Шэрон Лоуренс - Джими Хендрикс, Предательство [Интимная история преданной музыкальной легенды]

— … вулканами эмоций, — тихо произнесла я.

— Да! Верно, ты совершенно права! — Джими взволновали мои слова, выразившие моё настроение.

— Слова могут быть и приятными, и хрупкими, и уродливыми, и удивительными, — продолжила я.

— О, да! — согласился он.

Его выгнали из старших классов, я ушла с диплома в колледже, но мы оба расцветали во время подобных бесед.

Часто стихи, которые мне доводилось видеть на исписанных листочках гостиничных номеров, фантастическим образом оживали, когда он накладывал их на музыку. Machine Gun, Izabella и Belly Button Window — вот некоторые среди тех, которые я видела тогда в гостиничных черновиках. Эмоциональная мощь его гитары, приобретала большую выразительность, когда он переносил её на плёнку. Джими любил наблюдать за мной, когда я читала его стихи. Он усмехнулся, когда я рассмеялась над "шоколадками" в Belly Button Window, но когда я начала обсуждать с ним личное этой песни, у нас получилась долгая серьёзная беседа. Конечно, я поняла, что это он был нежеланным ребёнком в этой песне, но сказала, что слова необычные, немного забавные и что много яда и горечи в них, и ещё многого ему наговорила, что сама про всё это думаю. Ещё я сказала, что она чертовски хороша, но совсем не годится для концертного исполнения. Джими же воспринял мои слова как комплемент.

Я была поражена, насколько важны были для Джими каждое слово, каждая буква его стихов, с какой тщательностью он их подбирал, Я видела работу преданного своему делу поэта, который проверял каждую букву и, правда не всегда, грамматику. Он хотел, чтобы его стихи звучали так же выразительно, как и его музыка.

Но вот чего бы никто никогда не сказали о нём, самом необычном в Старляндии: Джими нравилось, чтобы я рассказывала ему о своей работе: от сварливых начальников до интервью с киносъёмочных площадок, и совершенно неважно, находились ли мы в студийных аппаратных или в с претензией обставленных ресторанах, вроде Brown Derby или Скандии. Вы бы видели, как он, улыбаясь своей широкой улыбкой и попивая маленькими глотками свой зелёный чай или апельсиновый сок, заглатывал дюжинами клубнику и выпытывал из меня во всех подробностях о новых киноактёрах и режиссёрах, о которых мне приходилось писать. Сперва, я брала интервью у знаменитостей, потом — Джими с пристрастием интервьюировал меня. Я была настолько искренна и так язвительна, что Джими хохотал в полный голос над моими беззастенчивыми ремарками.

Для меня самой привлекательной чертой его характера была неудержимая страсть к учению. Он искренне хотел знать всё о других творческих людях — как они живут, как работают. Какие цели они ставят перед собой? Кто помогает им? Кто даёт советы? Счастливы ли они?

Я рассказала как мы с оскароносным режиссёром Джорджем Стивенсом встречали рассвет в пустыне Невада, так как он хотел мне объяснить, как он собирается поставить свет во время дневных съёмок. Я рассказала Джими о Фрице Ланге, почитаемом всеми режиссёре, поставившем такие фильмы как Метрополис и М:

— Фриц в свои почти восемьдесят лет носил чёрную повязку на глазу. Он бежал от нацистов в Америку, и первое, что он предпринял здесь: совершил путь в сотни миль, чтобы увидеть своими глазами индейцев Юго–Запада.

Ещё Ланг был научным фантастом, что особенно заинтересовало Хендрикса. И Стивенс, и Ланг — оба были одними из самых уважаемых во всём мире кинорежиссёров. Хендрикс с вниманием слушал, как я рассказывала ему, что такие, достигшие всемирного уважения творческие люди, смогли выдержать все трудности и лишения, выпавшие на их долю и испытали так же, как и он, нечто подобное любви и ненависти, сопутствующее славе.

Я рассказала, что мне посчастливилось побывать в Ницце, в студии Анри Матисса. Из посетителей я там была одна и, стоя у окна, передо мной расстилался тот же пейзаж, что и пятьдесят лет назад перед глазами художника — мерцающее море, деревья, розы — и я поделилась с Джими своими переживаниями, нахлынувшими на меня в тот момент.

— Обязательно мне тоже нужно побывать там! — воскликнул он.

Совершенно очевидно, что личный интерес, проявленный Джими к этим людям, был связан с их уникальной способностью творить и воплощать в жизнь своё мощное воображение на протяжении всей своей жизни.

— Я — такой же, и буду всегда играть на своей гитаре. Всегда, — подчеркнул он.

Однажды я поделилась с ним своим ощущением, не дававшим мне покоя в те дни — в этой жизни или в следующей — вот, если он бы вошёл в комнату, где собрались бы все великие музыканты, и Бетховен, и Моцарт были бы среди них, они все приняли бы его как своего. Наивная дура — возможно. Но я была уверена тогда в этом, как и сейчас. Ни для меня, ни для Джими это не было лестью. Он верил в преемственность, родство и непрекращающееся вдохновение, впитываемое поколениями музыкантов на протяжении веков. Насколько Хендрикс часто жил одним моментом, настолько значение его музыки простирается далеко за рамки рок–фестивалей и виниловых пластинок. Когда он погружался в свои размышления, его одухотворённость, его послания жгли языками пламени мою душу. И со сцены, и в жизни.

26 апреля Опыты сыграли в Форуме один из своих самых значительных концертов калифорнийского куста со времён Монтерея. Среди восемнадцати тысяч поклонников были и просто следящие моде молодые люди в окрашенных футболках и джинсах и девушки в полупрозрачных блузах и миниюбках. Но совершенно потеряли всякое значение, и те силы, и то время, затраченное на наряды, когда Джими, Ноэл и Мич появились на сцене. Были забыты все амбиции мод, и их глаза оказались приклеенными к группе. Хендрикс в этот раз был настолько наэлектризован, что даже быстро растущая толпа его лос–анжелесских поклонников не могла ему соответствовать. Сотни возбуждённых фанатов, опрокинув редкую цепочку охраны перед сценой, ринулись к сцене, чтобы насколько возможно быть ближе к Джими. Девушки и парни, рискуя быть задавленными и искалеченными, с надеждой поймать взгляд Джими, дотронуться до его ботинка, выкрикивали слова любви и готовность испытать на себе опыты!

В те дни, дни начала рок–извержения, Опыты были одной из первых групп, которые разбудили Форум внезапной, эмоциональной и яркой вспышкой. Добрая половина из сидящих рядом со мной на этих лучших трёх рядах прямо перед сценой на моих глазах превратилась в пандемониум вопящих и трясущихся! Мне всегда нравилось наблюдать за реакцией толпы на выступлениях, и в этот вечер было на что посмотреть. Привстав, чтобы лучше видеть Джими, я вдруг почувствовала, что кто–то уверенно, но и нежно схватил меня за руку и увлёк меня ещё ближе к сцене, вперёд от напирающей сзади толпы. Я хотела возмутиться… этот человек уверенно вёл меня к краю сцены с жёлтыми портьерами.