Валерий Ганичев - Святой праведный Феодор Ушаков. Изд. 5-е. 2010

Он сделал паузу и окончил на высокой ноте:

— Надеюсь, мысль моя сего труда не будет лицеприимством управляема, ни рука страхом не будет водима, ни же перо в желчь омочено!

Екатерина с уважением посмотрела на своего директора придворной музыки и театра. Силен не только в сочинительстве трагедий и комедий, но вот и в этом близком ее замыслу историческом сочинительстве. Одобрила.

— Отменно, Иван Перфильевич! Дай Бог осуществиться сему замыслу! А что вы думаете, Алексей Иванович? Как думаете наладить дело исторического просвещения общества нашего — о народе я не говорю, здесь дело наших священнослужителей. Пусть они Евангелие донесут до каждого прихожанина.

Мусин-Пушкин встал, учтиво поклонился императрице, затем всем остальным и тихо, но отчетливо сказал, как бы раскладывая по полочкам:

— Ваше величество, императрица Всероссийская!

Екатерина перебила:

— Давайте без церемонии, господа академики!

Мусин-Пушкин склонил голову и продолжал:

— Вы имеете такое же славное имя между писателями и историографами России, как и между монархами. Уже Ваш «Наказ Комиссии о сочинении проекта нового Уложения», как и сам Наказ, один в Кунсткамеру Санкт-Петербургской Академии положенный, а другой сохраняемый в Сенате, показали, сколь прекрасно владеете Вы сравнениями историческими, как точно Вы события выстраиваете, на сколь многие факты опираетесь. Сей Наказ стал образцом законодательной мудрости и политической философии, и даже во Франции был запрещен как опасная для тогдашней политики книга.

Екатерина закивала головой:

— Да, да! Ежели б король сим Наказом руководствовался, то, может, бунтарской революции не было бы.

Про себя подумала — а и она, пожалуй, правит по другим законам.

Мусин-Пушкин переждал и снова вывел на предмет разговора.

— Но особливо, Ваше величество, мудрость державная проявилась в Вашей заботе о прошлом, когда Вы стали готовить и издавать «Записки касательно Российской истории». Вы нас, почитателей мудрой Клио, заставили искать и переписывать русские летописи, сами их выстроили и свод оных подготовили, сихронические таблицы сделали. И книги эти изданные поражают воображение. Я уверен, что сие деяние заслуживает избрания Вас почетным академиком и удивляюсь, почему сие до сих пор не произведено.

Екатерина опять укоризненно покачала головой.

— Господа академики, не надо мои скромные труды превозносить. Они для меня суть поиск ответа, как предки наши выходили из бед и тяжелых времен, как хозяйство строили, как друзей приобретали, а врагов поражали. Ежели все мои подданные в своем добром отношении начнут меня в свои сословия и цехи избирать, то я и почетным сенатором стану, и почетным бергалом, и почетным моряком, и почетным цирюльником!

Последнее ее рассмешило, она захохотала, не стесняясь, обнажая свои белые зубы. Смеялась долго, потряхивала головой, потом, утирая выступившие слезы, сквозь смех выговорила:

— Прости, Господи. Вот ведь и Фридрих смеялся заразительно. Сие у него от превосходства над другими было. Да и был ли когда великий человек, который не отличался бы веселостью и не имел в себе неистощимый запас ее. Я же смеюсь просто оттого, что смешно. Ладно, Алексей Иванович, не сердись! Я знаю тебя как любителя отечественных древностей, собирателя старинных рукописей и монет, изделий и прочих редкостей, а посему дарю тебе несколько пергаменных книг, летописей и старинных бумаг для изданий.

Мусин-Пушкин склонился еще раз и закончил:

— Ваше величество, вы всегда добры ко мне, а Ваше поручение выписывать из летописей все, что могло относиться к «Запискам Российской империи», доставило мне случай получить из всех книгохранилищ, особливо подведомых духовенству, самые редкие книги, документы и вещи. А посему, как и прежде, я предлагаю усилить поиск всех древностей российских, переписывать их и издавать, а то, не дай Бог, какой пожар — и великие творения уйдут от нас навсегда.

Екатерина покивала головой и обратилась к Болтину, уже давно испытывающему нетерпение.

— Иван Никитич! Не пыхти, дорогой наш академик, твои заслуги нам ведомы и особливо споспешествование сочинению Российского словаря да критики леклерковой истории России. Сия критика многих побудила к более точному описанию Отечества нашего. Да благодарна и я тебе лично, за примечания на мою пиесу «Историческое представление из жизни Рюрика». Что скажешь ты в пользу исторической науки?

Да, Болтин весь изнервничался, он опасался, что Екатерина первому даст слово его противнику князю Щербатову, и с места в карьер решил того принизить. Начал старинным слогом:

— Великая Государыня! Во первых словах хочу призвать историков служить истине, а не имени своему, и из-за боязни принизить оное своих ошибок не признающих. Не боюсь присутствия, а скорее радуюсь, ибо не заглазно могу сказать, что достопочтенный князь Михаил Михайлович Щербатов написал Российскую историю, в коей есть и достоинства свои, но и великие неисправности. А в оных он признать свои ошибки не хочет. Но то его научный авторитет не возвышает.

Екатерина подняла длань и прервала Болтина.

— Иван Никитич! Тот спор оставь для академических разбирательств, тем паче, как мне из-за своей низкой учености кажется, вы спорите о сущих вероятностях, и только один другому уступить не хотите.

Болтин склонил голову и, как ни в чем не бывало, продолжал:

— Итак, главное — истина, на достоверности покоящаяся. И далее достоверность надо искать в старинных книгах, летописях, лексиконах, свидетельствах иноземцев, искать, но, конечно, с осторожностью относиться к ним надо. Вы, Ваше величество, знаете, в скорости я Вам великий подарок с некоторыми любителями нашей истории преподнесу. То будет перевод и изъяснение «Русской правды», еще Великим князем Ярославом за ее составление Мудрым прозванным. Сей свод законов Древней Руси поражает обширностью и разноприменимостью, тщательным прописанием правил и обязанностей.

Императрица нахмурилась, почувствовала внутренний укор за то, что воцарилась на троне, не зная тех основ, на коих прежде держава Российская высилась. Грустно пояснила:

— Да, ежели бы мы при составлении Наказа больше корневыми российскими правилами руководствовались, а не фантазиями Монтескье и Дидерота, то он был бы давно Законом внутренним для всех россиян. Спасибо, Иван Никитич, за сей труд. То великая заслуга нашей истории и повелеваю его сразу оттиснуть в типографии вашей. А как идет работа над историческим, географическим и статистическим описанием Российской империи?

Болтин счел возможным пожаловаться на то, что не из всех губерний поступили сведения, но по всем наместничествам он уже почти описал состав населения, древнее и нынешнее состояние народов и городов, местоположение, границы, нравы, обычаи и суеверия, промыслы, почвы, реки, произрастание, доходы, выгоды и недостатки сих земель. И в ближайшее время сей труд государыне представлен будет.