Шэрон Лоуренс - Джими Хендрикс, Предательство [Интимная история преданной музыкальной легенды]

В голосе Билли я одновременно услышала и грусть, и горечь.

11 мая 2003 года у себя дома в Клонакилти, в Ирландии, умер Ноэл Реддинг. В одиночестве. Его мать, Маргарет, умерла тремя неделями ранее. Ноэл очень тяжело переживал потерю, он всегда, и в хорошие времена, и в плохие чувствовал в ней непреклонного стоика, готового в любую минуту поддержать сына.

Месяцем раньше, после безуспешных требований и посылаемых запросов о причитающимся ему гонораре, империя Жени с огромной неохотой выплатила ему немногим меньше 30 тысяч фунтов (в которых он отчаянно нуждался), в то время как миллионы долларов непрерывным потоком лились в сейфы её "семейной компании". Когда Ноэл попросил выслать ему экземпляр изданной компанией коробки из четырёх компакт–дисков, ему сообщили, что уже послали её ему наложенным платежом, в который вошла стоимость не только доставки, но и каждого диска. Позднее представитель Жени отрицал это.

В тёплой и любящей атмосфере прошли в Ирландии похороны Ноэла. Десятки прекрасных букетов легли на его могилу. И как рассказывают очевидцы, "самым тощим и самым дешёвым из когда либо ими виденных букетов" оказался букет, присланный Жени Хендрикс.

Как и все поклонники Опытов всего мира, мне взгрустнулось, когда прочла об этом в газетах, и мне показалось, не мог ли Ноэл от отчаяния просто наложить на себя руки? Друг Ноэла, Ян Грант, нынешний глава современной версии Трэк–Рекордс в Англии, выразил надежду, что ирландский дом Ноэла однажды превратят в музей музыки.

Обожатели по всему миру встретили смерть Ноэла с печалью и делились драгоценными воспоминаниями об Опытах Джими Хендрикса ещё месяцы спустя после его смерти. Мне припомнился один из наших с ним последних разговоров, он говорил о том, как он бы хотел утешить и поддержать Джими, когда услышал, что Эд Чалпин возбудил против него дело.

— Знаешь, я раньше думал, что только любовь приносила ему столько проблем, но теперь вижу, что дешёвый вчерашний контракт на звукозапись может принести гораздо больше проблем и всем нам тоже, участникам нашей группы. Теперь только я познал всю боль крушения надежд… и разочарований. И я пожелал себе никогда не быть пойманным так глупо. Мне так крепко сейчас хотелось бы обнять нашего Джеймса!

Мы оба готовы были разреветься, когда я рассказала Ноэлу, насколько был сломлен и подавлен Джими в последние дни своей жизни предстоящим судебным процессом с Чалпиным.

Неожиданно для себя, утро 11 июня 2003 года я провела за поиском одного телефонного номера, по которому могла бы позвонить в Нью–Йорк Эду Чалпину, тому самому музыкальному продюсеру и издателю, который так низко обошёлся со многими людьми. День начался с лукавства достойного перу Мольера. Я позвонила в контору Чалпина, и мне ответил очень приятный и вежливый женский голос, который произнёс, что она "только временно замещает секретаршу" и не знает, на месте ли мистер Чалпин, и далее — "точно не уверена, когда он будет". Я назвалась и дала её свой номер, сказав, что я пишу книгу и хотела бы переговорить с Чалпиным.

Спустя час я снова позвонила, и тот же вежливый голос в трубке снова стал мне нести рутину "про временного заместителя". Я слышала, как в трубке доносился откуда–то мужской голос, и вдруг поняла, что такая рутина — это, несомненно, стандартная отработанная процедура в Чалпинляндии. Должно быть, у него уже много накопилось посетителей, которых он не хотел бы видеть. Так как женщина снова попыталась погрузить меня в туманное небытиё фразой "Я ничего не знаю", меня разразил смех:

— Вы прекрасная актриса, — сказала я. — Вы не временный заместитель. Для временного заместителя вы очень здраво рассуждаете! И я уверена, вы проработаете у мистера Чалпина ещё много лет!

Теперь была её очередь смеяться:

— Ну, хорошо…, — воскликнула она.

Она попросила меня не вешать трубку и, спустя не более минуты, вернувшись на линию, спросила:

— Вы из Уорнер–Брос–Рекордс?

Вопрос меня удивил.

— Нет, я не от них.

— Вы уверены? — ещё более озадачил меня её вопрос.

— Я же вам уже сказала, я писательница. Номер, который я вам дала, это мой домашний номер, расположенный в сотнях миль от Братьев Уорнер.

Проявляя явное любопытство, Чалпин явно слушал наш разговор по другому телефону. Я тут же отправила им факс с моей биографией, чтобы он смог увидеть, что я никакого отношения к Уорнерам не имею. Видимо, он был удовлетворён, но он мне не перезвонил, как и не произнёс ни единого слова, хотя я слышала как он дышал в трубку. Меня заинтриговало, почему Чалпин так нервничает при упоминании Уорнер–Брос–Рекордс, поэтому я тут же позвонила им в Лос–Анжелес и в Нью–Йорк. Они рассказали мне, что Чалпин получает от Уорнеров "солидные деньги" с 1967 года и что, у них с ним продолжается война, длящаяся со времени смерти Джими.

В 3:40 дня по Горному времени, готовая взорваться от досады, что он мне не звонит, и, поняв, что никогда не перезвонит, как обещал, я вдруг вспомнила, что у нас с ним есть общий знакомый, крутой и властью обладающий человек, который часто мне жаловался, в то время как я пыталась сделать серьёзное лицо и не прыснуть от смеха: "Так одиноко, здесь, наверху. Ты не можешь даже себе представить. И когда я остаюсь в своём кабинете в конце дня один, я готов расплакаться".

Я набрала номер Чалпина — и о, бинго! Никакая не "временная секретарша", сам Чалпин ответил мне в конце своего рабочего дня по Нью–Йоркскому времени. Целых четыре часа мы разговаривали, вернее он говорил, говорил, говорил, а я слушала, слушала, слушала. Чалпин — прирождённый оратор и… бизнесмен. Он плёл свою сказку, и в какой–то момент я поймала себя на том, что решила, что он самый недооценённый человек в звукозаписывающей индустрии и что каким–то образом Джими перевернул всё это вверх дном. Тут я поняла, что меня дурят и подумала, насколько Чалпин был эффективен и дальнозорок, когда предложил молодому Джимми этот трёхгодичный контракт в 1965 году и вручил ему авансом один доллар! "Ты хочешь пользоваться моей студией? Я нанимаю тебя. Ты будешь приглашённым музыкантом. Будь уверен. Конечно! В любое время!"

— Уорнеры должны мне денег, а они даже слышать об этом ничего не хотят.

Он сказал мне, что терпеть не может бывшего адвоката Эла Хендрикса, "этого Лео Брантона, юриста".

— Этот парень напустил дыму и состроил из меня этакого злодея.

Ещё он сказал, что ещё худшего мнения о Жени Хендрикс, президенте и исполняющем директоре Экспириенс–Хендрикс.

— Звучит, как если бы она вам разонравилась, — сказала я, пытаясь перевести разговор на комический лад.

— Ну, вы же знаете, мы встречались с ней в Англии, в суде, — сказал Чалпин, как если бы весь внешний мир представлял для него сплошные судебные тяжбы.