Кати Этчингем - Моя жизнь, 60–е и Джими Хендрикс глазами цыганки

Однажды, когда я особенно разбушевалась, он догнал меня на улице и ухватился за подол юбки, чтобы остановить меня. Эта розовая с большим запахом юбка тут же осталась в его руках. На мне были только чулки и пояс с подвязками (трусы я только собиралась надеть).

— Ну, а теперь? — произнёс он с триумфом, у меня не было выбора, отчасти потому, что я умирала от смеха, представляя какой вид у меня, стоящей посреди улицы.

В большинстве своём наше метание икры оканчивалось моей попыткой к бегству и его попыткой мне помешать в этом. Однажды вмешался фотограф и мне удалось ускользнуть, пока Джими стоял, позировал, бросая мне в след сердитые взгляды, на ступенях нашего дома. Позже я видела эти фотографии в разных изданиях, Джими выглядел невероятно сердитым из–за меня, неспособный погасить своё нетерпение. Броситься за мной он не мог из–за этого проклятого фотографа. Он бы погнался за нами и тогда бы получились точно уж непрофессиональные фотографии.

Я не мола винить Джими, что ему не нравится моя стряпня, это было неотвратимо. Помню одно Рождество, мы ели яйца с чипсами, потому что традиционная индейка подгорела, но была ещё сырая внутри. В ресторан пойти мы не смогли, столики заказаны были все за месяц. Полагаю, он был очень доволен, потому что съел всё до единой крошки.

К тому времени как мы переехали на Монтегю–Сквер, журналисты стали часто к нам приходить и брать у Джими интервью, а мне приходилось прятаться в такие моменты, так как если бы узнали, что у него уже есть девушка, это бы повредило его сексуальному имиджу. Джими ни словом никогда обо мне не обмолвился, я же оставалась внизу, часто в ванной, в то время как он принимал журналистов наверху. Это меня нисколько не беспокоило, я знала, что так надо.

Час и Майк старались раскрутить его как новый сексуальный символ. Эта идея сбивала его с толку, когда они начинали обсуждать её при нём. Он был совсем не тем парнем, который бы себя превосходно чувствовал, если бы с ним возились как с павлином. Он видел свой сценический образ много прохладнее, несмотря на одежду, делающую его пламенеющим цветком, а его сексуальность подмечали все с кем он был знаком. С самого начала он придерживался стиля, какой сам выбрал, носил сатиновые рубашки с широкими рукавами, армейские куртки и расширяющиеся книзу брюки, перевязанные выше колена лентой, задолго до того, как это стали носить все. Даже Брайан Джонс ходил в строгом костюме, когда Джими приехал в Лондон, и он оказался единственным, кто позже других музыкантов стал носить цветастые одежды, боа из перьев и всевозможные украшения.

Джими был неповторим в своём стиле. Один из первых моих подарков ему была чёрная рубашка с розами, которую он стал постоянно носить. Для того времени это было необычно, чтобы мужчина одевался так ярко. Помню, нашла её в одной лавке на Портобелло–Роуд. Джими она очень нравилась.

Ещё только готовилась к выпуску Hey Joe. Час вписал Джими в гастроли по рабочим клубам севера Англии. Он хотел избежать маленьких клубов, ему было очевидно, что Джими мог бы выступать перед большей аудиторией и на других площадках, но контракты были подписаны и ничего мы уже не могли сделать, так что он был благодарен и этому. Джими тоже это не беспокоило, он с радостью играл везде, где были слушатели.

У нас был роуди, его звали Джерри Стикеллз, которого привёл Ноэл Реддинг, потому что тот был хорошим механиком и у него был старый фургон, куда поместилось всё наше оборудование. Джерри был большим обаятельным медведем и в будущем, именно благодаря ему, с успехом осуществились многие мировые грандиозные рок–гастрольные проекты. Сейчас у него своя фирма, которая осуществляет грузоперевозки, а в тот день он запихнул весь наш скарб в помятый синий фургон. Он объединил наши жизни в одно целое, стал надолго нам другом и помощником в несчётных переездах в следующих друг за другом годах. Лучше узнаёшь людей, когда проводишь с ними недели в тесном фургоне. У Мича была машина и он возил Ноэла, Джими путешествовал в фургоне с Джерри, я же сандвичем сидела между ними.

Джими не водил машину, в некотором смысле он был за бортом — у него и прав не было. Уже позже обнаружилось, что он ужасный водитель, возможно из–за своего зрения, настолько насколько всё остальное уже было неважно. Надо сказать, когда он купил себе машину в Америке, он даже не побеспокоился узнать, зачем ручка переключения передач, он брал взаймы очки Ноэла и вёл машину, прижавшись носом к ветровому стеклу, пытаясь увидеть впереди дорогу. Это был ни с чем несравнимый опыт. Он был слишком ленив, чтобы заказать себе очки.

Когда мы путешествовали, у нас всегда было включено радио. Нам всем нужна была музыка, куда бы мы ни направлялись, обычно настраиваясь на ту или другую пиратскую радиостанцию, предшественницу Радио-1, нелегальные радиопередатчики которых были установлены на небольших рыболовецких судах вдоль побережья.

Однажды одним на редкость пасмурным днём мы гнали на Север, как всегда со мной, зажатой между Джерри и Джими, и с моими ногами, задранными на приборную доску. Как вдруг передали Wild Thing в исполнении Troggs. Джими тут же вскочил, как если бы наш старый грузовик, перепрыгнув перила моста, полетел со всем нашим барахлом.

— Вау! — засмеялся он, — кто это?

— Tрогги, — ответил Джерри.

— Трогги? — удивился Джими. — Что это за имя такое?

— О, это такие маленькие человечки, — постаралась я объяснить самым невинным образом, — они живут в саду.

— Вот что, — сказал он. — Вы, англичане, смешной народ. Вы что, на самом деле верите, что есть маленькие люди, которые живут в саду?

— Ну, — произнесла я, стараясь защитить их, — ты же веришь, что если будешь втыкать иголки в чучело врага, то сможешь принести ему вред.

Как только мы вернулись в Лондон, он купил пластинку, проиграл несколько раз и решил взять её себе в репертуар.

Час с нами не ездил и я подозреваю, что он добирался до следующего места нашего выступления поездом. Это было более умно, чем наш грузовик, такой ужасно ненадёжный и не раз мы в конце пути выскакивали из него прямо на сцену в наших сценических одеждах, а я в своих модных босоножках, как ни старался Джерри упростить нашу жизнь. Было холодно и у меня всё время мёрзли ноги, но я так и не собралась себе купить подходящую обувь.

Один раз Час поехал с нами, это было в Ньюкасле, мы выступали недалеко от его дома.

— Так мы сэкономим на гостинице, — сказал он, — мы остановимся у моих родителей.

Он привёз нас к узкому, зажатому между другими домами фасаду, в доме даже не оказалось водопровода.

— Парни будут спать здесь, Кати, — предупредил меня он. — Ты с Лоттой наверху, а я с Джими.