Пегги Касерта - Вместе с Джанис

В одну из последних наших встреч, нас неожиданно понесло и мы стали делиться воспоминаниями. Джанис вдруг посерьёзнела и спросила меня:

— Была ли ты популярна в старших классах? — и не дав мне времени ответить, продолжила. — А я — нет. Так оно и было, меня не любили. Думаю, даже боялись. У меня никогда не было столько ненависти, такого предубеждения к чёрным, как у них. Фашисты, пропахшие нефтью и бензином.

И так как она к этому времени сама стала преуспевающей, богатой и безумно популярной, добавила:

— А пошли они все, вместе с их вонючим Порт–Артуром. Знаешь, чего я хочу? Чтобы они даже мечтать не смели, чтобы когда–нибудь услышать снова обо мне.

102

Она не только ненавидела Порт–Артур, как город, но часто публично осмеивала не только его, но его жителей. И на это у неё были веские причины. Из фотографий, которые мне показывали, могу заключить, что у неё помимо проблем с кожей лица, был широкий нос и густые, неподдающиеся расчёске, непослушные, вечно спутанные волосы — настоящий капитал для насмешек одноклассников.

— Как думаешь, как меня называли в школе? — однажды спросила меня Джанис, чуть не разревевшись. — Свинячим рылом! Можешь представить какого это было вынести молодой девушке, которой я тогда была? Я даже не могла подумать пойти на выпускной. Оставалось два или три дня до бала, и отец сказал мне, что заберёт меня. Но я запретила ему. Разве я могла этим недоноскам доставить удовольствие моим отсутствием на этом балу?

Не было никого во всём Порт—Артуре, с кем бы она могла поговорить, не считая единственно её отца.

— Были, правда, две очень пожилые дамы, они писали акварелью натюрморты, — рассказала она в интервью Давиду Далтону. — Да так оно и было. Я разглядывала эти все их книги с репродукциями, восклицала «Вау!» и пробовала сама писать так, чтобы они ожили. Я хочу сказать, что на Среднем Западе, никого не встретишь от кого могла бы узнать, пройдя всю улицу, не увидишь человека с книгой, не с кем заговорить. Там никого нет. Никого.

Было всё–таки несколько отдушин для Джанис. Некоторое время она ходила в церковь и пела в церковном хоре. А однажды записалась в школьный хоровой кружок. Но в основном она существовала в социальном и культурном вакууме. В пятнадцать у неё был первый сексуальный опыт — с одноклассником. Как–то она призналась мне, что в старших классах её преследовала навязчивая идея — трахнуться. Во–первых, потому, сказала она, что испытывала огромные трудности найти под кого могла бы лечь. Знаю, потому что сама заметила, как это повлияло на её отношение к мужчинам в будущем. Её юность прошла в сексуальном вакууме. Когда же, наконец, она достигла такого положения, когда можешь иметь столько, сколько пожелаешь, она стала вести себя подобно голодному человеку после долгого вынужденного поста, вошедшего в комнату полную сладких плюшек.

103

Однажды она влюбилась в своего одноклассника. Однако ничто так и не материализовалось. Парень даже не заметил её щенячей любви.

Ко времени окончания школы (несколько месяцев спустя после её семнадцатилетия) она уже хорошо разбиралась в медленных кантри–блюзах. Вроде тех, которые она слышала на пластинках Лидбелли, Одетты и Бесси Смит. И хотя никаких признаков желания самой петь пока видно не было, она с космической скоростью расширяла свой кругозор, открыв для себя Билли Холлидей, продолжая наращивать обороты в том, что обычно называют опытом, приобретённым в студенческие годы.

По словам её отца, летом 1960 она посещала занятия на художественном факультете Государственного Технологического колледжа Ламара, расположенного недалеко от Бомона, штат Техас. Чуть позднее она училась там же, но уже немного дольше и выучилась на оператора клавишного перфоратора ЭВМ, дважды поступала в Техасский университет в Остине.

В одном из её возвращений в Порт–Артур, она зависла на одной вечеринке, устраиваемой на пляже в старом домике береговой охраны, болтали, пили пиво. Кто–то пожалел, что нет проигрывателя.

— Если хотите, я могу попробовать спеть вам что–нибудь, — предложила Джанис.

— Давай, Джанис, что–нибудь из нашего.

— И это тоже знаю, — продолжила Джанис.

— Давай. Мы ждём.

И Джанис стала петь голосом Одетты. У себя дома она, прослушав много раз её пластинки, научилась имитировать манеру пения певицы.

— Джанис, ты чертовски здорово поёшь, — в восторге произнёс кто–то, когда она кончила.

104

— Нет, что ты, чел, — сказала Джанис, что в конце пятидесятых–начале шестидесятых соответствовало нашему теперешнему «fuck off».

Со сцены впервые услышали пение Джанис в Остине, когда в начале шестидесятых она курсировала между Техасским университетом, Ламар—Техноложкой и Порт—Артурским колледжем. Она пела, аккомпанируя себе на никельхарпе в хилли–билли группе, Waller Creek Boys, на одной из бензоколонок, где–то на окраине Остина. Владельцем заведение был некто Билл Тредгилл, который временам пел так, для себя. За пиво Джанис пела там и Рози Мэддокс и Вуди Гатри, и вечера любительского пения, которые он устраивал в своим заведении еженедельно обходились ему не дороже десятки. А ей он даже позволял петь блюзы собственного сочинения. Каждая по разу, повторять не разрешалось. Там и услышал её однажды Чет Хелмс, техасец по рождению, переехавший в Сан–Франциско и владеющий там танцплощадкой Авалон, и предложил попытать счастья на Побережье.

Будто этих слов её как раз и не хватало. Она сорвалась, и они стопом доехали до Сан–Франциско. Спали у кого придётся, чаще на полу, а сама пыталась петь профессионально.

Случай не заставил себя долго ждать, но как она сама рассказала журналистом незадолго до своей смерти (думаю, всё же за год или около того), «Я серьёзно к этому не отнеслась. Я же была совсем ещё юным цыплёнком. Я просто хотела жить. Хотела курить дурь, колоть дерьмо, лизать его, нюхать его, хотела трахаться, наконец. Хотела всего до чего могла дотянуться, хотела всего попробовать, дружище».

105

Сметённая обрушившимися на неё соблазнами и новыми друзьями, балующимися с ингредиентами, Джанис вообще забыла о цели своего путешествия на Запад.

Она начала слоняться по району Норт–Бич и попрошайничать. Подсевшая на спиды, а, возможно, даже на смак, стала искать сама, но даже пяти долларов ей не хватало на дозу.

В первый свой приезд в Сан–Франциско она жила с одним парнем, который в итоге решил от неё избавиться. Он отнял ключи и, вытолкав её на лестницу, закрыл перед ней дверь, так начались её скитания по улицам Сан–Франциско. Без денег. Некуда идти. Джанис ревела, слёзы ручьями стекали по её щекам, и вдруг тот парень выходит из парадной дома напротив. Только он собрался перейти улицу, как Джанис бросается перед ним на колени, и обхватывает обеими руками его ноги.