Леонид Млечин - Коллонтай

Но ответ был прежним: оставайтесь на своем месте.

Ситуация в Европе менялась к худшему. Фюрер и канцлер Германии Адольф Гитлер ввел всеобщую воинскую повинность, вермахт и военная промышленность росли как на дрожжах. 7 марта 1936 года немецкие войска вошли в Рейнскую зону, которую Версальский мирный договор объявил демилитаризованной. И никто не остановил Гитлера!

Через три недели, 29 марта 1936 года, состоялись выборы в рейхстаг. Они походили на советские. В каждом округе выставлялся только один кандидат — от нацистской партии. Одновременно проходил референдум, ответить предстояло на один вопрос: поддерживаете ли вы политику фюрера? Гитлер получил почти 99 процентов голосов. Министр народного просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс пометил в дневнике: «Историческая победа. Фюрер объединил народ. Даже в самых смелых мечтаниях мы не могли этого представить. Фюрер завоевал мандат против всего окружающего мира».

Москву интересовало, найдет ли Германия союзников в Европе и не объединятся ли они все против Советского Союза.

В те годы в руководстве страны не хватало хорошо информированных аналитиков, способных верно оценить расстановку сил и выработать правильную внешнеполитическую линию. Во враги зачисляли вовсе не тех, кто представлял реальную опасность для страны. Что касается Скандинавии, то непредвзято мыслящему человеку было очевидно, что при всех колебаниях политиков в Финляндии, Швеции и Норвегии опасаться этих стран не стоит. И не надо демонстрировать враждебность к ним, отталкивать.

Но разведка бдительно сигнализировала начальству об опасных замыслах скандинавов. Часто информация не имела никакого отношения к реальности. Одни агенты советской разведки были людьми левых убеждений, антифашистами, которые считали Советский Союз союзником в борьбе с Гитлером. Другие агенты просили за информацию деньги. Работа аккордная — чем больше принесешь, тем больше получишь. И получалось, что за дезинформацию платили больше.

Еще одна проблема состояла в том, что полученную информацию в Москве не могли правильно осмыслить. Сталин не доверял аналитическим способностям своих чекистов, предпочитал выводы делать сам и требовал, чтобы ему клали на стол подлинники агентурных сообщений.

В августе 1936 года полпред Коллонтай отправила заместителю наркома Крестинскому обширное послание, начинавшееся словами «Дорогой и глубокоуважаемый Николай Николаевич»: «Я еще раз проверила Ваше задание относительно слухов в польской печати о будто бы состоявшемся военном соглашении между северными странами — скандинавами и Финляндией. По проверке подтверждается, что такая акция не имела места. Сообщение это надо отнести за счет всё того же источника — Германии, весьма заинтересованной в том, чтобы создавать впечатление, будто ей удалось уже вовлечь в свою орбиту не только Финляндию, но и скандинавские страны».

Коллонтай пыталась ответить на важнейшие вопросы: «Можно ли при современных политических настроениях, господствующих в Швеции и двух других скандинавских странах, считать эти страны уже окончательно вовлеченными в германскую ориентацию? И какова будет позиция Швеции, если Финляндия оказалась бы активно вовлеченной в войну? Пожертвует ли Швеция выгодами своей «формальной нейтральности» для защиты интересов «свободной» Финляндии?..

Я считаю, что будет ошибкой, если мы будем исходить из предпосылки, что Швеция уже находится в группе прогерманских стран, и этим ставить Швецию под одну скобку с Финляндией или Венгрией. Внешнеполитическая ориентация Швеции далеко еще не определилась, в ней идет глубокий процесс борьбы политических сил… В Швеции существуют веские политические силы и социально-хозяйственные интересы, оказывающие весьма заметное сопротивление германизации Швеции. Широкая шведская общественность, несмотря на всю огромную политическую работу, какую проделывает здесь Германия, продолжает оставаться антигерманской…

Промышленный и банковский мир не только теснейшим образом связан с английскими финансами и дорожит английским рынком, но немцы раздражают деловые финансовые сферы Швеции своим добросовестным отношением к германской задолженности. При расчетах по клирингу шведы снова оказываются одураченными немцами… Германия покупает в Швеции сырье, т. е. в огромном количестве руду и продукты сельского хозяйства…

Конечно, в Швеции очень силен еще традиционный страх перед «восточным соседом», этот страх можно легко использовать в антисоветском наплавлении, и я нисколько не считаю, что предубежденность против Союза в Швеции изжита…»

Александра Михайловна предлагала проявить активность, привлекая влиятельных шведов на свою сторону: «Почему нам не попытаться «поухаживать» за шведским комсоставом, как это делают немцы и англичане? Пригласить в Союз отборную публику, показать, что мы с ними считаемся и прочее. Я не могу давать указания, как проводить эту работу, но ясно, что одной деятельности здесь военного атташе и полпредства совершенно недостаточно. При всех симпатиях к Германии среди военных есть и такие, которые учитывают мощь Союза и выгоду не вступать с нами в драку. Военная сила Союза импонирует. Известную часть шведского офицерства еще можно обработать…»

Ответив на интересовавшие Крестинского вопросы, Коллонтай не удержалась и поведала о своих успехах: «Не знаю, читали ли Вы любопытное сообщение из Парижа, что на Международном конгрессе женщин — представительниц делового мира и профтруда установлены были «высшие рекорды» женщин, пользующихся мировой известностью. Меня признали «достойной» второго места, на первом мисс Перкинс, министр труда в Соединенных Штатах, на третьем профессор химии Ирен Жолио-Кюри…»

Александра Михайловна обратила внимание куратора из наркомата и на свою неустанную пропагандистскую деятельность:

«По вопросу о новом нашем законе об абортах я дала интервью в еженедельный журнал «Тидепарнег». Интервью прилагаю. Его перепечатали в целом ряде левых изданий Швеции и в норвежском официозе».

Как не вспомнить, что, когда Коллонтай еще работала в ЦК, в 1920 году, в Советской России разрешили аборты. Александра Михайловна ратовала за это, отстаивала разумность такой меры! Прошло полтора десятилетия, и позиция власть имущих в Москве полностью переменилась. 27 июля 1936 года появилось постановление ЦИКа и Совнаркома «О запрещении абортов, увеличении материальной помощи роженицам, установлении государственной помощи многодетным, расширении сети родильных домов, детских яслей и детских садов, усилении уголовного наказания за неплатеж алиментов и о некоторых изменениях в законодательстве об абортах».