Елена Горбунова-Посадова - Друг Толстого Мария Александровна Шмидт

25 октября 1891 г. М. А. пишет Толстому:

"...Я сама сильно расшибла себе глаз, рубила дрова, -- и вот не могу писать Вам сама. Мы живем попрежнему. Хотели было

----------------

1) "Первая ступень".

2) Кружок, работавший в "Посреднике", мечтал об издании народного журнала, но дело это так и не удалось осуществить.

3) "Царство Божие внутри вас".

4) "Неделя" был еженедельный с ежемесячными книжками журнал, издававшийся Гайдебуровым. В нем был помещен ряд отрывков из книги "О жизни" Льва Н--ча и еще несколько его статей.

5) Один из участников Алехинской общины.

41

последнюю кукурузу убирать из сада, а ее с'ела скотина. В первую минуту я даже заплакала от горя, а теперь успокоилась. Думаю, что так надо. Всякий день я с Ольгой Алексеевной ходим в лес за дровами, готовим на зиму. Всякую неделю я бегаю на почту, все думаю, что от Вас есть и письмо и книги, а вот нет до сих пор. Здоровы ли вы, дорогой?"

3 ноября 1891 года О. А. пишет Л. Н--чу:

"Помогите нам, добрый Лев Николаевич, остаться на Кавказе и продолжать нашу мирную и хорошую жизнь. Затруднения наши материальные, и им можно помочь. Думаю, что больше они не повторятся, потому что мы работаем, могу сказать, и толково и много. Нам нужно много денег, около 60 рублей, а их нет, и это нас заботит. М. А. подумывает оставить все, продать все и отправиться в Россию. Но это, по-моему, не разумно, и я решаюсь потихоньку от нее написать об этом нашим друзьям и просить выручить нас. Начинаю с Вас. Нам нужно прежде всего внести за ╫ года аренду -- 25 руб., потом запасти две сажени дров по 7 руб. (сажень трехаршинная, кубическая), построить кукурузник -- 5 р. и приготовить десятину под кукурузу, что стоит 12 руб. (два раза вспахать и заборонить).

Ежели Вам покажется моя просьба неуместная, или просто невозможная для Вас, не отвечайте ничего, я пойму так. Ежели же Вы можете хоть сколько-нибудь нам помочь (я не говорю всю сумму, что очень много), то сделайте так, как вы умеете делать такие дела -- так хорошо и добро, что самому щекотливому человеку не трудно принять от Вас, как будто это самому Вам пришло на ум.

Стою же я за Кавказ по двум причинам. Первая та, что мы несомненно устраиваемся хорошо и разумно. Жаль кидать дело, в которое вложено много труда и усилий. Вторая та, что климат здешний полезен для М. А--ны. Ее бронхит не повторялся ни разу в течение 2╫ лет, а в России она чуть не каждый год умирала от него"...

Л. Н. отвечает О. А--не 15 ноября 1891 г.

"Спасибо вам, что написали мне. Как раз с той самой почтой, с которой пришло ваше письмо, пришло и письмо от Клары Бооль, которая спрашивает, куда прислать те деньги, которые она брала от нас и про которые мы совсем забыли. Вот эти деньги и пускай пойдут вам. Видно Бог не хочет, чтобы ваша жизнь из-за этого расстроилась. Как только вы получите это письмо так, чтобы М. А. не знала, или как-то она примет это? И простит ли вас и меня за это? Главное, вас. Вы ей скажите, если она узнает, что ее неудовольствие на вас доставит мне большое страдание. В самом деле, было бы ужасно обидно, желая сделать приятное, просто не сделать неприятного, вдруг этим породить неудовольствие, недоброе чувство. Ну, Бог даст, устроится все хорошо. С добрыми людьми все устроится хорошо.

Вчера получил известие от Ге, что его жена умерла. Он очень, я думаю, огорчен, хотя и не высказывает и говорит, что последнее время были хорошие отношения".

42

В начале ноября 1891 г. Л. Н. пишет М. А--не и О. А--не:

"Получил ваши письма, дорогие друзья, здесь, т. е. в Данковском уезде, Ряз. губ., где мы вторую неделю живем в доме Раевского, моего хорошего знакомого, я, Маша, Таня, Вера Кузминская 1). Поехали мы сюда, чтобы узнать положение крестьян от голода и попытаться служить им. Живем хорошо, каждый не бесполезно. Опишу в другой раз или Маша. Кроме того, много писать нужно. Кончаю свою большую статью о непротивлении злу и воинской повинности 2). Написал уже две статьи о голоде. Кажется, обе не пропустили. И теперь пишу еще. Очень важный год этот: голод этот не пройдет без следа. Узнайте, пожалуйста, нет ли около вас продажного хлеба -- ржи, пшеницы; кукурузы в больших количествах и почем.

Всякий раз, получая ваши письма, вызывающие живое представление о вашей жизни, чувствую к вам зависть.

Спасибо вам, милая Ольга Алексеевна, что так успокоительно пишете о себе. Это так радостно. О книгах я очень заботился, но, виноват, не знаю, что сделала Маша. Пусть она сейчас напишет. Целую вас обоих и сердечно люблю".

Вместе с этим прислано было большое письмо от Марии Львовны.

"Живем мы здесь хорошо. Дела очень много и, кажется, не бесполезного. Деятельность наша состоит вот в чем: мы об'езжаем и обходим окружные деревни, собираем сведения об их бедности, записываем, делаем списки самых бедных и потом в плохих, очень бедных, деревнях открываем столовые. Столовые эти открываются также в одном из самых бедных дворов, так как это очень выгодно. Топка и провизия от нас, только квартира и хлопоты готовки и печения хлеба хозяйские. Этот способ помощи удивительно прост и очень хорош. При существовании такой столовой в бедной деревне уж наверное никто не умрет с голода. Бедности здесь ужасающая. Ни у кого нет хлеба. Хозяйство мужицкое у всех в полном разорении. Скотина вся продается и продается на ужасных условиях, как, напр., за молодую, сильную лошадь дают три пуда ржи, за овцу с трудом дают один пуд и т. д. Дворы, сараи разоряются на топку, доходит до того, что раскрывают крыши, на топку. Уж о том, чтобы поддержать это хозяйство, и речи быть не может, а только бы не дать умереть людям.

Едят здесь хлеб с лебедой, черный, как земля, горький, скрипучий под зубами, от которого хворают, и, что странно, шалеют, как от вина. Бабы после каждых хлебов лежат целый день, так головы кружатся от мешения. Рожь продают здесь по 1 р. 60 к., но теперь перестают продавать. И в этом ужас положения. Никто не выяснил до сих пор, есть ли в России достаточно хлеба, и теперь уже ходят слухи, что нет. Здесь продавали мельники по 1 р. 60 к. и теперь перестают, и мужикам ближе 40 верст, т. е. города, негде покупать хлеба. Папа написал одну статью об этом страш-

----------------

1) Племянница Софьи Андреевны, дочь Т. А. Кузминской.

2) "Царство Божие внутри вас".

43

ном вопросе. Пожалуйста узнайте, нельзя ли с Кавказа откуда-нибудь выписать хлеба и сколько вагонов?

Сначала я долго не умела привыкнуть к тому, что значит теперь бедность, нужда. Самые сравнительно богатые дворы казались мне страшны. А богатый -- значит, что у него есть еще лошадь и овцы, что есть немного картофелю (но мелкого, как орехи: здесь и картофель весь пропал) и что с продажи овса купил топки. Но все-таки и здесь хлеб с лебедой, которого старики не могут переносить. Просто страшно все это видеть. Все это наши грехи. Народ относится к своему положению разно, кто подтрунивает над ним, даже шутит, кто озлоблен, что "императору до нас дела нет, мы хоть околевай все, что ему", кто с болью и горечью переносит его, кто все надеется на помощь правительства, ждут ее, и, когда она недостаточна, озлобляются и слышен ропот. Теперь здесь, кое-где, есть земская, довольно большая выдача, но выдается она на очень нелепых условиях: а именно, -- надо, чтобы мужики дали приговор о круговой поруке, т. е. так как выдача считается заимообразная (что тоже вздор, так как и правительство и мужики знают, что они никогда не отдадут этого), то мир должен поручиться круговой порукой, что отдадут, а при такой поруке и богатые требуют выдачи, а самые бедные, одинокие, безземельные не попадают в поруку, так как мир знает, что они никогда не смогут заплатить, и потому и не ручается за них, и они остаются совсем без помощи, и много очень таких. Преимущественно для таких-то и существует столовая в каждой деревне. Каждый день возвращаешься откуда-нибудь полна ощущений жалости и стыда. Страшно видеть этих истощенных, замученных людей, которые постоянно в страхе голодной смерти. Многие есть такие, которые живут тем, что побираются, но теперь все меньше и меньше подают и скоро совсем перестанут. Жалки дети. Один мужик мне рассказывал, как его дети ни за что сначала не хотели есть хлеб лебедный, плакали, говорили, что их обманывают, что это не хлеб, и бегали и выбрасывали его на улицу. "А теперь вон, жуют". Есть такие, у которых по два, по три дня совсем нет хлеба. Теперь с таким восторгом они все накинулись на чистый хлеб в столовых, что просто трогательно это видеть. Им это как пряник кажется. Столовые эти обходятся очень дешево -- от 95 коп. до 1 р. 30 к. в месяц на человека, но довольство этими столовыми огромно. Здесь смертей и болезней сильных от голода нет, по вчера получила от Е. И. Попова письмо, в котором он пишет, что Е. Ив., приезжавший из Сибири, рассказывал, что в Оренб. губ., в одной деревне, где он просился ночевать, его не пустили, так как там только что умерла женщина от голода и раньше ее умерли еще трое. В другой деревне есть люди, которые не ели по 6 суток и т. п. Лева уехал в Самару, где тоже, говорят, страшно. До сих пор еще мы не получили от него сведений.