Владимир Высоцкий - Ни единою буквой не лгу: Стихи и песни

Я везде креплю концы.

И опять продвигается, словно на ринге,

По воде осторожная тень корабля.

В напряженье матросы, ослаблены шпринги.

«Руль полборта налево!» — ив прошлом земля.

Хорошо, что за ревом не слышалось звука,

Что с позором своим был один на один…

Я замешкался возле открытого люка

Я забыл пристегнуть карабин.

Мне инструктор помог — и коленом пинок —

Перейти этой слабости грань.

За обычное наше «Спасибо, сынок!»

Принял я его сонную брань.

И оборвали крик мой,

И обожгли мне щеки

Холодной острой бритвой

Восходящие потоки.

И звук обратно в печень мне

Вогнали вновь на вдохе

Веселые, беспечные

Воздушные потоки.

Я попал к ним в умелые, цепкие руки:

Мнут, швыряют меня — что хотят, то творят!

И с готовностью я сумасшедшие трюки

Выполняю, шутя, все подряд.

Есть ли в этом паденье какой-то резон —

Я узнаю потом, а пока:

То валился в лицо мне земной горизонт,

То шарахались вниз облака…

И обрывали крик мой,

И выбривали щеки

Холодной острой бритвой

Восходящие потоки.

И кровь вгоняли в печень мне,

Упрямы и жестоки,

Невидимые встречные

Воздушные потоки.

Но рванул я кольцо на одном вдохновенье,

Как рубаху от ворота или чеку.

Это было в случайном, свободном паденье —

Восемнадцать недолгих секунд.

А теперь некрасив я, горбат с двух сторон,

В каждом горбе — спасительный шелк.

Я на цель устремлен, и влюблен, и влюблен

В затяжной, неслучайный прыжок.

И обрывают крик мой,

И обривают щеки,

Холодной острой бритвой

Скользят по мне потоки.

И задувают в печень мне

На выходе и входе

Бездушные, но вечные

Воздушные потоки.

Я лечу — треугольники, ромбы, квадраты

Проявляются в реки, озера, луга.

Только воздух густеет, твердеет, проклятый,

Он мне враг — парашютный слуга!

А машина уже на посадку идет,

В землю сплюнув в отчаянье мной.

Буду я на земле раньше, чем самолет,

Потому что прыжок — затяжной.

И обрывают крик мой,

И выбривают щеки —

Тупой холодной бритвой

Скребут по мне потоки.

На мне мешки заплечные,

Встречаю — руки в боки —

Шальные, быстротечные

Воздушные потоки.

Беспримерный прыжок из глубин стратосферы.

По сигналу «Пошел!» я шагнул в никуда —

За невидимой тенью безликой химеры,

За свободным паденьем — айда!

Я пробьюсь сквозь воздушную ватную тьму,

Хоть условья паденья не те.

Но и падать свободно нельзя, потому

Что мы падаем не в пустоте.

И обрывают крик мой,

И выбривают щеки,

У горла старой бритвой

Уже снуют потоки.

Но жгут костры, как свечи, мне,

Я приземлюсь и в шоке,

Прямые, безупречные

Воздушные потоки.

Ветер в уши сочится и шепчет скабрезно:

«Не тяни за кольцо, скоро легкость придет!»

До земли триста метров — сейчас будет поздно…

Ветер врет, обязательно врет!

Стропы рвут меня вверх, выстрел купола — стоп!

И — как не было этих минут.

Нет свободных падений с высот, но зато

Есть свобода раскрыть парашют.

Мне охлаждают щеки

И открывают веки —

Исполнены потоки

Забот о человеке!

Глазею ввысь печально я —

Там звезды одиноки —

И пью горизонтальные

Воздушные потоки.

В холода, в холода

От насиженных мест

Нас другие зовут города,

Будь то Минск, будь то Брест…

В холода, в холода…

Неспроста, неспроста

От родных тополей

Нас суровые манят места —

Будто там веселей…

Неспроста, неспроста.

Как нас дома ни грей,

Не хватает всегда

Новых встреч нам и новых друзей,—

Будто с нами беда,

Будто с ними теплей.

Как бы ни было нам

Хорошо иногда —

Возвращаемся мы по домам.

Где же наша звезда?

Может, здесь, может, там…

Кто старше нас на четверть века, тот

Уже увидел близости и дали:

Им повезло — и кровь, и дым, и пот

Они понюхали, хлебнули, повидали.

И ехали в теплушках — не в тепле,

На стройки, на фронты и на рабфаки.

Они ходили в люди по земле

И в штыковые жесткие атаки.

Но время эшелонное прошло —

В плацкартных едем, травим анекдоты…

Мы не ходили — шашки наголо,

В отчаянье не падали на доты.

И все-таки традиция живет:

Взяты не все вершины и преграды —

Не потому ли летом каждый год

Идем в студенческие наши стройотряды.

Песок в глазах, в одежде и в зубах —

Мы против ветра держим путь на тракте,

На дивногорских Каменных Столбах

Хребты себе ломаем и характер.

Мы гнемся в три погибели — ну, что ж,

Такой уж ветер… Только, друг, ты знаешь —

Зато ничем нас после не согнешь,

Зато нас на равнине не сломаешь!

Я первый смерил жизнь обратным счетом.

Я буду беспристрастен и правдив:

Сначала кожа выстрелила потом,

И задымилась, поры разрядив.

Я затаился, и затих, и замер.

Мне показалось, я вернулся вдруг

В бездушье безвоздушных барокамер

И в замкнутые петли центрифуг.

Сейчас я стану недвижим и грузен

И погружен в молчанье, а пока

Меха и горны всех газетных кузен

Раздуют это дело на века.

Хлестнула память мне кнутом по нервам,

В ней каждый образ был неповторим:

Вот мой дублер, который мог быть первым,

Который смог впервые стать вторым.

Пока что на него не тратят шрифта —

Запас заглавных букв на одного.

Мы с ним вдвоем прошли весь путь до лифта,

Но дальше я поднялся без него.

Вот тот, который прочертил орбиту.

При мне его в лицо не знал никто.

Я знал: сейчас он в бункере закрытом

Бросает горсти мыслей в решето.

И. словно из-за дымовой завесы,

Друзей явились лица и семьи.

Они все скоро на страницах прессы

Расскажут биографии свои.

Их всех, с кем знал я доброе соседство,

Свидетелями выведут на суд.

Обычное мое босое детство

Обуют и в скрижали занесут.

Чудное слово «Пуск!» — подобье вопля —

Возникло и нависло надо мной.

Недобро, глухо заворчали сопла

И сплюнули расплавленной слюной.

И вихрем чувств пожар души задуло,

И я не смел или забыл дышать.

Планета напоследок притянула,

Прижала, не рискуя отпускать.

И килограммы превратились в тонны,

Глаза, казалось, вышли из орбит,

И правый глаз впервые удивленно

Взглянул на левый, веком не прикрыт.

Мне рот заткнул — не помню, крик ли, кляп ли.

Я рос из кресла, как с корнями пень.

Вот сожрала все топливо до капли

И отвалилась первая ступень.

Там, подо мной, сирены голосили,

Не знаю — хороня или храня.

А здесь надсадно двигатели взвыли

И из объятий вырвали меня.