Олег Дорман - Я медленно открыла эту дверь

Любили мы с Милой вечерами, уложивши детей спать, сидеть на озере, наблюдая беспримерной красоты закат, и читать стихи. Я видела, что она счастлива. На протяжении всех долгих, слава богу, последующих лет нашей дружбы мы неизменно возвращались к воспоминаниям об этом путешествии, с полуслова, полужеста понимая, какая всплыла в памяти деталь.

АНДРЕЙ: Были еще другие совместные поездки, уже с моим участием. Две связаны с анимационными фестивалями: в Тарусе и «КРОК». Это были путешествия на корабле в разные места России и Украины, то по Волге, то по Днепру. Директором Тарусского фестиваля был Саша Герасимов, а директором «КРОКа» Ирина Капличная. Мне не пришлось никого просить. Как только я произнес «Людмила Владимировна хотела бы поехать» – немедленный отклик: «Да, конечно, будем рады».

МАША: Была особая атмосфера в таких корабельных фестивалях: аниматоры – народ нестандартный – создавали необыкновенную творческую обстановку. И строгий, я бы сказала, порой даже суровый остров Валаам… Всё вместе произвело на нас с Милой сильнейшее впечатление. Мы вдвоём в свободное от просмотров время сидели на палубе и курили, и стихи читали всласть. Мила, несмотря на предупреждение капитана, купалась в холодной реке. Это, кажется, была Свирь.

АНДРЕЙ: Еще о купании. Несколько лет подряд мы снимали дачу в Переделкино на берегу Самаринского пруда, крайнюю у плотины. Чтобы искупаться в пруду, можно было не покидать участок. В одно лето Мила, ежедневно купаясь, с дочкой и тетушкой около месяца прожила на этой «нашей» даче. И я запомнил как отдельный кинокадр Милу, стоящую спиной к дороге, лицом к пруду, в купальном костюме, облегавшем ее ладное загорелое тело, – запомнил еще и потому, что, когда видел в Третьяковке «комсомольских богинь» – а попросту рабфаковок, спортсменок, которых так любили изображать Дейнека и Самохвалов, – вспоминал почему-то Милу на берегу Самаринского пруда.

МАША: Мила была благодарным и радостным человеком. Вспоминала эти поездки, особенно путешествие на Валаам, до самых последних дней, и глаза ее, казалось, снова начинали хорошо видеть.

АНДРЕЙ: Нельзя сказать, что Мила чуралась быта: все проблемы, связанные с этой сферой, не обходили и ее. Но подлинным и главным пространством ее существования были, безусловно, литература и кино. В атмосфере поэзии Мила чувствовала себя как в родной стихии – не только в буквальном смысле.

Время, в котором мы жили, было пропитано поэзией. Знаменитое некогда противопоставление «физиков» и «лириков» теряло актуальность: большинство «технарей» были страстными читателями Евтушенко, Вознесенского, Ахмадулиной, знали стихи Рождественского, песни Окуджавы.

МАША: Так же как для людей творческого склада было естественным стремление познакомиться с азами квантовой механики и теории относительности. Это отразилось и в кино, достаточно вспомнить «Девять дней одного года» Михаила Ромма и «Заставу Ильича» Марлена Хуциева и Геннадия Шпаликова.

АНДРЕЙ: Мы говорим о времени Милы прежде всего потому, что она была плоть от плоти этого времени.

она могла бы произнести слова Мандельштама с неменьшим правом.

И, конечно, теми же обстоятельствами времени и места была Мила связана с домом своей тетушки.

МАША: В доме Татьяны Александровны Луговской и Сергея Александровича Ермолинского были заведены особые правила. Были даты, собиравшие ближний круг друзей – как правило, неизменный, с небольшими вариациями. Многие годы этими датами были дни рождения и именин хозяйки (соответственно 28 октября и 25 января) и день рождения Сергея Александровича (14 декабря).

А с годами к этим датам прибавилась еще одна – 18 февраля, дата его смерти.

АНДРЕЙ: У меня почему-то независимо от времени года эти собрания вызывали в памяти стихи Бориса Пастернака:

МАША: Обыкновенно после тостов за здоровье именинников речь держал Сергей Александрович. Это была именно речь, поскольку он, провозглашая здравицу в честь каждого из гостей, непременно давал им характеристики – яркие и остроумные. Адресатами же были Вениамин Александрович Каверин с женой Лидией Николаевной Тыняновой, Сергей Юрский с Наталией Теняковой, Леонид Лиходеев с Наденькой Филатовой, Натан Эйдельман, Борис Жутовский, Даниил Данин, Валентин Берестов, иногда Людмила Петрушевская, Алла Демидова, Наташа Рязанцева, Мариэтта Чудакова, Владимир Яковлевич Лакшин с женой Светланой. Естественно, всегда бывала Мила, которая вместе с двумя другими племянницами Татьяны Александровны – Мариной Шаховской и Машей Седовой – участвовала в организации и проведении праздников. Я изредка тоже помогала.

После того как Ермолинский завершал «обход» гостей по часовой стрелке, свои слова в честь собравшихся произносила Татьяна Александровна – двигаясь уже против часовой.

АНДРЕЙ: А бывали еще и летние сессии, когда в Дом творчества писателей в Переделкино, где каждое лето квартировали Татьяна Александровна и Сергей Александрович, сходились и съезжались те же лица, и Натан Эйдельман читал новонайденные в архивах материалы, вроде переписки Виктора Шкловского и Юрия Тынянова, Татьяна Александровна блистательно читала любимого ею Блока, Данин (ох, как здорово он это делал!) читал Пастернака, а Валя Берестов – свои прелестные стихи и показывал Маршака и Пастернака так, как умел еще только Ираклий Андроников.

И Мила, конечно же, как и мы, вбирала многое. После ухода стариков она так же неизменно продолжала собирать друзей дома, и так же неизменно приходил Даня (Даниил Семенович Данин) со своей польской водочкой в маленькой плоской бутылке и еще кое-кто из ближайших соседей, и в этот поредевший со временем круг входили новые друзья, дети Людмилы Владимировны – Володя и Галя, Наташа Громова, Олег Дорман и другие.

МАША: Татьяна Александровна, отмечая дату ухода Сергея Александровича, повторяла, что должна умереть в этот же день. Так она и поступила, провидение услышало ее просьбу, и спустя десять лет она ушла в ночь с 18 на 19 февраля.

АНДРЕЙ: Мила свято соблюдала обычай собираться в этот день, и мы старались не пропускать годовщину памяти людей, столь дорогих и для нас. Сначала собирались там же, где собрания происходили при их жизни. Затем, когда с годами круг поредел, наши сходки переместились на кухню. Всё вернулось на круги своя, кухня снова погрузилась в облако табачного дыма. Мила разрешала курить всем.

МАША: Я знала Милу во многих ипостасях. И рядовым редактором объединения «Юность» на «Мосфильме», и главным редактором объединения «Зодиак» на студии Горького.