Абрам Старков - ...И далее везде

Бежит, спешит куда-то по главной улице. И вдруг вывеска мелькнула перед глазами. Остановился с разгона, как лошадка, взятая под уздцы на полном скаку. «Планерная школа». И уже нет другого желания, другой мечты с этой минуты — в летчики!

Теперь ясен путь Аркадия Чапаева, который привел его к нам в город, сделал ленинградцем.

Планерная станция. Теория. Полеты. Диплом планериста. Путевка в военную школу летчиков.

Пока он курсант, учлет.

А как он учится, говорит заметка из газеты «Взлет», написанная его товарищами по роте: «Курсант подразделения «В» кандидат ВКЛ(б) Аркадий Чапаев идет ведущим во взводе, имеет средний балл по учебе 4,2 и благодарность от командования. Со времени поступления в школу нет ни одного дисциплинарного проступка…»

Таков 20-летний сын легендарного героя гражданской войны, воспитанник пионерской организации, комсомола, будущий командир Красного Воздушного Флота».

— Что ж, довольно бойкая статейка. Вранья в меру…

Это говорит мне Александр Васильевич Чапаев (помните Шурика в фургоне?), которому я показал свою корреспонденцию о его младшем брате через 46 лет после опубликования. Он ее прежде не видел.

Я пришел к генералу на московскую квартиру, и мы находимся в комнате, похожей на маленький ботанический сад, на оранжерею из диковинных, экзотических растений, названия которых мне неведомы. Но я не решаюсь спрашивать о них, потому что с первых реплик генерал показался мне человеком жестким, не терпящим в собеседнике дилетантизма, неосведомленности в том, что совершенно ясно и не нуждается в рассусоливании. Он не сидит ни минуты на месте, он все время ходит (так и сказал мне сразу: «Я буду ходить, привычка, не обращайте внимания…»), то и дело исчезая в густой комнатной флоре, и тогда я слышу его голос из зарослей, как в лесу, только эха нету.

— Как это у вас, литераторов, именуется? Художественный домысел? Полет воображения?.. Думаете, Фурманов по этой части не грешен? Еще как грешен! Не ходил, к примеру, наш отец в молодости с шарманкой по деревням для заработка, как у Фурманова описано. Не было нужды в шарманке. Все мужики Чапаевы не в одном поколении надежным обладали рукомеслом: мастера по плотницкому и столярному делу. Деда Ивана помню вечно за верстаком. Деревянные бороны делал на заказ, далеко славились. Мы, ребята, любовались стружкой из-под его руки, такого причудливого извива я больше не встречал в жизни. Мы этой стружкой избу украшали, развешивали повсюду, в косу сестренке Клаше заплетали, сами опоясывались с Аркашкой, никогда она не рвалась, хотя была тонка, как пергамент.

И отец в короткие побывки с фронта тоже часто брался за пилу, за рубанок… Он ушел на первую мировую, оставив нас с матерью у своих стариков в Балакове. До этого мы жили в Мелекесе, Аркашка там родился… Отец служил, воевал в полку, который формировался в Саратове из волжан, из балаковских, мелекесских. Они, земляки, уговаривались между собой: если кто погибнет, друг берет семью убитого под опеку, заботится о ней. Был такой уговор и у отца с приятелем, Петром Камышкерцевым. Вот такая редкая фамилия, да и Чапаев — не из частых… Петра сразила пуля. Отец, кавалер четырех солдатских Георгиев, ранен был в который раз, лежал в госпитале и перед возвращением на фронт заехал в Балаково. Дома побывать и, согласно клятве, помочь как-нибудь осиротевшей семье товарища… Но своей жены, нашей матери, не застал. Она полюбила другого, уехала с ним, заскучала в далях по ребятишкам, вернулась и, что уж с ней приключилось, не знаю, померла вдруг, в Балакове похоронена… Мать звали Пелагеей Никаноровной, и жену убитого отцова друга тоже Пелагеей, Пелагеей Ефимовной. У нее были две дочери, у отца нас трое. И стали мы одной семьей, оставаясь ею и после гибели отца. Сорок лет прожила с нами Пелагея Ефимовна и никогда не была для нас мачехой. Вы этого слова относительно к ней и не употребляйте. Мать!

— Александр Васильевич, в моей старой корреспонденции она так и названа: «Двое мальчишек с матерью в фургоне…»

— Ну правильно, со слов же Аркадия записано… Но с хронологией у вас напутано кое-где. Не во Лбищенск они ездили к отцу, а раньше, в Уральск. Это я точно помню — болел тогда, и меня не взяли, а Аркашку приодели для встречи с отцом: матросская курточка, голубой воротничок, пуговицы сверкают, я ревел от зависти, и в память врезалось название города, куда они отправились: Уральск… И с детдомом что-то не так. В детдом мы попали ненадолго, когда голод обрушился на Поволжье, дед с бабушкой у нас умерли. Это год двадцать первый, отца уже не было… И вообще вы Аркашку подвзрослили малость. Впрочем, он и сам себе прибавил возрасту, поступая в летное училище.

— А вы к этому времени были уже военный?

— Военный, артиллерист. Но моя первая профессия — агроном. Я им и всегда себя считал и, выйдя в отставку, вернулся, как видите, к любимому занятию. Между прочим, мать рассказывала, что отец не собирался после войны оставаться в армии, тоже тянуло к земле, к сельскому хозяйству. Войной, говорил, дракой сыт по горло. И сыновьям, говорил, закажу ступать на эту дорогу. Думаю, не одобрил бы стремления Аркадия в авиацию. Грешным делом, хотя чего тут грешного, не нравился и мне выбор брата. Знал я его характер, горячность и вечно пребывал в страхе за Аркашку.

— Где он учился после Ленинграда, после «Тёрки»?

— В наших краях. В городе Энгельсе, бывшем Покровске…

— На левом берегу Волги, прямо против Саратова?

— Знаете эти места?

— Я — саратовский.

— Чего же сразу не признались? С земляком разговаривать куда как приятственно… В Энгельсе Аркадий кроме летной практики и общественную школу, можно считать, проходил. Избирался членом ЦИКа республики. Ездил в декабре тридцать шестого делегатом на Чрезвычайный съезд Советов, принимавший Конституцию… Я вам сейчас фотографии покажу. Вот он с Ворошиловым, с Буденным. Вот среди соратников отца, тогда еще многие были живы…

— А тут он с кем? Никак с Чкаловым?

— С Валерием Палычем. Это позже. Когда мы жили в Москве в одном доме с Чкаловыми, в одном подъезде, они этажом ниже, как раз под нами… Аркадий служил уже в Подмосковье, сперва в бомбардировочной авиации, на тяжелых машинах «ТБ». Но скорости, понимаете, его не устраивали, перешел в истребители… Старший лейтенант, командир звена. Приезжал по субботам в город и всегда с товарищами. Шумная собиралась компания. И Чкалов нередко поднимался к нам или к себе зазывал молодых летчиков. Я одно время сердился на Валерия, он переманивал Аркашку в свой отряд испытателей. Я знал от приезжавших с братом сослуживцев, что он неосторожен в полетах. Это они так говорили: «неосторожен». Я-то представлял, какие он при своем нраве штуки выкидывает в воздухе. А тут еще — в испытатели! Сплошной риск. Я сказал Валерию: «Не морочь парню голову!» Аркашка узнал об этом моем разговоре с Чкаловым, месяц на меня дулся, шипел.