Герхард Шредер - Решения. Моя жизнь в политике [без иллюстраций]

Достаточно теплый день накануне окончательного ухода лета: Берлин 25 сентября 2001 года. Перед Рейхстагом столпотворение фотографов, телевизионщиков и просто зевак, выстроившихся стеной, за ними — в строгом порядке — черные лимузины. В зале пленарных заседаний Рейхстага парламентские фракции в полном составе. Напряжение вызвано личностью докладчика, именно он привлекает к себе всеобщее внимание. Исторический момент для членов парламента — гость из-за рубежа предлагает Германии всестороннее сотрудничество. Он говорит, что, по его мнению, единая Европа является гарантом окончательного искоренения язвы национализма.

Выступает Владимир Владимирович Путин — президент Российской Федерации. Свою речь он начинает по-русски, сердечным обращением к Германии, к которой Россия «всегда питала особые чувства». Путин называет Германию важным центром европейской культуры, культуры, в развитие которой немалый вклад внесла и Россия: «культура никогда не знала границ. Она всегда была общим достоянием и объединяла народы». И поэтому он позволит себе «смелость» продолжить свою речь «на языке Гёте, Шиллера и Канта — на немецком языке».

Порой мне хочется отослать речь Путина перед германским бундестагом тому или иному немецкому комментатору, рассуждающему в той или иной немецкой газете о германо-российских отношениях, с настоятельной просьбой еще раз прочесть этот текст перед тем, как писать очередную статью. Ведь в этой речи сказано обо всем, что война и послевоенный период, железный занавес и раздел Европы оставили в коллективном сознании европейских народов. И видимо, нам еще долго придется сталкиваться с предрассудками и рефлекторными реакциями, глубоко запечатленными в людской памяти со времен той ушедшей эпохи, сдерживающими и замедляющими столь необходимое нам установление новых глубоких связей: политических, экономических и культурных.

Россия. Именно о ней, сразу после одержанной мной победы на выборах в сентябре 1998 года, мы говорили на одной из встреч с Биллом Клинтоном. Этому соседу Германии в то время грозила реальная опасность: в безудержном вихре дезорганизации и разграбления, социального и экономического кризиса страна могла опуститься на дно пропасти. Мы обсуждали внутриполитическую ситуацию в больной империи, которая, чтобы выйти из порочного круга, срочно нуждалась в помощи. В той беседе я узнал Билла Клинтона с неожиданной стороны: он с большим знанием дела размышлял о европейской истории и не скрывал своей озабоченности тем, какую угрозу миру на планете может представлять разрушающаяся и неуверенная в себе Россия.

Вместе с тем Клинтон понимал, что менталитет российской элиты, воспитанной в рамках социалистической командной экономики, вряд ли позволит воспользоваться советами американских «спецов» рыночной экономики. А американцам, по его словам, не хватает чуткости и деликатности, и потому их попытки помочь проваливаются самым жалким образом. Он стал меня убеждать в том, что в качестве фундамента для более тесного сотрудничества необходимо использовать и развивать особые отношения между Германией и Россией. Мол, даже по психологическим причинам Россия охотнее примет необходимую помощь, включая и материальную, если ей ее предложит Германия. Когда мы заговорили о ядерных арсеналах России, Клинтон сказал, что в этом он не видит военной угрозы. Однако активная политика в отношении России должна быть тщательно продумана в контексте преодоления разобщенности в Европе и укрепления ее безопасности, а для этого нужно прежде всего позаботиться об экономическом оздоровлении России. И в этом он надеется на деятельное участие Германии.

Приводя мне эти аргументы, Клинтон ломился в открытую дверь. Я был и сейчас убежден, что поддержание стабильного миропорядка на нашем континенте невозможно без всеобъемлющего взаимопонимания с Россией. И именно это послание содержала в себе речь Путина, с которой он выступил 25 сентября 2001 года в Берлине. Мне кажется, этот посыл тем более важен, что четко обозначенная в нем общность являлась ответом на недавно пережитый удар — террористические атаки 11 сентября на Нью-Йорк и Вашингтон, ставшие символом смены эпох во всем мире. Уточняя свою мысль о нашей фундаментальной общности, Путин сказал, что никто не ставит под сомнение важность особых отношений Европы с Соединенными Штатами, однако он убежден: Европа сможет надолго укрепить репутацию мощного и самостоятельного центра мировой политики, если объединит свои людские, территориальные и природные ресурсы с экономическим, культурным и оборонным потенциалом России. В этом месте протокол бундестага зафиксировал аплодисменты. Аплодисментами сопровождались и последовавшие слова Путина о том, что первые шаги в этом направлении с обеих сторон уже сделаны, и теперь настало время подумать: что следует предпринять, чтобы единая и безопасная Европа стала предвестником единого и безопасного мира.

Я беседовал с Путиным несчетное число раз и до этой речи, и после нее и хорошо знаю, насколько напряженно он размышляет над тем, как можно организовать российско-европейские отношения, чтобы они развивались и крепли в обоих направлениях. Его представление о будущем своей страны совершенно очевидно: он хочет восстановить значимость России. И это, будучи дополнено его христианскими убеждениями — а отношение президента России к православию в своей стране я считаю исключительно серьезным, — означает одно: Путин мыслит по-европейски. Иными словами, Путин видит миссию России как неотъемлемой части Европы, пусть и с азиатской компонентой, что он прекрасно сознает, но в культурном плане, по складу чувств и эмоций, по восприятию жизни и по отношению к жизненным ценностям Россия является именно частью Европы.

Эта установка проявилась в позиции Путина по вопросу о войне в Ираке: в его решительном — совместно с Францией и Германией — «нет» этой войне. Это был важный внешнеполитический шаг, который позволял учитывать и европейские обстоятельства, когда речь шла об оценке опасной политической ситуации в мировом масштабе. И я совершенно уверен: в критический момент именно согласованные с Россией германо-французские действия придали вес и значимость нашему отказу поддержать недостаточно продуманное и, в конечном счете, легкомысленное решение США. И только благодаря согласию России нашу позицию вообще удалось отстоять — вопреки громкой пропагандистской шумихе по ту сторону океана.

Осуждение иракской войны не прибавило Путину друзей в Вашингтоне и, возможно, предопределило голосование США в июле 2006 года против членства России в ВТО — мощной, охватывающей всю планету торговой организации, чьей главной целью является разработка и либерализация правил в сфере международных торгово-экономических отношений. И я уверен, что если бы вопрос о принятии России в клуб семи важнейших экономически развитых государств («Большая семерка») решался сегодня, Россию ждала бы точно такая же блокада, как при вступлении в ВТО. Но в свое время, благодаря усилиям Германии, «Большая семерка» превратилась в «Большую восьмерку», в клуб восьми государств — включая Россию.