Шэрон Лоуренс - Джими Хендрикс, Предательство [Интимная история преданной музыкальной легенды]

Судьба благоволила семье в виде возобновлённого интереса всего мира к Джими и его музыке. Кабельный музыкальный канал VH1 начал во второй половине 90–х фокусироваться на Джими Хендриксе:

— Он величайший музыкант, которого когда либо создал рок–н–ролл, — подытожил общее мнение Билл Фланаган, в прошлом журналист, работавший в жанре популярной музыки.

Именно Фланаган, старший вице–президент и главный редактор VH1, предложил серию передач о Хендриксе в программе "Любимые легенды", эти передачи повторялись много раз и взволновали новое поколение любителей музыки и обратили их сердца к Джими. Фланаган выпустил в эфир Монтерей–Поп и старую ленту 1969 года — Шоу Дика Карветта с Джими.

— Музыка совершает круги, — сказал он. — Сейчас, в 90–х, я знаю многих подростков, кто увлекся рок–музыкой впервые в своей жизни и их взгляды устремлены на Сиэтл и электрогитару. А это значит Nirvana и Pearl Jam, и, конечно же, Джими.

Ларри Кинг, ветеран, более семнадцати лет своей жизни отдавший Музыкальной Башне, пластиночному магазину на Сансет–Бульваре в Западном Голливуде, и эксперт по продаже пластинок, компактов, видеоплёнок и DVD сказал:

— Две вещи в высшей степени удачны для долговечности Хендрикса, как музыканта, это, во–первых, его трагическая преждевременная смерть, а во–вторых, всё, что утрачено, но остаётся жить в воспоминаниях и сердцах каждого. В особенности, эти две ленты, которые мне раскрыли глаза. Я был поражён, когда впервые их посмотрел, настолько Хендрикс артистичен! Монтерей–Поп заставляет всех нас узнать о Джими всё! Несмотря на гигантское количество участников фестиваля в Вудстоке, Хендрикс остаётся среди них неповторимым гением — когда он вышел на сцену, у всех создалось впечатление, что они все пришли к нему в гости домой, настолько естественен он был. Многочисленные показы этих лент по телевидению, вместе с лазерной звукозаписывающей революцией сделали Джими навечно с нами. За Хендрикса продолжает говорить его талант.

В Вёрджин–Мегамагазине на Сансет–Стрип одна молодая женщина, начальница отдела продаж, сказал с восхищением о Жени Хендрикс:

— Она — это что–то! Только представьте, основать компанию ради Джими и принимать все решения самой! Она покажет всем, на что способна одна маленькая женщина в этом жестоком мужском шоу–бизнесе! Я вижу, что и как здесь всё продаётся, поэтому с полным правом говорю вам, она справится. И ещё, она большая умница, что запустила на телеэкраны ленты с Джими Хендриксом — они поднимут продажу компакт–дисков Хендрикса.

В 1996 году Моника Даннеманн позвонила мне в последний раз. Каждый раз, как она набирала мой номер, я чувствовала прилив злости. Я приходила в ярость, когда слышала её мягкий вкрадчивый голосок: "Это я, Моника". Разве кто–нибудь в силах сдержаться, если его неожиданно возвращают мыслями к трагедии давно минувших дней? Ну, а сейчас, что ещё ей нужно? Неужели она забыла все инструкции своих адвокатов, которые предостерегали её от опрометчивых поступков? Или она, возможно, всё ещё думает, что я соглашусь стать её подругой?

Начала она, как обычно, предложив мне "навестить её и погостить… и, что ей действительно очень нужно поговорить со мной. И не могла ли я приехать на следующей неделе?"

Я не верила своим ушам. С меня довольно! и я не выдержала и взорвалась:

— Я не хочу вас видеть и, тем более, говорить! Вы уже достаточно наврали за эти годы! Ну и как вы после всего этого представляете нашу дружбу?

От неожиданности, услышав страсть в моём голосе, она стала заикаться:

— О, я п–п–позвонила не в–в–вовремя?

Я почувствовала, что у Моники, что–то не ладится и что–то её очень беспокоит, но мне было в этот момент наплевать, и я не хотела вникать в детали.

— Вы помогли моему другу умереть. Вы показали своё презрение к Джими Хендриксу. Он там лежал, его рвало, он задыхался, а вы, вы позволили ему умереть!

Эхом отдался в телефонной трубке мой крик, я сама была поражена, откуда во мне могло взяться столько гнева.

— Вам надо было вызвать врача! Звонить в скорую, в полицию! Менеджеру вашей гостиницы! Но вы ничего этого не сделали! На следующее утро мы виделись, вы рассказали мне, что произошло. Но не сказали мне всего! Чем он подавился? Почему перестал дышать? Это вы влили ему красное вино в горло?

Последовала долгая пауза. И тут я выхватила кинжал, вспомнив свою беседу с Джеком Михеном, после того как он переговорил с коронёром. И вот теперь, уже много лет спустя у меня в голове многие разрозненные части сложились в целостную картину:

— Я знаю, это вы его убили.

— Там был такой беспорядок. Он был весь испачкан. Я подумала, что одна не справлюсь, — начала было оправдываться Моника.

Я представила, как она побежала мыть руки, потому что умирающий человек был "испачкан".

— Худшего в своей жизни вы не могли сделать.

В трубке послышался истерический визг, но слова мои она не стала отрицать.

Я продолжала наседать на неё:

— Вы ничего не предприняли, чтобы спасти его. У вас был шанс, но вы предпочли лгать все эти годы.

В трубке послышались рыдания. Но они вдруг прекратились и уже спокойным голосом она произнесла:

— Прекратите! Вы доведёте меня до инфаркта.

— Это невозможно! — воскликнула я. — У вас нет сердца. Нет совести. Вы едва знали Джими Хендрикса и позволили ему умереть.

— Нет!

— Вы и ваше болезненное воображение, — уже спокойно сказала я.

Прежде я никогда ни с кем не позволяла себе разговаривать в таком тоне.

Она тоже затихла, рыдания прекратились.

— Никогда больше не звоните мне и не ищите связи со мной. Вы — жестокий, ужасный человек. К тому же и лгунья!

Моника захныкала прямо мне в ухо, слушать её было невыносимо. Наконец, она сказала:

— Простите меня. Поверьте, мне очень жаль.

Я повесила трубку, ещё одно её слово и я не знаю, чтобы со мной произошло.

Двумя днями позже по совету друзей я сменила номер.

За все эти годы человеком, ни разу не купившимся на сладкие пирожки а ля "Джими, каким я его знала" и на сказки о его смерти, выпеченные по рецепту Моники Даннеманн, оказалась Кати Этчингем. В 90–х Этчингем провела своё личное расследование поведения этой женщины из Дюссельдорфа и в конце 1993 года по её просьбе адвокаты возобновили расследование обстоятельств смерти Джими. Запрос, посланный в Скотленд–Ярд, оказался неубедительным.

Моника продолжала распространять клеветнические слухи о всех, кто был рядом с Джими, даже и о Ноэле Реддинге. Очень глупо с её стороны, но она выступила перед журналистами с серией фантастических обвинений в адрес Кати Этчингем, и в апреле 1996 года состоялся суд, где Этчингем вызвала Монику для рассмотрения её голословных обвинений. Судья благоволил к Кати и нашёл, что Моника виновна также и в неуважении к судебным решениям. Статья с репортажем из здания суда вышла на первой полосе всех английских газет и карточный домик Моники рухнул. К тому же она оказалась публично униженной.