Кати Этчингем - Моя жизнь, 60–е и Джими Хендрикс глазами цыганки

То, что они разошлись, мне это тогда оказалось очень кстати, она была моей единственной подругой и мне её очень не хватало. Мне очень нравилось её общество, мы понимали друг друга с полуслова. Мы снова стали ходить всюду вместе и взялись за старое, ведь она — непревзойдённый мастер устраивать всякие розыгрыши. Однажды она где–то услышала, что в турецких банях, расположенных в подвалах отеля Dorchester, делают полный турецкий массаж, она настояла на том, чтобы мы срочно отправились туда узнать, возбуждаются ли сами массажистки, когда делают массаж, особенно верхней части ног. Они оказались настоящими профессионалками, особенно я поняла это, когда они столкнули нас в бассейн с холодной водой, в тот самый момент, когда я чуть не кончила, и нам пришлось учиться нырять среди плавающих льдин. За всю жизнь никто не делал мне такого массажа, как те женщины. Сначала испытываешь нестерпимую боль, но потом — сказочное ощущение во всём теле. На некоторое время мы стали постоянными посетительницами.

Завтракали мы в «Индийском чае», а обедали в «Карри–клубе» на Набережной, районе, где жило в основном англо–индийское население, и поглощали блюда, приправленные карри. Я никак не могла понять, что говорят эти люди, пока Энджи не научила меня пропускать звук «п» перед каждым словом.

В те дни встретить в Лондоне настоящие карри–блюда было почти невозможно, и Энджи вместе с Мэвис научили меня как самой их готовить. Если у вас мало времени, то приготовьте завтрак в стиле Энджи — сварите яйца, мелко их порежьте и перемешайте с молотым карри, она называла это блюдо ‘curry in a hurry’ (карри впопыхах). Она подсадила меня на эту приправу задолго до того, как индийская пища вошла в моду. Ещё она делала бутерброды из баклажан или креветок, поливая их рассолом прямо из банки.

Энджи помогла мне обустроить нашу квартиру, пока Джими был в Америке. В комиссионке мы купили софу и стол. Мы были похожи на детей, играющих в семью. Было очень весело. Пол был с большим уклоном, из–за которого подоконник с одной стороны оказался выше на два с половиной дюйма, но, поставив туда мягкие кресла, это стало совершенно незаметно, тем более, что за них было удобно заправлять шторы. Стена дома покривилась и была стянута огромной железной скобой. Это придавало всему своеобразный характер, но мы намучились, измеряя стены. У Джими был огромный викторианский платок. Мы соорудили из него над кроватью что–то вроде балдахина, а цветастый тонкий персидский ковёр, который обычно вешают на стену, использовали, как покрывало. Мы с Джими купили чёрные, красные и оранжевые простыни их хлопчатобумажной ткани (я слышала как его поклонники, называли их сатиновыми, но это не так), которые садились после каждой стирки. Джими, когда бывал дома, всегда сам стелил постель и следил, чтобы бельё было чистым.

К возвращению Джими в январе 1969 года всё было уже готово. Я наняла лимузин — в этом я была непревзойдённым мастером — и отправилась встречать его в аэропорту Хитроу. Всё как всегда, Джими появился в толпе с другими пассажирами, гитара в одной руке, сумка — в другой, основным его багажом занимались другие. Автомобиль ждал нас снаружи, чтобы подобрать нас, когда мы выйдем на свет божий.

Восхищениям его не было конца.

— Это первый в моей жизни собственный дом, — воскликнул он.

Я знала, что он почувствовал. Целых два с половиной месяца мы отмечали наше новоселье, настоящее убежище, где Джими мог спрятаться от колеса Судьбы с её навязчивой славой. Дом стоял в самом центре Лондона, но никто не догадывался, Что в нём жил Джими. Мы были предоставлены самим себе и, как другие молодые пары, смотрели по телевизору популярный сериал «Улица Коронаций» (Coronation Street) (Джими был горячим поклонником Ena Sharpies) и попивали чай с молоком, вместо виски с колой. В таких квартирах обычно был звонок с улицы, но он не работал, поэтому без предупреждения к нам никто не мог прийти. Я понимала, насколько хрупким было наше спокойствие. И если, вдруг, с десяток человек решат постучаться к нам в дверь, Джими впустит их всех, неважно друзья это будут или же первые встречные. Я всё время проверяла, закрыта ли дверь в парадную, когда он играл на своей гитаре или сидел в наушниках, что гарантировало нас от внезапных посетителей. А шум, доносящийся с улицы, нас не беспокоил.

Соседей у нас не было. Джими мог спокойно ставить какую угодно громкость и наслаждаться музыкой. Я постоянно находила записки под входной дверью, что они звонили нам, но так и не дозвонились. Я старалась поскорее спрятать их в своём кармане, пока Джими их не заметил. Я старалась оградить наше счастье настолько долго, насколько мне хватало сил.

Во время гастролей Джими приходила Энджи и часто оставалась ночевать. Однажды нас разбудил стук в дверь.

— Мисс Этчингем! — голос звучал совсем близко. — Мисс Этчингем, вы дома, с вами всё в порядке?

Я с трудом выбралась из постели, это были кто–то из служащих ресторана.

— Что случилось? — спросила я.

— Мы нашли ваш паспорт, он валялся, здесь, на ступеньках, — сказали они с тревогой в голосе. — Мы подумали, что у вас были грабители и вас убили.

— Мой паспорт? — передо мной пронёсся вихрь ситуаций.

— Энджи, — крикнула я, — вставай! Здесь, что–то, чего я никак не могу понять.

Туман сомнений рассеялся, когда мы поняли, что нас ограбили. Пока мы спали, двое грабителей, вскрыв дверь, ходили по нашему дому, открывали и закрывали ящики комода, обшарили буфет, рылись в моём бюро, нашли мои очки и паспорт. Забрали стерео и персидские коврики, забрали даже карандаши, которые валялись обычно повсюду. Они ходили буквально в дюйме от нас, а мы ничего не услышали. Когда я представила, как они, нагруженные нашим добром, спускаются по лестнице, и подумала, что неужели они не заметили, как выронили мой паспорт на ступеньках, я пришла в ужас. Мне на самом деле стало страшно.

Мы тут же позвонили в полицию, и нам сказали, что нам крупно повезло, что мы не проснулись. Что нам никогда не вернут наши вещи и чтобы мы вставили новые замки на обе двери.

В это время я часто перезванивалась со своей сводной сестрой, Джин. Она неожиданно овдовела и попросила у нас помощи, так как похороны стоили очень дорого. Она нашла наш номер через моего брата Джона, который к тому времени жил уже в Новой Зеландии. Джими сказал, чтобы я незамедлительно выслала ей денег. Он всегда был очень щедр. Деньги мало для него значили. И это был именно тот случай, когда они особенно кому–то нужны.

По голосу Джин было ясно, в каком она сейчас состоянии, ведь смерть мужа была для неё совершенно неожиданна, тем более что дети были ещё совсем маленькими. Поэтому я решила написать Лил впервые за шесть–то лет. Нельзя сказать, что я сознательно игнорировала их все эти года, и я решила исправить положение.