Юрий Фельштинский - Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время

В Великобритании фильм был воспринят широкой публикой с восторгом. Зрители презрительно хохотали над диктатором Аденоидом Гинкелем, в котором все видели Гитлера (тем более что инициалы героя и фюрера совпадали), и его оруженосцами Гарбичем (это слово по-английски означало «мусор») и Херингом (по-английски - «селедка»). Понятно, что в двух последних легко угадывались Геббельс и Геринг. В газетах с полным основанием писалось, что демонстрация «Великого диктатора» способствовала поднятию боевого духа британцев.

Оруэлл был целиком и полностью согласен с тем, что появление фильма Чаплина представляло собой выдающееся художественное и политическое событие. Он резко критиковал тех «сомнительных интеллектуалов и сладкозвучных профессоров», которые полагали, что образы Чаплина слишком карикатурны, что он незаслуженно высмеивает «рядовых людей» (под таковыми подразумевались «рядовые штурмовики») 600 600 Time and Tide. 1940. Dec. 21. . Подчеркивая, что его в первую очередь интересует в кинематографии «эффективная демонстрация серьезных идей», рецензент выделял «великолепные сцены борьбы против штурмовиков». Он особо высоко (в противоположность многим другим критикам) оценил финал фильма, когда парикмахер-еврей, которого приняли за диктатора из-за внешнего сходства, мужественно обращается к своим согражданам с «боевой речью в защиту демократии, терпимости и всеобщего человеческого достоинства». Оруэлл полагал, что это был исключительно сильный, самый мощный пропагандистский момент фильма.

Правда, Оруэлл считал фильм технически слабым, а отдельные эпизоды его связанными между собой лишь «обрывками веревки». «Как у фильма, у него очень много недостатков», - писал он. Тем не менее он считал киноленту глубоко волнующей, ибо в ней проявился особый художественный дар Чаплина, «его готовность выступить в защиту концентрированной сущности обычного человека». В фильме, по мнению Оруэлла, проявлялась «неискоренимая вера в человеческое достоинство, которое сохраняется в сердцах обычных людей». Именно поэтому он предрекал картине большое будущее.

Значение «Великого диктатора» виделось Оруэллу в противопоставлении судеб обычных людей тому мрачному периоду мировой истории, «когда демократия почти везде отступает, господствуют супермен, контролирующий три четверти мира, свобода отбрасывается сладкоголосыми профессорами, а охота на евреев поощряется пацифистами».

Оруэлл завершал свою боевую рецензию суждением, что, «если бы наше правительство имело хотя бы хоть сколько-то воображения, оно бы масштабно субсидировало показ “Великого диктатора” и приложило бы максимум усилий к тому, чтобы забросить несколько копий в Германию», где «Великий диктатор» был, разумеется, запрещен.

Одновременно с работой в «Тайм энд Тайд» Оруэлл стал регулярным сотрудником нового ежемесячного журнала «Хорайзен» («Горизонт»), который в начале Второй мировой войны создал его старый школьный приятель Сирил Коннолли при содействии видного романиста и поэта Стивена Спендера. Это «Обозрение литературы и искусства», как гласил подзаголовок, охотно предоставляло свои страницы не только известным авторам, но и тем, кто только пробовал свои силы в художественной литературе и публицистике.

Оруэллу нравилась творческая атмосфера, которая возникла в этом журнале с момента его появления. Он часто посещал редакцию, просто «заходил на огонек». Особенно сблизился он со Спендером, который через много лет вспоминал, что «слушать монологи Оруэлла со всеми их запутанными рассуждениями было в каком-то смысле очень по-английски. Это было похоже на хождение по улице под моросящим дождем - слушать его монотонный голос» 601 601 Shelden М. Orwell: The Authorised Biography. P. 354. .

Новая общественно-политическая трибуна значительно расширила возможности Оруэлла-публициста. Журнал Коннолли опубликовал в это время, наряду с несколькими статьями Оруэлла по вопросам культуры и искусства, его важные политико-аналитические произведения, в том числе «Британский правящий класс» (декабрь 1940 года) и «Уэллс, Гитлер и всемирное государство» (август 1941 года).

В первом эссе автор пытался разобраться в тех изменениях, которые произошли в среде управленческих слоев Великобритании на протяжении последнего столетия. Он показывал, что в первой половине XIX века земельная аристократия постепенно утратила политическую власть, уступив ее купцам, промышленникам и финансистам. При этом новая верхушка стремилась подражать тем, кого она вытеснила, например посылая своих детей в престижные школы, стяжавшие славу аристократических именно потому, что в них учились потомки крупных землевладельцев. Это, однако, породило измельчание правящей элиты. «Денежный класс» был заинтересован почти исключительно в прибыли и безрассудно тратил нажитое. Между тем империя сохранила свое отсталое состояние (в первую очередь это относилось к основному имперскому богатству - Индии), и большая часть метрополии не избавилась от нищеты и лачуг. Существовавшая система напоминала псевдофеодализм, обрекавший ее на постепенно загнивание. В качестве примеров Оруэлл приводил платные элитные школы и армейскую систему. И там, и там сохраняются давно устаревшие порядки. Автор приводил в качестве примера винтовочный штык, который ныне годился только на то, чтобы открывать им консервные банки, но тем не менее он составляет неотъемлемую часть винтовки.

В те времена, когда империя пребывала в мире, эта систематизированная отсталость не вела к хаосу, но теперь настали иные времена. Возникновение нацизма и фашизма не привело к пониманию необходимости вести против них последовательную борьбу. Для названных течений характерны крайний национализм и жесткое послушание, подчиненность и преданность лидеру. Между тем британский правящий класс игнорирует особенности фашизма и нацизма, и это политическое невежество, проявляемое как гражданскими руководителями, так и военными весьма опасно для благополучия страны.

Однако по адресу правящего класса в статье раздавались не только инвективы. Значительная его часть высоко моральна, так как немало герцогов, графов и других носителей благородных титулов отдали свои жизни на полях сражений во Франции в мае - июне 1940 года. Оруэлл заключал, что трагедия правящего класса не в том, что он физически слаб или труслив. Его порок - в непонимании нового времени и пришедших с ним трагедий и опасностей. Только тогда, когда новое поколение начнет терять материальные средства и власть, его сознание претерпит изменения, к которым необходимо будет приспособиться.

Не менее актуально и ярко звучала и вторая статья. Оруэлл буквально обрушился на чтимого им в прошлом выдающегося писателя Герберта Уэллса, который недооценивал мощь нацистской армии, считал, что ее могущество почти иссякло, превратилось в фантом, что ни один прогноз по поводу решающих побед Гитлера не подтверждается. Возможно, Оруэлл был не совсем прав, когда не соглашался с утверждениями Уэллса, что война - дело долгое и блицкриг провалится. Но это в статье Оруэлла не было главным. Он стремился не вдаваться в теоретические тонкости вопроса о перспективах создания всемирного государства, о котором мечтал Уэллс, а рассматривал конкретные проблемы, демонстрируя свою способность военно-политического анализа, несмотря на скудность и отрывочность фактов: