Пегги Касерта - Вместе с Джанис

116

— Ничего, что я трогаю тебя, когда Кимми нет? — спросила меня однажды Джанис, как только моя любовь вышла на улицу. — Это не напрягает её, или она всё же будет тебя ревновать?

— Ну, я думаю, уж точно не заставит её расплыться от счастья.

И с этого раза, как только Кимми не было рядом, Джанис начинала свою игру со мной. В дополнение сама Кимми понемногу начала испытывать к ней нежные чувства. Мы ходили смотреть её в разные места вроде Матрицы, Филлмор—Аудиториума и Авалон–танцпола, и скоро жизнь вошла в прежнюю колею, какой она была до моих приключений в Нью–Йорке. Но вот, что странно, вокруг нас всё изменилось.

То были беззаботные времена на Хайт. Народ курил дурь открыто, прямо на улицах. Молодёжь стекалась сюда со всей страны. Орды туристов съезжались в своих автобусах поглазеть на этих уродцев, так они их стали называть. Одной из самой частой сцен, которую можно было наблюдать по соседству, стала баталия фотоаппаратов. Туристы выстраивались в шеренгу по одну сторону улицы, наводя свои миниатюрные Кодаки на группу молодёжи, будто только что покинувшую Райский сад и сделав небольшую остановку здесь, на пути в Сан–Франциско, но также оснащённые во всеоружии своими фотоаппаратами. Обычно это были такие же Инстаматики, но не заряженные. Как только туристы расчехляли свои камеры, хиппи по другую сторону улицы начинали щёлкать затворами своих, обычное зрелище для военных стрельбищ Мэдисона, Сиу—Фоллз, Остина или Форт—Уэйна. «Если вы думаете, что мы странные, то вам стоит оглянуться на самих себя», — такова была позиция молодёжи.

117

Сколько бы я ни была занята своим бутиком или Кимми, мысли мои занимал Сэм Эндрю. Сейчас, когда пишу эти строки, я никак не могу взять в толк, что за чёрт вселился тогда в мою задницу. Но ты ведь подобное тоже испытывала, когда влюблялась. Пытаешься контролировать себя, сколько сил хватает, рассудком понимаешь, как правило, многое, но знаешь, ты против своей воли полностью в его власти. Силы и чувства тебя покидают. Щёлкни Сэм пальцами, и я тут как тут. Да даже и этого ему не нужно делать. Я нахожу его всюду и липну как пчела на патоку. Следуешь за ним тенью, как какой–то его придаток, пока он не сдастся и не уложит тебя в свою постель. Но сон это единственное, что с ним тебе доступно. Он никогда даже тебя не приласкает, не погладит.

Теперь у него стали водиться деньги. Ясно, что и у всех у них, у всей группы. Теперь у них хватает не только на то, чтобы помочиться за 20 долларов за выступление, но уже — 350 долларов, потом — четыреста, а теперь и шестьсот пятьдесят за выходные. А дальше — больше. Они, или по крайней мере Джанис, получили великолепную поддержку, о которой не смели и мечтать — поп–фестиваль в Монтерее. В выходные мы с Кимми отправились, как всегда посмотреть Джанис. То был июнь, с шестнадцатого по восемнадцатое.

Монтерей стал предвестником будущих рок–концертов, хотя и уступал им по размаху. Но для того времени это было из–ряда–вон–выходящее событие, нечто экстраординарное. Самая большая аудитория, перед которой когда–либо выступали Джанис со Старшим Братом — более десяти тысяч слушателей. «Дебютировал» на Монтерее и Джими Хендрикс. Среди заявленных музыкантов на фестивале выступили и Отис Реддинг, и такие гиганты как Саймон и Гарфанкел и Мамы и Папы, были там и Джонни Риверс, и Кантри Джо со своей группой, даже Тини Тим там был. Но гвоздём фестиваля оказались Джими и Джанис. За семьдесят два часа оба стали лакомыми приманками для лицемерного общественного мнения, огромных сумм денег, свалившимися им на головы, и давления со стороны менеджмента, не привыкшие ни к хитросплетениям музыкального бизнеса, ни к тяжелейшим гастрольным планам, ни к безликим спутниками и дурным партнёрам, ни к подлым льстецам, ни к съедающей душу тоске, спутнице бесконечных переездов, ни к алкоголю и наркотикам — следствием последней. В конечном счёте, закруживших их обоих в ужасающий вихрь и приведших к крушению.

118

Сбивающие с толку, невероятные перспективы пробуждения Джанис из безвестности начинали проявляться ещё до Монтерея. Но после этого уикенда ошеломляющий отклик, полученный ею со стороны аудитории, стал преследовать Джанис по пятам. По делам ей нужно было срочно отлучиться в Лос–Анжелес, но когда она вернулась в Сан–Франциско, несколько дней ей понадобилось, чтобы прийти в себя.

— Ты слышала, что случилось между мной и Джимом Моррисоном в Лос–Анжелесе? — первое, о чём спросила она меня.

— Нет.

— Но он действительно странный тип. Парень болен на голову. Что–то определённо с ним не так.

— Так что случилось, Джанис?

— Всё произошло на этой глупой вечеринке. Рок–звёзды, Двери, полным составом, народ всякий. И вот как гром среди ясного неба, этот Моррисон подваливает ко мне, хватает за волосы и швыряет меня об пол.

— Он, что, был пьян?

— Я даже ничего не могла сделать, так была напугана, а ещё и сама пьяна. А он встаёт надо мной как вкопанный и ржёт как какой–то маньяк. Но к тому времени как кто–то помог мне подняться, его уже и след простыл.

— И чем это всё кончилось?

— Ничем. Люди, которые там были, парни с Электры—Рекордс, думаю, или, может быть, с Коламбии стали передо мной за него извиняться, что он, мол, на самом деле чертовски милый парень, очень интеллигентный, когда не напьётся. И кто–то ещё сказал, что они слышали всё с улицы и чтобы я была поосторожнее с ним, с него станется, нападёт снова. «Ладно, — сказала я. — Покончим с этим дерьмом. Далеко он с ним не уйдёт». Сказала, и вышла на улицу — в руках у меня была бутылка пива (я захватила её с собой) — подхожу я к нему и, как ни в чём не бывало, спрашиваю, где это он, мать его, научился такому дерьму. А он, сукин сын, замахивается на меня. Знаешь, думаю, хотел повторить, а? Ха, он был так пьян, что промахивается и летит мимо меня, а я со всего размаха разбиваю об его голову свою бутылку пива. Кончилось всё тем, что его всего в крови увезли домой. Ни о каком продолжении веселья уже и речи не могло быть. Так вечеринка и кончилась ничем.

119

Раньше Джанис пила только одно пиво и дешёвое вино. Алкоголь возник в её жизни, только с приходом наркотиков, и то, когда она периодически с них соскакивала. Со временем она стала тратить уйму денег из вновь заработанных на Южный Комфорт. И каждый раз, когда я спрашивала, почему бы ей снова не перейти на пиво, она уходила от прямого ответа.

— Слушай, — сказала она мне однажды, — у меня голова идёт кругом, всё меняться слишком быстро. Я до сих пор не могу в это поверить, просто схожу с ума. Подумать только, ещё вчера у меня и двух, мать их, пенни не было. Мне бы куда–нибудь исчезнуть, хоть на несколько дней, чтобы прийти в себя, дружок.