Ирина Стрелкова - Валиханов

— Не сердитесь на нас, Ореке. Спойте еще. Только не надо нам сегодня скучных песен. Спойте про златокудрого Козы-Корпеша и прекрасную Баян-слу…

Орынбай преотлично разобрался, какой урок ему хотел преподать Чокан. Что ж… Так он и доложит тем, кто его послал. Орынбай улыбнулся льстиво, выпил чашку кумыса, огладил вислые черные усы и запел чистым высоким голосом о прекрасной Баян-слу. И так он пел — чертов лизоблюд! — что Чокан подарил ему коня.

Назавтра отец позвал Чокана к себе, расспрашивал о Петербурге, о крестьянской реформе, о перемещениях в правительстве и рассказывал о своих заботах. Чингиса тревожило падение престижа султанских родов. Черная кость наглеет, начались разговоры, что султаны должны наравне со всеми простыми казахами нести подводную повинность и квартирную повинность. По «Уставу» Сперанского султанов обязали нести обе эти повинности еще сорок лет назад, но они сумели уклониться, а черная кость все сорок лет ничего не ведала и помалкивала, зато теперь наконец-то разобралась в «законе», заговорила.

С возмущением рассказывал Чокану отец о махинациях с выборами старших султанов. Все чаще попадают в правители люди без роду и племени, зато с тугой мошной. Покупают голоса старшин, покупают присланных на выборы чиновников. А дорвавшись до власти, за год нахапают вдесятеро больше, чем раздали на выборах.

Зашел разговор и о джатаках. Все больше народу уходит из аулов, селится в казачьих станицах. Скоро некому будет пасти овец. Цифра, которую назвал Чингис. поразила Чокана. Оказалось, что из Кокчетавского округа ушли на заработки почти три тысячи человек. Конечно, не все оседают в станицах. Аульная голь уходит на прииски, на соляные промыслы.

Чингис считал, что начальство должно заставить джатаков вернуться в свои аулы. Об этом говорил и приехавший повидаться с любимым племянником дядя Муса. Чокан объяснял им, что теперь, когда в центральных губерниях отменили рабский труд, не стоит надеяться, что в Степи введут крепостное право.

— В России народ повалил из деревень в города, фабрикам и заводам нужны рабочие руки, много рабочих рук. — Он не стал говорить отцу и дяде Мусе, что пишут прогрессивные авторы о городском пролетариате. — Развивая промышленность, государство богатеет, — толковал Чокан. — В Степи тоже с каждым годом все больше людей будет уходить из аулов. И чем больше появится в Степи городов, заводов и фабрик, тем лучше…

Чингис и Муса выслушали экономические доводы Чокана и отвергли. Не наше это дело — рыться в земле, добывать руду, топить сало на продажу. Как деды наши жили, так и мы должны. Главное богатство казаха — скот…

Приезжали в гости братья Чингиса, другие валиханиды. С ними Чокан вовсе не заговаривал о пользе промышленного развития Степи. Молодая султанская поросль его поначалу заинтересовала. Чокан попытался рассказать им о петербургских веяниях. Пусть хоть немного призадумаются о нуждах своего парода. Куда там! Молодые феодалы или откровенно зевали от речей Чокана, или на каждое его слово находили какое-нибудь нелепое возражение, оставаясь неизменно самого высокого мнения о собственном уме. Невежество — состояние привольное и не требующее со стороны человека никаких усилий, поэтому невежды исчисляются тысячами. Чокан оставил надежду найти единомышленников у себя в родне. Его главное дело сейчас — вылечиться, набраться сил и уж тогда оглядеться в Степи, понять, чем она живет и что ей надобно.

Отец и мать радовались, наблюдая счастливую перемену, свершившуюся с Чоканом. Он реже кашлял, ездил на охоту, сдружился с младшими братьями, уговаривал кадета Махмуда поступать после корпуса в военное училище, восхищался песнями Козыке [115] Полное имя — Сахиб-Гирей. Он был и композитором и поэтом. Умер очень молодым. .

Аул Валихановых празднично шествовал путем летнего кочевья, предписанным законами природы и обычаями предков. Кроме больного москвича, с Чоканом кочевал еще один гость — востоковед из Петербурга Хусаин Фаизханов, изучавший казахский фольклор. Судя по записям Ишмурата Ибрагимова, денщика на кочевке не было. Очевидно, его удалось сплавить обратно в Казань.

Летняя кочевка всегда праздник. Но такого праздника, как летом 1861 года в ауле Валихановых, казахи не видывали прежде и не увидят долго потом. Многие годы спустя старики, живущие в Кокчетавской области, смогут со всеми подробностями поведать, кто приезжал к Чокану и какие песни пелись. А ведь помнятся крепко только те события, которым сразу было придано особое значение. Следовательно, летом 1861 года Степь почувствовала что-то для себя многозначительное в возвращении Чокана из Петербурга на родину. Во что-то поверила, о чем-то возмечтала. Возымела новые надежды на лучшую жизнь. Увидела в Чокане того, кто может исполнить эти надежды.

По преданиям, возле белой десятиканатной юрты Чокана всегда было шумно и многолюдно. Чокан и Козыке любили слушать игру своего дяди Кангожи, исполнявшего народные мелодии на кобызе, на сыбызге и домбре. Чаще всего Чокан просил Кангожу сыграть кюй «Балбраун» [116] Кюй — народная форма музыкального произведения. Балбраун в переводе — нега. .

Для Чокана и его друзей играл на кобызе знаменитый Курумбай Кангожин, пел Коке Альджанов, показывал свою ловкость акробат Абе Тогжанов. С выступлений перед Чоканом начал завоевывать успех молодой Толепберген, сын знаменитого кобызиста Тулака, искусством которого так восхищался Чокан в детстве, когда живущий неподалеку от Сырымбета музыкант приезжал в усадьбу бабушки Айганым.

Степной хабар разнес повсюду вести о том, что в ауле Валихановых идет самое главное в Степи состязание певцов и музыкантов. Молодой султан гостеприимен и щедр. Спешите к нему в аул. Но не только ради щедрого вознаграждения. В юрте Чокана умеют слушать, умеют ценить талант. Кто не выступал перед молодым султаном, тот еще не ведал истинного признания.

И вот все, кто летом странствует по Степи с домброй, кто умеет слагать стихи, поворачивают своих коней в аул Валихановых. И Шоже, и Тогжан, и Арыстамбай, и другие прославленные или еще только начинающие поэты. И Сокыр-Жырау — потомок известного певца Шала. Однажды к юрте Чокана подъехала на иноходце девушка в праздничном наряде — он вышел и сам принял у нее поводья. То была чтимая в Степи поэтесса Ажар-кыз. Как он был счастлив видеть ее, слушать ее импровизации. Не может считаться отсталым народ, у которого есть женщины-поэты!

Чокан поправлялся. Вставал поздно, пил много кумыса, ел вареную баранину и копченую конину, которую, по преданию, затребовал, еще лежа в колыбели. По казахскому обычаю засиживался за полночь с гостями или сам скакал куда-нибудь на веселую вечеринку.