Наум Рейнов - Физики — учителя и друзья

В 1942 году был издан приказ по фронту, предлагавший военнослужащим всех родов войск вносить свои рационализаторские предложения по улучшению обороны, совершенствованию вооружения и т. д. Из города — от рабочих, инженеров, ученых — предложений поступало много, а с фронта их подавали мало.

Я решил доложить о таком положении командующему. Посоветовался с комиссаром штаба Дмитрием Ивановичем Холостовым. Это был очень отзывчивый, живой, энергичный политработник. Потом Дмитрий Иванович стал начальником Политуправления фронта. Мы всегда находили у него понимание и помощь. Холостов поддержал мое намерение обратиться к командующему.

Л. А. Говоров реагировал на мою докладную быстро и решительно. Резолюция, которую он наложил 21 июня 1942 года, была адресована прежде всего командующим родами войск — артиллерией, инженерными и танковыми войсками, авиацией и другими.

«1. Генералам Одинцову, Бычевскому, Крюкову, Рыбальченко, Баранову, полковнику Власову.

Вас интересует или нет усовершенствование средств противотанковой, противовоздушной обороны? Почему от вас нет даже заданий для изобретателей на основе боевого опыта?

Доложите, почему не выполнено приказание № 12 от 11. 5. 42?

Говоров».

Второй пункт относился ко мне. Командующий приказывал, в частности, подготовить доклад заместителю наркома товарищу Воронову.

Многие оборонные предложения поступали на имя А. А. Жданова, а уж от него в нашу комиссию. Обычно я получал их через помощника Андрея Александровича A. Н. Кузнецова и Марию Степановну Бакшис, которая разбирала почту, приходившую на имя А. Л. Жданном. А. Н. Кузнецова и М. С. Бакшис я видел каждый день. К самому Андрею Александровичу обращался нечасто и преимущественно через А. Л. Кузнецова, знал, что Жданов невероятно перегружен делами города и фронта, поэтому но хотел отнимать у него время. Когда это было нужно в связи с работой комиссии, Андрей Александрович вызывал нас сам.

Бывая у А. А. Жданова, я видел, как он сильно утомлен. Для долгих разговоров у него явно не хватало времени. Без предисловий он сразу говорил о деле. Я старался быстрее понять то, что его интересовало, и отвечал коротко, без лишних слов. Об этом меня однажды перед посещением попросил и Александр Николаевич Кузнецов.

Как-то Андрей Александрович вызвал нас весной сорок второго года. Он заговорил о вопросе, который, было видно, его сильно беспокоил. Речь шла о ладожской Дороге жизни. Я знал, что перевозки по ней идут, в общем, успешно, нарастающими темпами. Дорога в это время уже не только обеспечивала минимальные потребности города и фронта, но и позволяла создать некоторые запасы на время распутицы, когда по льду нельзя будет ездить, а летняя навигации еще не начнется.

Теперь мы располагаем точными данными. За пять месяцев 1941/42 года по ВАД-102, как по военному называлась Ладожская автомобильная дорога, было перевезено 361300 тонн грузов. Три четверти этого количества составляли продовольствие и фураж. Остальное приходилось на боеприпасы, горюче-смазочные материалы, медикаменты. По ледовой дороге провезли даже 85 танков, прибывших в январе из-под Москвы. В Ленинграде их отремонтировали, и они поступили в боевые части. Во всем чувствовалась огромная забота страны об осажденном городе, всенародная помощь ему.

В обратном направлении — из Ленинграда на Большую землю — машины шли также не порожняком. Они везли заводское оборудование, хирургический инструмент, сыворотку, различные препараты, которые вырабатывались в городе и во время блокады. С января 1942 года по ледовой дороге стали усиленно вывозить гражданское население. Тысячи измученных голодом и холодом людей ежедневно уезжали из блокированного города. При создании дороги старались предусмотреть все, что возможно. С воздуха ее прикрывала авиация, на озере стояли зенитные батареи. Специальные команды расчищали трассы, обслуживали машины, оказывали медицинскую помощь едущим, готовили для них пищу, помогали обогреться. Но таких дорог никогда прежде не существовало, и в ходе эксплуатации, естественно, сталкивались с явлениями, которых раньше предвидеть не могли.

Случалось, что машина во время движения через озеро проваливалась под лед. Было понятно, если это происходило из-за артобстрелов и бомбежек, когда машины попадали в воронки и полыньи. Но иногда автомобиль проваливался, что называется, на гладком месте— вдруг без видимой причины уходил под воду. И что особенно удивляло: это чаще происходило не с теми машинами, которые доставляли груз в Ленинград, а с шедшими обратно, на Большую землю, с людьми, то есть были все же меньше нагружены. Подобные явления участились к весне. Это-то и тревожило А. А. Жданова. Выяснить причины несчастных случаев, дать рекомендации для их предотвращения он поручил нашей комиссии.

Мы сразу взялись за дело. Движение машин, рассуждали ученые, вызывает колебания льда. Поверхность его неровная, лед — не асфальт. От толчков нагрузки возрастают, происходит деформация ледового покрова. Но то были лишь общие соображения. Следовало точно установить критические моменты, когда колебания достигают опасных размеров и образуются проломы льда. Тут требовались специальные наблюдения — и не одно, не два, надо было провести настоящее исследование…

Как мы узнали, гидрометеослужба имеет приборы, при помощи которых можно изучать ледяной покров рек и озер, толщину и движение льда. Но там наблюдения велись визуально-у каждого прибора сидел человек, смотрел и делал записи. Нам же надо было в короткое время собрать значительный материал, вести наблюдения в десятках точек трассы, непрерывно регистрировать колебания льда, имеющие равную продолжительность и амплитуду — и те, что зависели от движущегося транспорта, и те, что вызывались метеорологическими условиями — ветром, осадками, изменением температуры.

Тут же, на заседании комиссии, распределили Обязанности. Одному поручили заняться расчетами, Другому собирать материал. На мою долю выпало спроектировать автоматическую установку, которая регистрировала бы колебания ледяного покрова И вообще изменения, происходящие в нем при неравномерных нагрузках.

Изрядно помучившись — задача была не простая, я сконструировал такой прибор. Его одобрили. Теперь предстояло изготовить целую серию приборов и начинать измерения на Ладоге. Но из чего делать приборы? Всех нас очень беспокоила прежде всего станина прогибографа — так назвали мы этот прибор. Станина требовалась солидная, ее следовало отливать из чугуна. Но где отливать и сколько времени это отнимет?

Как-то мы, несколько физтеховцев, шли в раздумье через парк Политехнического института, возвращаясь из стационара, куда помещали самых больных и истощенных сотрудников. Вдруг взгляд остановился на тяжелой чугунной подставке, к которой крепились трубчатые ограждения клумб.