Владимир Высоцкий - Ни единою буквой не лгу: Стихи и песни

А может, я гулять хочу

У Гурьева Тимошки,—

Так нет: бегу, бегу, топчу

По гаревой дорожке.

А гвинеец Сэм Брук

Обошел меня на круг,—

А вчера все вокруг

Говорили: «Сэм — друг!

Сэм — наш гвинейский друг!»

Друг гвинеец так и прет —

Все больше отставанье,—

Ну, я надеюсь, что придет

Второе мне дыханье.

Третее за ним ищу,

Четвертое дыханье,—

Ну, я на пятом сокращу

С гвинейцем расстоянье.

Тоже мне — хорош друг,—

Обошел меня на круг!

А вчера все вокруг

Говорили: «Сэм — друг!

Сэм — наш гвинейский друг!»

Гвоздь программы — марафон,

А градусов — все тридцать,—

Но к жаре привыкший он —

Вот он и мастерится.

Я поглядел бы на него,

Когда бы — минус тридцать!

Ну, а теперь — достань его,

Осталось — материться!

Тоже мне — хорош друг,—

Обошел на третий круг!

Нужен мне такой друг,—

Как его — забыл… Сэм Брук!

Сэм — наш гвинейский Брут!

Комментатор из своей кабины

Кроет нас для красного словца,—

Но недаром клуб «Фиорентины»

Предлагал мильон за Бышевца.

Что ж, Пеле как Пеле,

Объясняю Зине я,

Ест Пеле крем-брюле

Вместе с Жаирзинио.

Муром занялась прокуратура,—

Что ему — реклама! — он и рад.

Здесь бы Мур не выбрался из МУРа —

Если б был у нас чемпионат.

Я сижу на нуле,—

Дрянь купил жене — и рад.

А у Пеле — «шевроле»

В Рио-де-Жанейро.

Может, не считает и до ста он,—

Но могу сказать без лишних слов:

Был бы глаз второй бы у Тостао —

Он вдвое больше б забивал голов.

Что ж, Пеле как Пеле,

Объясняю Зине я,

Ест Пеле крем-брюле

Вместе с Жаирзинио.

Я сижу на нуле,—

Дрянь купил жене — и рад.

А у Пеле — «шевроле»

В Рио-де-Жанейро.

Да, сегодня я в ударе, не иначе,—

Надрываются в восторге москвичи —

Я спокойно прерываю передачи

И вытаскиваю мертвые мячи.

Вот судья противнику пенальти назначает,—

Репортеры тучею кишат у тех ворот.

Лишь один упрямо за моей спиной скучает —

Он сегодня славно отдохнет!

Извиняюсь,

вот мне бьют головой…

Я касаюсь —

подают угловой.

Бьет десятый — дело в том,

Что своим «сухим листом»

Размочить он может счет нулевой.

Мяч в моих руках — с ума трибуны сходят —

Хоть десятый его ловко завернул.

У меня давно такие не проходят!..

Только сзади кто-то тихо вдруг вздохнул.

Обернулся — голос слышу из-за фотокамер:

«Извини, но ты мне, парень, снимок запорол.

Что тебе — ну лишний раз потрогать мяч руками,

Ну а я бы снял красивый гол».

Я хотел его послать —

не пришлось:

Еле-еле мяч достать

удалось.

Но едва успел привстать,

Слышу снова: «Вот опять!

Все б ловить тебе, хватать, не дал снять».

«Я, товарищ дорогой, все понимаю,

Но культурно вас прошу: подите прочь!

Да, вам лучше, если хуже я играю,

Но поверьте — я не в силах вам помочь».

Вот летит девятый номер с пушечным ударом,

Репортер бормочет: «Слушай, дай ему забить!

Я бы всю семью твою всю жизнь снимал задаром…» —

Чуть не плачет парень. Как мне быть?

«Это все-таки футбол,—

говорю,—

Нож по сердцу каждый гол —

вратарю».

«Да я тебе как вратарю

Лучший снимок подарю,

Пропусти — а я отблагодарю!»

Гнусь, как ветка, от напора репортера,

Неуверенно иду наперехват…

Попрошу-ка потихонечку партнеров,

Чтоб они ему разбили аппарат.

Ну, а он все ноет: «Это, друг, бесчеловечно.

Ты, конечно, можешь взять, но только извини:

Это лишь момент, а фотография — навечно.

А ну, не шевелись, потяни!»

Пятый номер в двадцать два —

знаменит.

Не бежит он, а едва

семенит.

В правый угол мяч, звеня,—

Значит, в левый от меня —

Залетает и нахально лежит.

В этом тайме мы играли против ветра,

Так что я не мог поделать ничего…

Снимок дома у меня — два на три метра —

Как свидетельство позора моего.

Проклинаю миг, когда фотографу потрафил,

Ведь теперь я думаю, когда беру мячи:

Сколько ж мной испорчено прекрасных фотографий!..

Стыд меня терзает, хоть кричи!

Искуситель змей, палач!

Как мне жить?!

Так и тянет каждый мяч

пропустить.

Я весь матч борюсь с собой,

Видно, жребий мой такой…

Так, спокойно, — подают угловой…

Я кричал: «Вы что там, обалдели,—

Уронили шахматный престиж!»

Мне сказали в нашем спортотделе:

«Вот прекрасно, ты и защитишь.

Но учти, что Фишер очень ярок,

Даже спит с доскою — сила в нем.

Он играет чисто, без помарок…»

Ничего, я тоже не подарок,

У меня в запасе ход конем.

Ох вы, мускулы стальные,

Пальцы цепкие мои!

Эх, резные, расписные,

Деревянные ладьи!

Друг мой, футболист, учил: «Не бойся,

Он к таким партнерам не привык.

За тылы и центр не беспокойся,

А играй по краю — напрямик…»

Я налег на бег, на стометровки,

В бане вес согнал, отлично сплю,

Были по хоккею тренировки…

В общем, после этой подготовки

Я его без мата задавлю.

Ох вы, сильные ладони,

Мышцы крепкие спины!

Эх вы, кони мои, кони,

Ах вы, милые слоны!

«Не спеши и, главное, не горбись,—

Так боксер беседовал со мной,—

В ближний бой не лезь, работай в корпус,

Помни, что коронный твой — прямой».

Честь короны шахматной — на карте!

Он от пораженья не уйдет:

Мы сыграли с Талем десять партий —

В преферанс, в очко и на бильярде.

Таль сказал: «Такой не подведет».

Ох, рельеф мускулатуры,

Мышцы крепкие спины!

Эх вы, легкие фигуры,

Ах вы, кони да слоны!

И в буфете, для других закрытом,

Повар успокоил: «Не робей!

Да с таким прекрасным аппетитом —

Ты проглотишь всех его коней!

Ты присядь перед дорогой дальней —

И бери с питанием рюкзак,

На двоих готовь пирог пасхальный:

Этот Шифер — хоть и гениальный,

А, небось, покушать не дурак!»

Будет тихо все и глухо,

А на всякий там цейтнот

Существует сила духа

И красивый апперкот.

Не скажу, чтоб было без задорин,—

Были анонимки и звонки.

Я всем этим только раззадорен,

Только зачесались кулаки.

Напугали даже спозаранка:

«Шифер может левою ногой

С шахматной машиной Капабланка,

Сам он вроде заводного танка…»

Ничего, я тоже заводной!

Ох мы — крепкие орешки!

Эх, корону привезем!

Спать ложусь я — вроде пешки,

Просыпаюся — ферзем!

Только прилетели — сразу сели.

Фишки все заранее стоят.

Фоторепортеры налетели —

И слепят, и с толку сбить хотят.

Но меня и дома — кто положит?

Репортерам с ног меня не сбить!..