Куртис Найт - Джими Хендрикс

Все очень бережно относились к своим инструментам… но среди нас был один… он всё время переставлял струны… знаешь, за ним глаз–да–глаз. И ему очень не нравилось, если какой–нибудь музыкант, особенно на фестивале, заходил к нам в артистическую и трогал его гитары…

Я тогда говорил, его словами:

— Положи, пожалуйста, обратно.

Они все твердили мне в ответ:

— Я знаю Джими много лет.

На это я отвечал:

— Всё равно положи на место.

Они разочарованно пожимали плечами… Но если случайно видел это Джими, ему это страшно не нравилось.

Я спросил его:

— Что произошло? Почему?

— Я поговорил с Мичем, он вернётся.

— Мне нужны ещё музыканты, чтобы выступить на Вудстоке.

Мы покивали головами. Да я, ради него жизнь отдам, понимаешь? Мы с Мичем уже три–четыре месяца сидели в Англии, ничего не делали. Итак, мы вернулись, и были с ним как одно целое. Это может показаться странным, ведь мы такие разные. Но не было прежнего чувства радости…

Но мы это сделали, этот Вудсток. Мы приехали около часу дня, к 8 вечера мы только разгрузились. В 9:15 утра мы ещё не были готовы. Только представь, в каком состоянии мы все были, измотанные и уставшие… но они собрались духом и сделали это.

На самом деле я рад за него, что он не стремился удержать ребят.

Мы снова были на ногах, Джими, Мич, Билли Кокс и мы сделали эту Европу. Но лучше всего нам удалась Америка.

Когда мы снимали этот фильм, Rainbow Bridge, мы приехали, а там из еды только вегетарианское. А я не ем эти листья, траву, понимаешь? У них там всё для медитации, даже еда.

Когда мы с Джерри приехали, у них даже выпить не было… ни мяса, одни овощи. Мы впали в исступление. Так–то они нас встретили… Съёмочная бригада, все, все нас ждали, не могли дождаться. Ну, мы сразу и отправились за мясом и выпивкой. Джими же, будто он этнограф, ему пришлось подсесть к этим… и начал есть все эти водоросли и червяков, Вылитый миротворец с аборигенами. Но как только мы вернулись с едой, он тут же бегом к нам, мы съели тогда целую гору жареных цыплят, а он так напился, что не мог никак войти в дом. Да, здорово мы тогда повеселились.

Мы все собирались на остров Уайт, ребята уже улетели. В этот день как раз было открытие Electric Lady Studios. Я остался с Джими, Майк обещал, что мы успеваем на последний самолёт, неважно какой. Но оказалось не всё так просто…

С трудом вытащил его из студии и запихнул в лимузин, чтобы отвезти в аэропорт. Пока мы добирались до аэропорта, его возбуждение росло: Готова студия! Он был счастлив как никогда.

Но вот, наконец, и аэропорт, он проходит через рамку, я за ним. Знаешь, он прошёл и все кто был рядом, устремились к нему, таможенники хотят с ним сфотографироваться. Все же знают, кто он, говорят:

— Можно с вами сфотографироваться для моей дочери?

и прочий мусор

Он пытается пройти, а таможенник ему:

— Металлические предметы есть?

Джими ему:

— Нет.

— Хорошо, пройдите ещё раз.

Джими возвращается и проходит рамку снова. На нём были только обтягивающие кожаные штаны и футболка, явно ничего нет. Таможенник в растерянности:

— Не понимаю, почему она звенит.

Джими возьми и скажи:

— Это мой металлический спрей для волос.

Я тут чуть не умер. Он тоже засмеялся, но таможенник не понял юмора.

Но вот мы и в самолёте. Я и Джими в огромном джумбо и ещё 13 человек первым классом. Там было всё такое… Таких хорошеньких стюардесс я ещё не встречал, они пеклись о нас всю ночь. Он светился от счастья, мы смотрели какое–то кино.

Последние два часа до Лондона мы проспали.

Наконец Лондон. Это было здорово, потому что он не играл здесь уже два года. У трапа самолёта, похоже, собралась вся пресса страны.

— Ого, сколько их! — воскликнул я.

Он выглядел напуганным, я его часто таким видел. Я пытался пробраться сквозь толпу, он пнул мне в спину и сказал:

— Не уходи.

Знаешь, когда с ним был кто–то рядом, он чувствовал себя лучше. С ним обязательно должен быть кто–то кому бы он мог доверять. Я конечно остался.

На фотографиях в газетах среди толпы можно разглядеть и меня. Но на многих, меня отрезали. Можно сказать, это был знак.

Он забежал к нам. На нём лица не было. Сказал, что фуз накрылся. Мы заменили его после первой вещи. После второй, он сказал, что педаль вау–вау не работает. Мы заменили и её, затем заменили пару усилителей. Помню, он сказал тогда толпе:

— Мы с вами так долго, как хватит нам аппаратуры.

Все были в восторге. Он играл уже около двух с половиной часов. Забавно вышло, к этому… он как раз играл стоя на коленях… и у него лопнули штаны, он повернулся ко мне и сказал:

— Есть булавка?

Я выпал в осадок.

Всё, всё что угодно, и фуз, и вау–вау, и амп… но «булавка»!? Я словно заглянул в ад:

— Что!?

— Нужна булавка!

Я только и мог произнести: «Минутку», он повернулся ко мне спиной -!!!

Такой широкий рукав, и он как мог, прикрывая себя этим рукавом. Он снова повернулся и я сказал:

— Вот, булавка!

Он зашёл за усилитель:

— Вот здесь держи.

— Стягивай

Я держал, пока он пытался скрепить булавкой разрыв. Потом он забежал снова. Помню рядом стояли кто–то из The Who, Джон Вольф, их гастрольный менеджер и ещё кто–то. Вигги был близок к истерике, как раз в этот момент Джими выкидывал свои штучки. Он вбежал к нам, лицо светилось, он был вне себя от счастья.

Я встретил Мича на Датской [улице], он спешил на репетицию…

— …с каким–то гитаристом и басистом.

Клуб Blaise's, куда мы пришли, был битком забит, там было полно дельцов шоу бизнеса. Даже Харрисона я там встретил. Кто–то из Роллингов. Он прошёлся по всем лондонским клубам, и The Bag O' Nails, и Speakeasy. Целую неделю играл в 'Семь с половиной', и в дискотеке St.James.

Я тогда работал у The Pretty Thing. Ясно помню, концерт в Париже The Pretty Thing завалили, а Хендрикс… я уже слышал игру этого парня, я врубаюсь в такие дела. Я сказал ребятам из группы:

— Вам бы посмотреть, как надо работать, — и ещё я им сказал, что ухожу, не могу работать на них бесплатно.

Мич был рядом и тут же предложил мне работу. Мой контракт с The Walker Brothers подходил к концу.

Мы пошли в гору и работали, работали, работали… и везде всем сносило от нас башку. То есть, хочу сказать, нас хорошо принимали.

Танцзал Imperial в Нельсоне, реальная пещера, а не танцзал. Публика, я скажу… Он играл стоя на коленях. Потом начал медленно подниматься с бешеным тремоло. Волна его начала захлёстывать, кто–то пытался вырвать гитару у него из рук. Он спас гитару, но они вырвали из неё все струны.

Лучшие концерты, это в Англии, я имею в виду те, в театре Севиль у Эпштайна.

Театр для Брайана что–то вроде хобби, он проводил там, как он сам говорил, рок–презентации. Группы он приглашал по своему усмотрению.