Елена Горбунова-Посадова - Друг Толстого Мария Александровна Шмидт

Прощайте, мои дорогие, целую вас".

М. А. отвечает 21 ноября 1891 г.

"Дорогой мой Лев Николаевич и милая Маша, кукурузу можно здесь купить вот на каких условиях: Шпарман -- поселянин де-

44

ревни Навагинки (немецкая колония, в которой мы живем) -- берется поставить на первый раз 1.800 пулов кукурузы нынешнего года в зерне (3 вагона), но за пуд кукурузы он желает взять 1 р. 44 к с упаковкой, страховкой и доставкой на место, т. е. в Рязанск губ. На первый раз он требует уплатить 1.200 р. (без этого он не берется поставлять, боится, не доверяет)...

Далее М. А. подробно излагает условия закупки кукурузы и способ приготовления из нее хлеба.

Я сделала две копии с ваших писем и послала их в Новороссийск в два места и на станцию Кавказскую, Марии Феодоровне Кудрявцевой. Просила их сейчас же узнать про цены хлеба и в каком количестве и вам немедленно отвечать. Думаю, что из тех мест хлеб должен быть дешевле. Морем не надо переправлять, а прямо по железной дороге, а это много значит.

Глаз мой давно прошел, я уже и забыла. О книгах теперь, дорогой Лев Николаевич, и думать нечего. Подумайте, что будет стоить почта, а есть масса людей без хлеба.

Мы живем тихо и мирно. Как тепло и сухо у нас, а как вспомню, что делается в России, так совестно и горько станет на душе...".

5. ПОСЛЕДНИЙ ГОД НА КАВКАЗЕ.

"Дорогой Лев Николаевич и моя хорошая Маша, здоровы ли вы? -- пишет М. А. 11 сентября 1892 г. -- Александра Ивановна Кусакова передаст Вам мое письмо и расскажет подробно о нашей жизни.

Живется нам хорошо, много хлопот и труда, а радостей вдвое больше. Теперь скажу, что кукуруза у нас богатейшая, но на беду появились крысы и мыши. Много портят. До уборки слишком месяц, уцелеет ли, бог весть. Пшеницы у нас своей 6╫ пудов. Мы сеяли с Хохловыми вместе, и она пропала. Здесь вообще нынче на нее неурожай. Картофель наш медведка поела, так что убрали около 4 пудов. Фруктов у нас масса, а вывоз запрещен по случаю холеры. Казалось бы всюду нам неудача, и скучать следовало бы, а мы все в радости и забыли думать об этом. Я и сама не знаю, от чего это так, только очень и очень хорошо на душе"...

"Получил ваши письма и гостинцы, М. А. и О. А., -- отвечает Л. Н. в октябре 92 года, -- и очень благодарю вас. Я всегда, как думаю о вас, радуюсь, стремлюсь душой к вам и чувствую себя виноватым, что ничем не служу вам. Книги мы, было, собрали, хотели послать вам, но потом что-то расстроилось. Впрочем теперь опять пристыжу девочек, чтобы они собрали и послали, и вы, пожалуйста, напишите, что да что вам прислать. Хорошая есть очень книга "Journal intime" Amiel'a 1). У меня есть, но ее читают. Но я выпишу другую и пришлю ее вам, О. А.

----------------

1) Швейцарский мыслитель, дневник которого чрезвычайно ценился Л. Н--чем за глубину его мыслей. Избранные мысли из этого дневника были переведены Марьей Льв. Толстой, проредактированы Л. Н--чем и изданы "Посредником".

45

Вчера был у нас Л., опять рассказывал про вас, и я радовался. Особенно сад ваш прельщает меня. Немцы-вегетарьянцы пишут, что все земледелие должно перейти в садоводство, потому, что человеку и здоровее, и легче, и меньше земли нужно прокормиться фруктами.

Про себя могу сказать только то, что чем дольше живу, чем меньше остается времени, тем больше хочется сделать и все яснее становится, что не сделаю и одной сотой того, что хочется.

Книгу 1), которую пишу и кончаю теперь, я еще не отдавал в перевод и не распространял здесь, но как только будет готова, то, разумеется, пришлю вам. Кажется, что это вам не может быть очень интересно. Вы это все знаете, мало, что знаете, вы это уже и делаете. А пишешь для тех колеблющихся людей, которые то видят, то опять не видят истину. Если успею, напишу еще, а не успею, то простите и любите меня также, как я вас люблю, дорогие друзья".

----------

Хочется со слов М. А--ны передать очень характерный рассказ о ее жизни на Кавказе.

М. А. в первый же год жизни на Кавказе получила злейшую кавказскую лихорадку, которая не раз у нее повторялась. Почему-то персики вызывают приступ лихорадки. Надо было видеть М. А--ну, когда она рассказывала о том, какие дивные были персики у них на участке, -- крупные, пушистые, сочные, с румяным бочком. Они падали, зрелые, на землю и лопались. М. А., вставши после злейшего приступа лихорадки, отправлялась, едва держась на ногах, цапать кукурузу. И вот, усталая, вся потная, она распрямляется, чтобы дать отдохнуть спине. И вдруг видит перед собой дивный, сочный, румяный персик. Она снова сгибается со своей цапой, чтобы избежать соблазна, а персик так и стоит перед глазами, так и манит, жажда томит невыносимо. И М. А. решает сорвать всего лишь один, никак не больше! Она стоит под персиками и срывает один плод, а за ним второй, третий, четвертый, пока не опомнится, а вечером опять валяется со страшным приступом малярии.

-- Уж вот, какая я чревоугодница! -- с комическим негодованием прибавляла она, ударяя себя ладонями по худеньким коленям и весело поглядывая на нас, докатывающихся со смеху над ее рассказом.

А вот еще одно ее воспоминание:

"Раз понесла я сотню огурцов в Сочи, заказали нам. Тяжело, солнце печет. Заказали за 50 к., а принесла -- отказываются брать, -- говорят: "дорого". Я повернулась и понесла огурцы рабочим, которые дорогу чинили, раздать бесплатно. Заказчики за мной, а я уж не вернулась! -- "Раздам, говорю, лучше бесплатно, зачем человека прижимаете". Перешла через речку Сочи. Она маленькая, только бывает вдруг, что волна с гор пройдет, если там дожди сильные выпали, подхватит вдруг и унесет. Камни на дне скользкие, того и гляди поскользнешься, все огурцы растеряешь.

----------------

1) "Царство Божие внутри вас".

46

Принесла. Рабочие дорогу чинят. Усталые, пыльные, жарища! Угощаю, -- не берут, -- думают, смеюсь над ними. Взяли потом, уж так благодарили!".

Татьяна Львовна Сухотина-Толстая в своих воспоминаниях о М. А--не 1) рассказывает, что случалось, что О. А., оставив М. А--ну за тяжелой работой, уходила в хату, чтобы почитать захватившую ее книгу.

-- Нет, душенька, Марья Александровна, -- говаривала она, -- вы уже подгребите сено без меня. А я пойду Мэтью Арнольда читать.

М. А. иногда сердилась:

-- Эгоистка вы этакая! Ведь вы будете просить молока к чаю, а где его взять, если не припасти сена на зиму для коровы!

Ну, -- прибавляла она мягче, -- так и быть, идите. Только поставьте самовар, а то я до смерти чаю хочу.

Убрав сено, М. А. приходила домой в надежде найти готовый чай, но стол не был накрыт, самовар не кипел. О. А. сидела с книгой в одной руке, а другой она веером махала в трубу самовара, который стоял на полу возле нее и не начинал закипать.

М. А. покатывалась со смеху, обнимала свою подругу, раздувала уголья и через несколько минут наливала О. А--не и себе чай, а О. А. в это время рассказывала ей о тех прекрасных вещах, которые она прочла у Мэтью Арнольда".