Виталий Вольф - Одна отдельно счастливая жизнь. Записки художника

Летом 1993 года меня попросили сделать несколько рекламных плакатов для двух малоизвестных фольклорных ансамблей. Просьба была довольно странная, так как денег у заказчика не было, все мыслилось “на общественных началах”. Чтобы сразу отказаться, было по крайней мере три причины: неинтересно, непрестижно и к тому же бесплатно. Но заказчица с таким энтузиазмом и восторженностью рассказывала о молодых самодеятельных танцорах и музыкантах из Кишинева и Сыктывкара, о том, как она хочет от души, бескорыстно помочь им показать себя в Европе, на Всемирном фольклорном фестивале в Ницце и Мартиге – что не заразиться ее романтизмом было невозможно. К тому же я вспомнил, что у меня было несколько акварельных композиций, оставшихся от какой-то старой работы. Мы запросили оргкомитет фестиваля, не интересует ли их выставка на тему “Танцы народов СССР”. Так я, неожиданно для себя, стал членом большой артистической группы, в составе которой, в конце июля 1993 года, прибыл во Францию, в городок под названием Ницца, хорошо известный всем советским гражданам.

Тут меня и ждал удар. Оргкомитет фестиваля не нашел денег на аренду помещения для выставки и предложил мне остаться участником фестиваля “без определенных обязанностей”. Что может быть лучше: море, солнце, пляжи Ниццы – и полная свобода на две недели! А потом – еще более крупный и интересный фестиваль в Мартиге, а потом поездка по городам Прованса. Проблем оставалось только две – страшная жара и особый режим жизни участников, которому я должен был строго подчиняться. Разместили все делегации в обширном зеленом студгородке, охраняемом суданскими неграми с автоматами. Рано утром, после обильного завтрака в общей студенческой столовой, все артисты садились в автобусы и уезжали на репетиции до обеда. На все это время комплекс студгородка наглухо закрывался для входа и выхода, т. е. никому ни войти, ни выйти было невозможно. Охрана здесь не разговаривала, а держала палец на спусковом крючке. После обеда, в 17 часов автобусы уезжали на концерты и возвращались в 22 часа, т. е или сиди дома, или жди до ночи – и никаких вариантов.

Первые дни я наслаждался бездумно морем, загорал и плавал. Широкая полоса галечного пляжа в то время тянулась вдоль всей Английской набережной – Promenade des Anglais. Но вскоре стало скучновато.

Я купил автобусный билет на 10 дней и решил поездить по Лазурному берегу. Возле Сада Альберта I сел в старенький автобус и поехал без цели куда-нибудь, глядя в открытое окно.

Так я доехал до местечка Фрежюс и вышел на остановке, поняв, что из окна ничего интересного не увижу. Времени было много, и, глядя на указатели, решил пойти до Сан-Рафаэля: название понравилось, в нем было что-то ренессансное. Но первое, что я увидел, это огромные рекламные щиты на белых высоких столбах, обступившие оживленный перекресток. Мы еще не слыхали, по крайней мере я, о цифровой печати, и меня поразили качество полиграфии и грандиозные размеры. Не знал, что очень скоро Москва всех переплюнет в рекламной гигантомании!

Людей из-за жары совсем не было, кроме двух унылых проституток на высоких каблуках. Вскоре блеснуло море, воздух изменился, и я вышел к огромному песчаному пляжу, заполненному тысячами людей и рядами красно-белых зонтов. Я лихорадочно вспоминал обрывки французских фраз, сетуя, что не успел купить даже разговорник. После чинной и строгой Ниццы здесь царили анархия и непосредственность. Музыка неслась со всех сторон, что в Ницце было запрещено. Я бросился в воду, проталкиваясь среди орущих детей и мам. Море было мелкое и густонаселенное. Уже на берегу кто-то обратился ко мне с вопросом. Я, чтобы пресечь разговор, отрицательно замотал головой: “Простите, у меня плохой французский, я из Москвы”. Это было очень неосторожно – парень заорал на весь пляж: “De Moscou! De Moscou! Russe! Gorbachev!” Образовалась толпа, все кричали “Gorbachev!” и стремились что-то сказать, похлопать по плечу, тянули пачки сигарет. Оставалось только всем кивать и улыбаться. Я не мог им объяснить, что Горбачева у нас уже давно нет. Кто-то стал мне говорить, что на этот пляж высадился когда-то Наполеон, прибыв из своего Египетского похода. Оказалось, что я понимаю лучше, чем говорю. На обратном пути автобус был полон детей, и я прислушивался к их щебету, стараясь понять отдельные слова. Автобус шел небыстро, часто останавливался, водитель объявлял: “Antibes! Saint-Cézaire! Antheor! La Napoule!” На каждой остановке хотелось выйти и пройтись пешком, посмотреть, что это! Но надо успевать к обеду, а то негры не пустят! Моя остановка – “Rue des Euvcaliptes”.

Вечер я проводил в кафе на пляже Negresco, где все стоило одинаково – 15 fr. Как всегда, оказался доброжелатель рядом: “А вы видели античную Ниццу? Арену? Я там живу – могу вам показать!”. Сели в его “фиат” и вскоре увидели прекрасные руины античного театра с огромной аркой. Они совсем не входили в образ Ниццы как модного курорта. Еще была “Стена Аполлона”, что-то вроде парка скульптур. Античная, греческая Ницца.

Но была в голове у меня одна мечта идиота – увидеть Сент-Пол. Восемь лет назад, когда мы, будучи в круизе, неслись автобусом по Лазурному берегу, экскурсовод сказала, что тайное место отдыха художников и киношников Франции – именно Сент-Пол (Saint-Paul). Но его не было даже на карте, которая висела у нас в спальне, в Лицее. Автобуса из Ниццы туда не было. Мой новый знакомый Клод сказал, что надо ехать через Grasse, а в Grasse можно попасть через Antibes. Получалось очень сложно, но в какой-то день я решил отправиться пораньше и пожертвовать, если не буду успевать, даже общим обедом. Обеды эти, в огромной столовой общежития, сразу стали символом всеобщего разноплеменного общения, поцелуев, приветствий – чему способствовали обязательные 2 литра красного вина на каждом четырехместном круглом столике.

Тем не менее в 8 утра я уже стоял на остановке возле старого рынка. В Антибе все-таки решил потратить хоть часок, но выйти к морю и увидеть знаменитый порт. С какой-то площадки в старом городе открылась красивейшая, сложная, изрезанная длиннейшими молами панорама огромной голубой бухты. Вообще, множество больших, удобных, широких бухт, таких как в Ментоне, Сан-Рафаэле, Антибе – составляют, наверно, природную красоту Ривьеры. В отличие от Крыма, горы здесь не очень влияют на приморский пейзаж. Бухты по берегам плотно и очень продуманно застроены, на каждом отрезке берега есть своя доминанта: в Антибах это суровая и простая, как свеча, колокольня XII века, в старом городе, на мысу. Я рисовал бухту, усевшись на парапете у воды, когда подошел загорелый и совершенно седой человек в шортах, тоже с папкой под мышкой. Он постоял рядом, потом говорит: “Вы из Москвы” (по-французски). Я, уже автоматически, отвечаю: “Oui, oui. Je suis”. Он говорит: “Я, из Польши, тоже художник, живу в Лионе, сейчас хочу поехать в Грас, давно собирался”. Тут уже перешли на польско-русский. Я говорю: “Совпадение: я в Сент-Поль, по дороге, поехали вместе”. Сели в автобус, он достал из своей папки несколько отпечатанных post carde – почтовые открытки по-нашему: домик в лучах заката, куст роз на обрыве, собака, спящая у крыльца, – его заказные работы, не очень серьезное искусство по московским меркам. “А в Париж я не рвусь, эти битвы богов и титанов меня не интересуют”. Я подумал тогда: “Вот типичный характер графика – люди везде одинаковы”. Так мы доехали до Граса и простились, обменявшись адресами.