Мишель Обама - Becoming. Моя история

Самый настоящий конец.

Однако дальше произошла серия удачных для Барака событий. Во-первых, Питер Фицджеральд решил не баллотироваться на переизбрание, расчистив поле для таких относительных новичков, как мой муж. Затем, как ни странно, и лидер демократов, и будущий кандидат от республиканцев оказались втянуты в скандалы, связанные с их бывшими женами. До выборов оставалось всего несколько месяцев, а у Барака уже не было ни одного соперника-республиканца.

К тому же он провел отличную кампанию, многому научившись на своей неудаче на выборах в Конгресс. Он победил семь основных противников и заработал больше половины голосов. В поездках по штату, общаясь с потенциальными избирателями, Барак оставался тем же человеком, которого я знала дома: веселым и обаятельным, умным и подготовленным.

Его чрезвычайно многословные ответы на городских форумах и дебатах, казалось, только подчеркивали, что Барак практически создан для Сената. И тем не менее в дополнение ко всем его усилиям путь Барака к Сенату был выстлан четырехлистным клевером.

Все это произошло еще до того, как Джон Керри пригласил его в Бостон выступить с основным докладом на национальном съезде Демократической партии 2004 года. Керри, сенатор от Массачусетса, в тот момент был втянут в борьбу за пост президента с Джорджем Бушем-младшим.

Среди всего этого мой муж был практически никем, скромным законодателем штата, он никогда раньше не выступал перед пятнадцатитысячной толпой, которая соберется в Бостоне. Он никогда не пользовался телесуфлером, никогда не произносил речь в прямом эфире в прайм-тайм. Чернокожий новичок в бизнесе, который исторически считался исключительно белым. Он появился из ниоткуда со своим странным именем и странным прошлым и теперь надеялся найти общий язык со среднестатистическим демократом. Как позже заметят политические обозреватели, выбор Барака Обамы для выступления перед миллионной аудиторией был чистой авантюрой.

И все же в своеобразной и окольной манере в тот момент свершилось его предназначение. Я знала это, наблюдала, как мозг Барака работал без остановки. На протяжении многих лет я следила, как он впитывал книги, новости и идеи, пробуждаясь к жизни каждый раз, когда говорил с кем-то, предлагавшим крупицу нового опыта или знаний. Барак все это хранил. Как я теперь понимаю, он отчетливо представлял то, что строил. Я должна была отыскать этому место в нашей совместной жизни, должна была научиться сосуществовать с этим, пусть и неохотно. Иногда оно бесконечно меня раздражало, но я не могла закрывать на него глаза. Барак работал над задуманным тихо и тщательно, без перерыва с тех пор, как мы познакомились. И теперь, возможно, размер аудитории наконец-то соответствовал его масштабам. Барак был готов к этому. Оставалось только произнести речь.

«Должно быть, неплохая была речь», – часто повторяла я позже. Это наша с Бараком шутка, которую я постоянно использовала после того вечера – 27 июля 2004 года.

Я оставила девочек дома с мамой и полетела с Бараком в Бостон на выступление, оставшись за кулисами в конференц-центре, когда Барак вышел под жаркий свет рампы на глазах у миллионов людей. Он немного нервничал, и я тоже, хотя мы оба решили не показывать этого. Таков Барак. Чем больше на него давили, тем спокойнее он становился. Он писал речь в течение нескольких недель, работал над ней между голосованиями в Сенате Иллинойса. Он запомнил все слова и тщательно их зазубрил, до такой степени, что нуждался бы в телесуфлере только в случае, если бы сдали нервы и голова вмиг опустела. Но этого не случилось. Барак посмотрел на зрителей и в телекамеры и, будто запустив какой-то внутренний двигатель, просто улыбнулся и начал говорить.

В тот вечер он говорил семнадцать минут. Барак рассказал, кто он такой и откуда родом: о своем дедушке, который служил солдатом в армии Паттона, о бабушке, трудившейся на фабрике во время войны, об отце, который ребенком пас коз в Кении, о невероятной любви его родителей и их вере в то, как много хорошее образование может дать ребенку, выросшему без богатства и связей. Искренне и умело он представлял себя не аутсайдером, а скорее буквальным воплощением истории Америки. Он напомнил собравшимся, что страну нельзя просто поделить на красное и синее [115], что нас всех объединяет человечность и забота об обществе. Он призывал к надежде вместо цинизма. Он говорил с надеждой, излучал надежду, воспевал ее.

Это были семнадцать минут ловкого и легкого обращения Барака со словами, семнадцать минут его глубокого, ослепительного оптимизма. Когда он заканчивал, коротко представив Джона Керри и его напарника Джона Эдвардса, толпа уже была на ногах и ревела, взрываясь аплодисментами. Я вышла на сцену, ступив в ослепительный свет на высоких каблуках и в белом костюме, чтобы обнять и поздравить Барака, а затем развернуться и помахать вместе с ним рукой взбудораженной аудитории.

Зал искрился, наэлектризованный энергией, звук был абсолютно оглушительным. То, что Барак – хороший парень с большим умом и верой в демократию, больше ни для кого не было секретом. Я гордилась им, хотя и ничему не удивлялась. За этого парня я и выходила замуж. Я знала, на что он способен, с самого начала. Оглядываясь назад, я думаю, что именно в тот момент я и начала потихоньку отпускать мысль, будто он может изменить свой курс, будто он когда-нибудь будет принадлежать только мне и девочкам. Я практически слышала это в пульсации аплодисментов. Еще, еще, еще.

Реакция СМИ на выступление Барака Обамы была чрезмерной. «Я только что увидел первого черного президента», – заявил Крис Мэтьюс своим коллегам по NBC. На следующий день Chicago Tribune вышла с лаконичным заголовком на первой полосе: «Феномен». Мобильный телефон Барака звонил без перерыва. Кабельные эксперты окрестили его «рок-звездой», «проснувшимся знаменитым», будто он и не провел многие годы в труде до этого момента на сцене, будто речь создала его, а не наоборот. Тем не менее речь была началом чего-то нового – не только для него, но и для нас, всей нашей семьи. Нас подбросило на совершенно иной уровень влияния и затянуло в стремительный поток ожиданий других людей.

Все это казалось нереальным. И единственное, что я могла с этим сделать, – шутить.

«Должно быть, неплохая была речь», – говорила я, пожимая плечами, когда люди останавливали Барака на улице, чтобы попросить у него автограф или сказать, как сильно им понравились его слова. «Должно быть, неплохая была речь», – сказала я, когда мы вышли из ресторана в Чикаго и обнаружили, что перед дверьми собралась целая толпа. То же самое я сказала, когда журналисты начали спрашивать мнение Барака по всем важным национальным вопросам, когда вокруг него начали крутиться большие политические стратеги и когда через девять лет после публикации в прошлом почти незамеченные «Мечты моего отца» были переизданы в мягкой обложке и попали в список бестселлеров New York Times .