Виталий Вольф - Одна отдельно счастливая жизнь. Записки художника

В Адлере в 9 часов утра на большом городском пляже из всех транзисторов и магнитофонов во всю мощь тогдашней техники хрипел со всех сторон голос Высоцкого. Песни были, конечно, разные, но всё мешалось в некий многоголосый рев, сливавшийся с шумом волн, как будто Володя не умер, а растворился в штормовом море.

Среди множества моих творческих командировок в начале семидесятых одна запомнилась каким-то неправдоподобным нагромождением нелепых и опасных приключений.

В конце холодного московского марта мне предложили на работе поездку в теплый южный город Ставрополь. Радио передавало, что там ранняя даже для юга, цветущая и солнечная весна. Предвкушая солнце и тепло, я вылетел из Москвы в легком плащике и летних туфлях.

Заказ между тем был серьезный. Крупнейший в Союзе завод космической микроэлектроники нуждался в помощи “Промграфики”. И вот я в Ставрополе. На аэродроме беру такси, даю таксисту адрес. Он обижается: “К Белименко едешь – так бы и сказал! Кто ж его не знает! Считай – хозяин города! Крутой мужик!” Через три КПП проводят к директору. Крупный, спортивного вида мужчина в хорошем костюме, как из голливудского кино. Но встречает приветливо и без всяких хитростей – сразу к делу: “Ваша администрация настаивает, что к заказанному нами товарному знаку полагается еще сделать эмблему и фирменный комплекс. Объясните, пожалуйста, что это такое”. Минут 15 я все объясняю в подробностях. Обстановка хорошая, дружелюбная. Директор говорит: “Все понял, спасибо, пока секретарь готовит письмо-заказ, вам покажут завод! Но – не взыщите, конечно, не весь!” В сопровождении какого-то комсомольца посмотрели сборочный цех, столовую, спортзал, что-то еще. Затем поехали смотреть еще одно новое здание какого-то цеха на въезде в город. Сопровождающий спрашивает: “Директор просил вас посоветовать – что тут можно было бы сделать для украшения этой стены? Мы могли бы в Москве все заказать в вашем Союзе художников! У нас очень современный первый секретарь крайкома партии! Белименко его друг. Вам даже могут с ним встречу устроить, он у нас такой”. Я говорю: “Спасибо, в другой раз, сейчас времени нет, да и еще рано – нужны идеи! А как его фамилия?” – “Горбачев”. – “Нет, не слыхал”.

На следующий день вместе с соседом по гостиничному номеру, симпатичным поваром Валерой из Пятигорска, решили поехать на Сенгилеево озеро у подножья Эльбруса. Жара стояла с утра, кругом цвели по-весеннему яркие клумбы. Все идет прекрасно, можно расслабиться. Взяли напрокат лодку, целый день отдыхали, загорали. Я даже поплавал в холодной воде. Часа в 4 вернулись на причал, зашли в шашлычную. Сели за столик, выпили пару бутылок прекрасного местного “Каберне”, потом перешли на коньяк. Кругом народу почти не было – день-то будний. Рядом под навесом, за длинным столом гуляла веселая компания, человек 15. Всё тихо, мирно. И вдруг смотрю – Валеры моего нет. Исчез! Поначалу я не обратил внимания, даже как бы задремал. И вдруг – крик, ругань, звон стекла! Обернулся – все повскакивали со своих мест, что-то галдят, а слева – уже куча-мала и несколько человек бьют моего добродушного и мирного Валеру. Я тут же протрезвел и кинулся разнимать; вначале я не оценил опасность ситуации: мужики мало того что пьяные, но какие-то все здоровые, грубые. Потом оказалось – шахтеры из соседнего санатория. А женщин – всего несколько. И в такой ситуации Валерий начал к одной из них лезть с комплиментами. Но в тот момент я этого всего не знал, а видел лишь кулачище, пролетевший мимо меня. Едва успел уклониться! Тут же кровь бросилась в голову, и я перестал соображать что-либо. За всю жизнь никто не смог меня ударить в лицо, а тут и причины нет! Думать некогда: бью прямой левой по-уличному резко, ребром ладони в горло. Мужик захрипел и осел сразу. Затем, увидев, что еще лезут двое, хватаю со стола бутылку, отбиваю дно “розочкой” и ору дурным голосом: “Всё, сели! Сели на свои места! Убью к чертям! Я – псих! Справка есть! Отвечать не буду!” В те мирные времена такие трюки еще работали. Мужики отпустили Валеру и на секунду замешкались Я, правда, готов был к любому повороту событий. Но тут ворвались возмущенные шашлычники: “Ара, Ара! Хватит базар! Нам базар не надо! Здесь милиция. Плохо всем делает, штраф пишет, нам не нада. Сидим тиха, пьем тиха, кушаем тиха”. Я схватил Валеру: “Уходим быстро!” Он был весь в крови – нос разбили. Я затолкал его в чей-то “запорожец”: “Довези, брат, до гостиницы «Ставрополь»”. В номере Валерий умылся, переоделся и объявил: “Спас мне жизнь! Будешь мне как брат! Пойду за бутылкой”. Принес из ресторана две шампанского, выпил бокал и заснул на диване.

А я на нервной почве не мог успокоиться, и ничего лучше не придумал, как выйти на улицу – подышать воздухом. Было очень тепло, но начинало темнеть. Мне казалось, что я гулял вокруг гостиницы, но на самом деле куда-то забрел – и сразу заблудился в темноте. Я, помню, шел как бы в полусне и все переживал недавнюю драку в шашлычной, свое неосторожное выступление в роли психа, которое могло кончиться плачевно. Но в этот несчастный вечер судьба приготовила мне еще более опасный сюрприз. Я вдруг споткнулся, как бы очнувшись ото сна, и увидел перед собой в полутьме не то мальчика, не то коротышку какого-то в тельняшке и с большим ножом-выкидухой, уткнувшимся мне в живот. За ним, перегородив дорогу, стояло несколько темных фигур в типичных небрежных позах послевоенной московской шпаны. В Москве я уж давно такого не видел, но здесь, в провинции, видимо, такие кодлы еще не вывелись. Огляделся. Слева – длинная глухая белая стена, справа – широкая канава с черной быстротекущей водой. И во всем теле такая расслабленность – после шампанского, – что кулак не сжимается. Да и что толку от кулака, когда ребятки, вижу, с ножиками стоят. Коротышка бубнит: “Кошелек давай, бабки давай, часы снимай!” За ним братва скалится в темноте золотыми зубами. Что делать? Что-то срочно нужно придумать! Здесь орать, пугать кого-то бесполезно, это только спровоцирует резню. Остается только разговор “по фене”. Театр по системе Станиславского. Главное – слова не забыть: “Ну ты чо, в натуре? Фильтруй базар, братан!” Поскольку я вырос в детдоме и на улице, у меня с детства развивалось обостренное чувство собственного достоинства и отсутствие страха. Мой школьный друг, будущий известный театральный художник Николай Эпов, всегда мне говорил: “У тебя нет инстинкта самосохранения”. Однажды, в пятидесятые годы на улице Горького, у Центрального телеграфа, во время первомайского салюта, я полез в драку с целой бандой из пяти человек. Тогда меня спасла Ира Родимцева, дочь Героя Сталинградской битвы и будущий директор Музеев Кремля (в то время – моя соседка, спортсменка, баскетболистка и красавица).