. Людмила Владимировна и Ина Туманян составили идеальный тандем, у них была единая шкала ценностей, они одинаково оценивали и тексты, и потенциалы авторов, они смотрели в одну сторону.

И обе любили молодых и талантливых, не боялись рисковать. Так к нам пришел Валерий Тодоровский со своим дебютным сценарием «Любовь». Так появился Кшиштоф Занусси со своим учеником Анджеем Чарницким и проектом «Крысолов». Людмила Владимировна и Ина Туманян ездили к мастеру в Варшаву, работали над сценарием.