Шэрон Лоуренс - Джими Хендрикс, Предательство [Интимная история преданной музыкальной легенды]

Проиграв с Kingpins четыре месяца, Хендрикс ушёл от них. Просто это была не та ситуация, в которой он мог бы проявить себя, к тому же он всегда верил, что только вырвавшись вперёд, он сможет рассчитывать на признание, которого добивался с таким трудом.

— Я достиг точки, в которой я сдурею, если не сделаю что–то, — сказал он. — Большой риск быть другим, стараться догнать свою мечту.

Он провёл несколько выступлений со всегда обворожительным Куртисом Найтом и с Карлом Холмсом, певцом в стиле соул из группы Филадельфия. Эл Ароновиц, в то время у него была своя музыкальная колонка в газете Нью–Йорк Пост, вспоминает, как он видел игру Джимми в Гепарде в апреле 1966 года:

— Ничего подобного я не видел, — восклицает Ароновиц. — Я не мог оторвать от него глаз!

Джимми стал лучше ориентироваться на Манхаттане и пришло время перестать "глазеть в витрину" магазина Мэнни на Западной 48–й Стрит — все эти гитары манили его. Наконец, однажды, он зашёл внутрь, притворившись, что его не смущает обилие гитар. Продавцам, многие из них — прекрасные музыканты, он нравился, и нравилось его звучание и ему разрешили перепробовать многое из гитар. Поддерживаемый их одобрительными напутствиями он, выйдя от Мэнни, направился исследовать Гринич–Виллидж, расположенный в двух милях от магазина Мэнни, если идти по 6–й авеню. Именно богемский характер, а вернее, характеры Виллиджа вселили ему с новой силой надежду на преодоление барьера. Никто там не пялился на высокого худощавого бледного молодого чёрного человека с гитарой, переброшенной через плечо.

— Люди в Виллидже были со мной вежливы, — сказал он.

Сначала робко он обошёл узкие улицы, рассматривая витрины кафе с сидящими за столиками, расставленными снаружи, местными жителями, кто играл в шашки, кто читал стихи, обсуждая писателей–битников, кто просто болтал или слушал музыку folkies, так популярную здесь.

— Первым местом, где я решил присесть, — сказал мне Хендрикс, — было Кафе Ва?, Дилан играл здесь незадолго до этого. И у меня была надежда, что и мне разрешат здесь поиграть. Вот такая была моя маленькая мечта.

Вблизи его очередной наидешёвейшей гостиницы он познакомился с Майком Кваши, парнем с Тринидада, танцующим лимбо в одном из клубов на Западной 44–й Стрит — African Room. Кваши был известной фигурой среди нью–йоркских клубов.

— Майк — цветной до мозга костей, — сказал мне Хендрикс в 1969 году, — и по манере одеваться и по своей особенной манере говорить. Он был быстр и на то, чтобы дать мне взаймы и на то, есть ли мне сегодня где переночевать. Я всегда был рад, если находилась подстилка на полу или диван, чтобы упасть отдохнуть в Нью–Йорке — особенно, если это было где–нибудь поблизости от Виллиджа.

И Хендрикс добавил, понизив голос:

— Этот день настал, и я могу теперь вернуть его помощь и его доллар с лихвой.

Ещё одним "поверившим в Джимми" был саксофонист Лонни Янгблад. Хендрикс вспоминает:

— Я много нового узнал об игре на гитаре, слушая, как Лонни играет на своём тенор–саксофоне, особенно, когда он варьирует разными тональностями. Кроме того он стал мне отличным другом.

Янгблад описывает Хендрикса одним словом "вдохновлённый".

— Джимми — феномен, — сказал он. — Он обладал такой глубиной и мастерством, что оставлял далеко позади себя простых парней, вы понимаете, что я имею в виду? Глубину проникновения в ваше структурированное сознание, создающее различные образы и Джимми счастливо владел этим. Я хорошо помню один вечер, мы работали в Lighthouse, бродвейском клубе где–то среди Западных 70–х. Мне хотелось сыграть что–то особенное. Я решил сыграть Misty и очень надеялся, что у него это получится, потому что мне не хотелось ставить его в неловкое положение, так как мы до этого с ним играли в основном один ритм–и–блюз. А он произнёс только: "Начинай, дружище". И я сказал себе тогда, всё это становится интересным, и более того, могу теперь сказать, это стало интересным, потому что Джимми сыграл этот чёртов Misty! Мне пришлось поверить в невероятное — этот парень обладал такой преданностью и такой любовью к блюзу и такими возможностями, что он мог вот так, просто, взять да сыграть в любом другом жанре и создать такую неповторимую интерпретацию, что, уверен, всем, находящимся в тот вечер там, это запомнилось на всю жизнь!

Этот саксофонист относился к Джимми как к брату. Он не спускал с него глаз, купил ему усилитель и делал так, что вечно опаздывающий всюду Джимми вовремя являлся на выступления. Жена Лонни настояла на том, чтобы Джимми позволил им оплачивать его гостиничный номер. Янгблад был тем редким человеком, встретившимся ему на его жизненном пути, на кого он мог положиться и который от него ничего не ждал.

В 1966 году незадолго до того как Хендрикс ушёл от Куртиса Найта, он познакомился с Региной Джаксон (скорее всего это её ненастоящее имя), девочкой–подростком убежавшей из Миннеаполиса. Джимми узнал, что у шестнадцатилетней Регины, ещё неоперившейся проститутки с уже несколькими зафиксированными в её деле арестами, не было даже спичек, чтобы согреть свои руки в холодном зимнем Нью–Йорке. И подобно той заботе, какую выказывали его "цыпочки" по отношению к нему, его побитым мечтам и несчастной жизни, Джимми попытался совершить своё собственное благородное деяние. Он принял на себя роль заботливого попечителя, и если даже его карманы к концу дня оказывались опустошёнными нью–йоркской действительностью, то что говорить о девочке со Среднего Запада, для которой этот большой город был не тем местом, где бы ей следовало расти. Он рассказывал мне, что неоднократно пытался убедить Регину покинуть улицы:

— У неё была способность влипать в самые невероятные ситуации.

Некоторое время они вдвоём делили комнату в самых дешёвых гостиницах неподалёку от Таймс–Сквер. Проигнорировав все увещевания Джимми, она снова попалась, её арестовали, и она вскорости покинула Нью–Йорк, чтобы избежать тюрьмы. Эта своенравная Регина, беременная на ранней стадии, уехала настолько поспешно, что даже не успела найти Джимми–Деймса чтобы попрощаться.

— Временами меня сводила с ума идея своей собственной группы. Сперва мне пришла мысль назвать её Rainflowers, но позднее я остановился на Blue Flame.

Тем летом Джимми, этот злополучный жонглёр женским вниманием, поймал взгляд одной молодой англичанки, которая в будущем и оказалась тем недостающим звеном, которому суждено было привести его к всемирной славе. Впервые она увидела его игру в Гепарде, была им очарована и с того раза проводила все вечера в Гринич–Виллидже наблюдая за Джимми, играющим со всё время меняющимся струнным составом из только–что оперившихся музыкантов своей собственной группы Blue Flame. [Вот откуда это устоявшееся заблуждение, называть его группу Джимми Джеймс и Blue Flames — Блу–Флемов было много!] Близкая к совершенной красоте, с великолепными ногами и стильно одетая, с искрящимися, хорошо уложенными волосами, о Линде Кит мне рассказала одна бывшая официантка одного из кафе в Виллидже: