Елена Горбунова-Посадова - Друг Толстого Мария Александровна Шмидт

"Дорогая Мария Александровна, -- отвечает Л. Н. -- На письмо Душкина ответить надо, уговаривая не изменять своего положения, не ездить к вам, и, главное, не переходить в православие. Разве можно нам, смертным людям, делать дурные дела, как ложь притворного обращения, для того, чтобы вышло что-то хорошее, ведь он может умереть в минуту произнесения лжи, то есть совершения самого большого зла, какое только может сделать человек. Да и зачем ему переменять свое положение? Если ему живется хорошо там, то надо так и жить, а если ему тяжела эта жизнь, то там, на месте, надо изменять свое внутреннее отношение к ней. И, главное, не считать себя лучше, чем есть, и не обманывать самого себя. Я напишу вам еще, а теперь только хочу сказать, что вот-вот кончаю свое писание, весь поглощен им, и оттого не уезжал в Ясную, куда еду второго мая. Передайте мой дружеский привет вашим дорогим хозяевам. Маша в Ясной, Таня здесь. Целую вас".

М. А. переслала копию этого письма Душкину. Поселение их вместе так и не состоялось.

Прожив недолго у Кудрявцевых, достаточно окрепнув, М. А вместе с Марьей Феодоровной поехала в Ясную.

Это было летом 1893 г. тоже голодного года. Лев Николаевич только-что вернулся из Рязанской губ.

Вот что М. А. пишет уже из Ясной Марье Львовне:

"Дорогая Маша, писать не могу. Окажу одно, что мне очень и очень хорошо. Сейчас у вас в Ясной говорила долго и радостно так хорошо с Софьей Андреевной. Льва Николаевича не было дома. Потом он приехал, и я себя не помнила, что увидела его живого, хотя все время твердо верила, что непременно его увижу. Лев Николаевич бодр, но похудел за эти четыре года сильно. Все ваши меня очень любовно встретили...".

52

К ее письму Л. Н. приписал: "Вечером приехала Мария Александровна. Все такая же. Очень радостно ее видеть.

1 июля 1893 года он опять пишет Марье Львовне: "Мария Александровна очень хороша, ясна, спокойна и необыкновенно тверда в своем мировоззрении".

Только несколько дней прожила М. А. в доме Толстых. Софье Андреевне всегда тяжелы были в доме лица, близкие по духу Л. Н--чу, и М. А., зная это, перебралась на деревню в избу и опять зажила той жизнью, какой жила до от'езда на Кавказ.

Вот письмо М. А--ны ко Л. Н--чу, который уезжал ненадолго из Ясной, очевидно, к брату своему Сергею Николаевичу в Пирогово.

"Дорогой, милый Лев Николаевич и Татьяна Львовна, проводивши Вас, мы с М. Ф--ной, Архангельским 1) и Хохловым отправились за грибами. Набрали да вспомнили, дров-то у нас нет, чтобы сварить похлебку, да и у хозяйки готовых не оказалось. Что делать? Нам посоветывали бежать в Засеку, говоря, что там позволено подбирать сушь. Мы с Архангельским помчались. Добежали до шоссе, встретили бабу с сеном, спрашиваем, где берут дрова в Засеке? Она указала и лукаво рассмеялась, говоря: "А не боитесь лесничего, он сейчас покос убирает? Догонит, побьет, ведь мы крадучись дрова таскаем". Мы вернулись, и я решила попросить Софью Андреевну. Она, конечно, с радостью разрешила. Тогда мы пошли к Ивану Александровичу 2), он тоже позволил. Мы забрали 2 вязанки, уже готовых длинных дров, где скотный двор, и притащили к себе. Зато и ужин у нас был, -- просто царский. Похлебка из одних белых грибов! В этот же вечер Архангельский уехал домой в Бронницы, а Хохлов остался погостить у нас и сегодня тоже уезжает к родным в Москву. Всякий вечер, часов до 10-ти, Хохлов, Маша, Зандер 3) и Зинаида Михайловна 4), мы две -- читаем ваши письма, дорогой Лев Николаевич, что издал Кудрявцев 5), а затем идем к Софье Андреевне. Уж я одну ночку

----------------

1) Александр Иванович Архангельский, ветеринарный фельдшер. Оставил свою службу, так как ему пришлось во время эпидемии сапа заставлять крестьян убивать лошадей. Это было ему тяжело, особенно потому, что крестьяне, не придающие значения заразе и не доверяющие присланному правительством ветеринару, сильно противились всем необходимым для прекращения заразы мерам. А. И. много думал над создавшимся для него положением и, в связи с ним, об общих условиях жизни, о смысле жизни, об отношении к власти, о насилии вообще, и результатом всего пережитого и передуманного была книга "Кому служить". Книга эта так радикально ставила и разрешала вопросы жизни, что могла быть напечатана лишь после Революции 1917 г. Издана она была обществом "Истинной Свободы" с кратким биографическим очерком И. Горбунова-Посадова. Оставив службу, А. И. жил тем, что сначала заливал калоши, а впоследствии сделался удивительным часовым мастером. А. И. составил для "Посредника" прекрасный "Сельский скотолечебник", написанный замечательно просто, толково и дельно. В последствии он написал очень простую, ясную и подробную книгу "Общедоступный часовщик". Книга была издана так же "Посредником".

А. И. пользовался огромным уважением всех знавших его людей.

2) И. А. Бергер, управляющий имением.

3) Зандер -- в то время учитель младших детей Льва Н--ча.

4) Подруга Татьяны Львовны по училищу живописи и ваяния.

5) Кудрявцев Д. Р. -- помещик Николаевского уезда, Херсонской губ. В округе было много штундистов. Кудрявцев сблизился с ними и изложил для

53

ночевала у Татьяны Львовны в комнате. Сегодня опять будем читать да еще в присутствии Поши и Бенедикты Николаевны.

К нам вторично приезжал урядник, требовал опять документы. До сих пор не могу отделаться от тяжелого впечатления письма Е. И. Попова о Дрожжине 1). За него только радуешься и (грешница) сильно завидуешь ему. Помоги бог стойко до конца и терпеливо нести все мученья, а вот об офицерах мне жутко и подумать: в такие молодые годы и они так хладнокровно обсуждают, как покончить с человеком. Это что-то ужасное. Крепко целую Вас. Ваша М. Ш.

Поскорее приезжайте, очень, очень скучно без Вас. Крепко целую милую и хорошую Верочку" 2).

Вот отрывок из письма М. А--ны того времени:

"Письмо ваше, дорогая Анна Алексевна, из Полтавы я получила у Кудрявцевых во время сборов в Россию и адрес куда-то затеряла, а как приехала ко Л. Н--чу, тут оказалось столько письменной работы, что мне дня не хватало, чистосердечно признаюсь, никому ничего не писала. Очень благодарю за любовь вашу ко мне и тем же плачу вам, крепко обнимая и целуя вас. Читая ваше письмо, я опять сильно плакала по моей О. А--не и никогда без слез ни вспоминать, ни говорить о ней не могу. Опять вспомнилась мне наша чудная четырехлетняя совместная жизнь на Кавказе. Уж чего, чего мы с ней не испытали, случалось я голодать, и холодать, а с какой любовью переносили мы это, всегда были веселы и бодры... Да, в трудовой жизни много радости, но самое главное и ценное в ней то, что она учит смирению, кротости, любви, мудрости. Жаль, что вам в последнее время не удалось О. А--ны послушать, какая ясность, широта мысли у нее была, потому-то она так прекрасно умерла. Завидная смерть, приведи мне бог такую же.