Шэрон Лоуренс - Джими Хендрикс, Предательство [Интимная история преданной музыкальной легенды]

Всеобъемлющая выставка, посвящённая Джими Хендриксу была размещена непосредственно на авеню Жана Жоре, пересекающим весь Париж. Уверена, Джими воспринял бы это как нечто сверхъестественное, сфокусированное на Париж, одну из величайших столиц мира, которая изумилась им тридцати пятью годами ранее, несмотря на то внимание, которое было уделено в это время одновременно и Пикассо, и Матиссу, и Жаклин Кеннеди — всем, которыми он восхищался.

Именно Эмме ЛаВинь из Ля Сите де ля Мюзик, культурного комплекса в котором проходят концерты, как классической музыки, так и современной, пришла эта идея отдать честь Хендриксу — французы помнят, что именно из Франции стартовали Опыты Джими Хендрикса. Мисс ЛаВинь осведомилась у ЭМП в Сиэтла о возможности взять для выставки в Сите де ла Мюзик некоторые вещи Хендрикса. Кураторы ЭМП обрадовались возможности наладить отношения с таким престижным местом и решили действовать сообща с Жени Хендрикс, а заодно определить с ней границы влияния. В этом сыграли большую роль предоставленные Жени для Парижской выставки некоторые вещи Джими, хранящиеся до этого времени у его отца. Эти артефакты с благословения Жени затем вошли в постоянную экспозицию ЭМП в Сиэтле. Как президент и исполнительный директор Экспириенс–Хендрикс, Жени летала в Париж ранее, урегулировать некоторые вопросы по размещению экспонатов. Мой знакомый парижский тележурналист рассказал мне, что "эти люди прекрасно понимали, что они собирались сделать" и добавил, что "сгорает от любопытства — имела ли Жени хоть малейшее представление, с какими профессионалами ей пришлось работать, и понимала ли, сколько сил и умения французы вложили в создание экспозиции в память о Джими".

Пол Аллен, "большой босс" ЭМП, вложил значительную сумму в организацию выставки в Париже, в частности в огромные уличные стенды по всему Парижу. Заслуга Аллена не ограничивалась собственным трансформированием сознания "компьютерного зануды", но превращением застенчивых жителей Сиэтла в обладателей роскошных вилл, личных самолётов и яхт, наслаждающихся общением с кино- и музыкальными звёздами, устраивающих частые приёмы и банкеты, на которых можно встретить от Мика Джаггера до Клинта Иствуда. У Жени Хендрикс к этому всему — свой подход.

Я посетила экспозицию спустя несколько недель после открытия, одним холодным декабрьским днём, по пути к Ла сите де ла Мюзик разглядывая из окна такси парижан, восхищающихся афишами Джими. Я расчувствовалась и подумала, видел ли кто–нибудь из них ту бабочку с гитарой на заре своей славы в Олимпии "в те дни".

В фойе моё внимание привлекла книга отзывов — отзывы французских обожателей, как и посетителей из других европейских стран и Англии, нашедших время написать трогательные воспоминания и слова любви и благодарности Джими. Я вместе с группой школьников прошла по залам с "реликвиями Джими". За одной закрытой дверью слышался шум, видимо там шёл какой–то фильм. Я тихо проникла внутрь, единственно чего там не хватало для полноты картины представляющей 60–е это запаха марихуаны! Дети смеялись, так как на экране показывали некоторые детские рисунки, на одном из них был изображён юный Элвис Пресли в красном пиджаке.

Предметы одежды Джими выставлены в специальных стеклянных футлярах. В одном из них я узнала футболку, в которой видела Джими в последний раз. У меня похолодело внутри всё — жутким оказалось это ощущение, разглядывать его одежду.

В одну из долгих наших бесед по телефону, он сказал мне однажды:

— Знаешь, луна плохая советчица.

Почему эти его слова вспомнилась именно сейчас, когда передо мной лежали вещи Джими?

Но я не удержалась от улыбки, увидев дешёвые полосатые штаны, которые он купил в Лондоне в 1967 году. Джими возненавидел их и выбросил, как только был в состоянии купить новые. Впоследствии Пол Аллен выручил за них на аукционе несколько тысяч долларов.

По стенам — проекции чёрно–белых фотографий Джими — среди них и детские, и такие, где он полон энергии, а была здесь и такая, на которой фотограф поймал момент отвратительного чувства разочарования. Только на одной я нашла Леона, напротив, их отца, Эла — множество. И рядом, конечно, Жени, ещё малышкой. Но вот, как чудо — фотография его матери, Люсиль, с цветком в волосах.

Я никогда прежде не видела этой фотографии, однако Джими часто мне о ней рассказывал.

— Это моя любимая фотография, — говорил он. — Надеюсь смогу когда–нибудь раздобыть копию для себя.

Сердце забилось сильнее, когда я увидела исписанные его стихами листки, написанные гостиничным карандашом. Последний раз я видела их в Лос–Анжелесе и в Нью–Йорке, когда он мне протянул их и спросил:

— Что ты думаешь об этом? Только искренне! Они хороши?

Будучи в Париже, я от пяти совершенно разных людей услышала одинаковые слова в адрес Жени Хендрикс, все, не сговариваясь, отметили её высокомерие и властолюбие — дурацкие качества. Мне показали письмо, полученное преданным поклонником Джими, неким французом, который слишком молод, чтобы застать Джими, но который говорил о нём, как "о человеке, который изменил его жизнь". Он написал Жени письмо, что хочет сделать нечто в честь Джими, но ему нужно для этого участие МакКартни. Её едкий высокопарный ответ, в котором МакКартни несколько раз упоминается не иначе, как "сэр МакКартни" — по крайней мере, пять раз. Письмо в неопределённых выражениях давало понять, что поклоннику не следует иметь идеи и тем более, никому не позволительно пытаться связаться с "сэром МакКартни". Её слова, её тон — безжалостны и оскорбительны. Письмо написано на бланке компании, и я всматриваюсь в логотип в левом верхнем углу Экспириенс–Хендрикс и представляю лицо Джими. Я вспоминаю, насколько они оба, Джими и Пол, уважали друг друга, как добр был всегда МакКартни к Джими и его группе. Я вспоминаю, с какой радостью в голосе Джими рассказывал мне, как заметив, что он восхищается пиджаком МакКартни, сделанным по специальному заказу, все члены группы настояли на том, чтобы пиджак носил Джими.

— На подкладке даже были его инициалы! — заявлял с гордостью Джими.

Я хорошо помню, как высоко ценил Джими парижских слушателей, и с какой теплотой всегда они его встречали.

Через три дня я посетила выставку "Жаклин Кеннеди: Годы в Белом Доме", блистающую изяществом и неподдельной честностью, благодаря усилию замечательных кураторов под руководством и любящим оком Каролин Кеннеди–Шлоссберг, кураторов бостонского музея и библиотеки имени Джона Кеннеди. Экспозиция представляла милое сочетание показа мод, произведений изящных искусств и эскизов, писем и детализированного переустройства Белого дома, проведённого всеми любимой первой леди Америки. Экспозиция раскрывала её сердце, её душу, её неповторимый стиль. Французы, несмотря на дождь в это воскресенье, стекались толпами, пешком, или на машине, или на поезде до Парижа, с единственной целью посетить эту выставку. Две вещи роднили их с посетителями выставки, посвящённой Хендриксу: тишина и уважение, и книга отзывов, также была насыщена любовью. Как Джими, так и Жаклин сотни мужчин и женщин, вписывали в книгу свои трогательные чувства. Общее в них было: "Мы тебя никогда не забудем".