Юрий Фельштинский - Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время

Германский историк М. Радемахер убедительно показал, что Оруэлл весьма тщательно изучил книгу Гитлера, что она стала одним из источников его будущего романа о тоталитаризме, что неверно было бы считать этот роман только «атакой» на сталинский Советский Союз 606 606 Rademacher M Orwell and Hitler: Mein Kampf as a source for Nineteen Eighty-Four. // Zeitschrift ftlr Anglistikund Amerikanistik. 1999. №. 1. Z. 38-53. . «Моя борьба» действительно явилась одним из главных базовых элементов построения основ тоталитарной идеологии в романе, а Гитлер стал одним из прототипов Большого Брата. Точнее говоря, ни у Гитлера, ни у оруэлловского Большого Брата никакой подлинной идеологии не существовало, но некий свод догм был им жизненно необходим в сугубо прикладных целях.

Существенным дополнением к названным работам была рецензия на книгу Ф. Боркенау «Тоталитарный враг» 607 607 Вorkenau F. The Totalitarian Enemy. London: Faber and Faber, 1940. , появившаяся в «Тайм энд Тайд» 4 мая 1940 года. Как показал Боркенау, между советским и нацистским режимами существовало глубокое сходство, которое ранее не замечали как правые, так и левые по сугубо политическим причинам. Ведь так было намного проще западным демократиям флиртовать с СССР в Лиге Наций и обсуждать системы коллективной безопасности, а европейским интеллектуалам - общаться с советскими лидерами, включая Сталина. «Имущие классы, совершенно естественно, желали верить, что Гитлер защитит их от большевизма, а социалистам, также естественно, невыносимо было признать, что человек, истребивший их товарищей, сам социалист. Отсюда неистовые усилия с обеих сторон замазать все более и более очевидное сходство между немецким и русским режимами», - писал Оруэлл.

Оруэлл обратил внимание еще на одно сходство - кампании ненависти, которые использовались как нацистами, так и большевиками, их превращение в своеобразный родовой признак тоталитаризма: «Что касается кампаний ненависти, беспрестанно разжигаемых тоталитарными режимами, они вполне реальны, пока длятся, но каждый раз продиктованы лишь потребностями момента. Евреи, поляки, троцкисты, англичане, французы, чехи, демократы, фашисты, марксисты - кто угодно может оказаться Врагом Общества Номер Один. Ненависть можно обратить в любом направлении по первому знаку, как огонь паяльной лампы».

В значительной степени этой же теме была посвящена чуть позже статья «Вспоминая войну в Испании» 608 608 Оруэлл Д. «1984» и эссе разных лет. М.: Прогресс, 1989. С. 247-263. . В отличие от «Памяти Каталонии», это были не мемуары, а рассуждения, навеянные испанским опытом, о жестокости в войне. Оруэлл приходил к неутешительному выводу, что о жестокости рассуждают тенденциозно, исходя из политических пристрастий: «Недавно я набросал перечень жестокостей, совершенных с 1918 года до сегодняшнего дня; оказалось, каждый год без исключения где-то совершают жестокости и трудно припомнить, чтобы хотя бы раз и левые, и правые приняли на веру свидетельства об одних и тех же бесчинствах. Еще удивительнее, что в любой момент ситуация может круто перемениться, и то, что вчера еще считалось бесспорно доказанным бесчинством, превращается в нелепую клевету - лишь оттого, что иным стал политический ландшафт» 609 609 Оруэлл Д. «1984» и эссе разных лет. М.: Прогресс, 1989. С. 249. .

Далее автор приводил примеры того, как «ложь приобретает статус правды» по чисто политическим соображениям. Так сама история становилась относительной, что могло быть свойственно и демократическим обществам, но оказывалось совершенно неизбежным при тоталитаризме: «Если Вождь заявляет, что такого-то события “никогда не было”, значит, его не было. Если он думает, что дважды два пять, значит, так и есть. Реальность этой перспективы страшит меня больше, чем бомбы» 610 610 Там же. С. 255. . Отталкиваясь от испанских событий пятилетней давности, Оруэлл формировал свои взгляды на то, как искажение или даже полное отрицание исторических фактов, их подмена чем-то совершенно противоположным, калечит человеческие души и превращает общество в сборище душевных инвалидов, преступников, служащих диктатору. Антитоталитарная художественная проза занимала всё более и более прочные позиции в сознании писателя.

Работал Оруэлл с крайним напряжением, сотрудничая в ряде лондонских периодических изданий, знакомясь с массой книг - публицистикой, воспоминаниями, прозой, поэзией, стремясь по возможности объективно оценить эти произведения в рецензиях и обзорах, продолжая выступать с собственными статьями и эссе по принципиальным вопросам политики и культуры. Примерно в это время Оруэлл заметил немалые изменения, происшедшие в стиле и характере его собственной работы. Он перестал писать первые варианты своих произведений пером с тем, чтобы затем многократно их исправлять и почти во всех случаях полностью переписывать, иногда по несколько раз. 14 июня 1940 года он записал в дневнике: «В последнее время, когда я пишу обозрение, я сажусь за пишущую машинку и сразу его печатаю. До недавнего времени, шесть месяцев тому назад, я никогда этого не делал и сказал бы, что я не умею этого делать. В самом деле, все, что я писал, писалось по крайней мере дважды, а мои книги обычно три раза - некоторые места даже пять или десять раз» 639. Постепенное накопление писательских впечатлений и опыта, совершенствование таланта внезапно переступило через какую-то качественную грань - писать стало легче и свободнее, хотя над черновиками, пусть напечатанными, Оруэлл продолжал интенсивно работать, совершенствуя текст.

Впрочем, сам Оруэлл, верный своей самокритической манере, совершенно неоправданно приписывал переход от пера к машинке тому, что стал меньше заботиться о качестве написанного, стремясь побольше заработать. Конечно, материальные заботы играли немалую роль: стоимость жизни в Великобритании в военные годы резко возросла, снабжение по карточкам было скудным, свободный рынок продолжал исправно функционировать, но по заоблачным ценам. Однако главное было все-таки не это, и публикации 1940-1941 годов наглядно демонстрировали растущую мощь оруэлловской политической журналистики.

Можно не сомневаться, что рост популярности Оруэлла и качественное улучшение выходивших из-под его пишущей машинки текстов не остались незамеченными издателями и в Англии, и за рубежом. Именно с этим было связано приглашение Оруэллу американского журнала «Партизан Ревью» стать его постоянным сотрудником. Издание этого журнала начала в 1934 году группа интеллектуалов, которые сохраняли социалистические и близкие к социалистическим позиции, но в то же время решительно осудили установление единоличной диктатуры Сталина в СССР. Изначально журнал выходил как издание Клуба Джона Рида, стоявшего на коммунистической платформе, но вскоре порвал с клубом связь по политическим и идеологическим соображениям. Сам Джон Рид был американским журналистом, написавшим известную книгу «Десять дней, которые потрясли мир», прославившую большевистский переворот, и ставший затем одним из основателей американского коммунистического движения. Умерший в 1920 году в России, Рид стал единственным иностранцем, похороненным у Кремлевской стены.