Михаил Салай - По знакомым дорогам

— Я кружил по лесу, не зная, куда направиться и что делать, как вдруг увидел женщину в простой и заношенной одежде. Она стояла метрах в пятидесяти от меня. Оттуда и сказала: «Товарищ Наумов, вам, как старшему лейтенанту Советской Армии, полагалось бы в партизанах быть». — «Да я их ищу!» — «Вот вам пропуск». И она протянула мне партизанскую газету, назвала пароль и сказала, что в этот день я должен пройти еще около сорока километров, чтобы застать партизан возле села Тихоновичи. Я пошел… Не пошел, а побежал, так, считайте, больше и двигался весь день. Возле Тихоновичей меня остановили… Так я попал действительно к партизанам, не зря торопился… А женщина в лесу, как позже выяснилось, была членом подпольной партгруппы в Корюковке, до войны — учительницей.

Сначала Дмитрий Наумов был у нас рядовым бойцом, потом разведчиком, минером. Росли его авторитет, известность среди партизан. Избрали секретарем комсомольской организации всего соединения. В партизанские месяцы своей жизни вступил в партию.

В ночь на 21 августа Морозов, которого у нас называли просто Мороз, взорвал еще один поезд на дороге Нежин — Киев. Пострадали два паровоза, катившие этот эшелон, и семь платформ с автомашинами.

У Тарновского, командира диверсионных групп, который готовил их действия, можно сказать нашего главного диверсанта, даже походка стала молодцеватой. Еще бы! Были недели, когда взрывы на железных дорогах повторялись в разных местах чуть ли не каждую ночь. Конечно, работа была нелегкой и опасной, но к ней привыкли. Диверсанты так и говорили: «Иду на работу!» Иногда за сто и даже сто пятьдесят километров. Тарновский снабжал подрывников толом и минами. А Мейтин наделял диверсантов колбасой и салом — сухим пайком.

Как-то так случалось, что самым тяжелым в этой «работе» стали считать ожидание: отправят диверсантов, а от них — день, два, три никаких вестей. И сами не возвращаются. Как нервничали Каменский и Малов, когда их диверсанты неделю не возвращались с задания и ничего не могли доложить командованию!

Помню, я и Негреев набили свои трубки настоящим табаком и сели покурить. Было это утром 25 августа. Давно мы не имели хорошего табачка, курили свой, партизанский: мякина, крапива и малиновый лист. Мякина горит, крапива дает крепость, а малина — аромат. Когда чапаевцы захватили у немцев на Козелецкой дороге листового табаку, то и нам в подарок перепало. Наслаждаемся. По одной трубке выкурили, набили по второй. И тут подходит мой ординарец:

— Что-то случилось… Каменский и Малов бегут сюда, Каменский даже без фуражки. То ли потерял, то ли надеть забыл…

Тут и они подбегают.

— Разрешите доложить?!

Я уж вижу — Каменский улыбается, догадываюсь, что это не беда.

— Если что хорошее — докладывай, а если плохое, то лучше после завтрака.

Оба замахали руками и — наперебой:

— Вернулись! Наши вернулись!

Мы позвали диверсантов к себе, усадили за примитивный стол, «майор» Мейтин раскошелился — поднес вернувшимся по чарке, а они — Михаил Насонов, Александр Серый, Дмитрий Бумажников — поведали, почему так задержались.

— Тот наш связной, которого указал нам товарищ Коротков, схвачен гитлеровцами и куда-то увезен. Мы сами добрались до железной дороги. Подход к ней очень труден. По обе стороны от полотна фрицы лес вырубили, и в таком хаосе он валяется, что только белке по нему скакать. Так мы и скакали, как белки. Ночью…

Вслед за командованием первого отряда приуныли и Дунаев с Шелудько — «исчезли» их диверсанты. Я застал однажды у чапаевцев Каменского, он успокаивал Дунаева:

— Я тебя понимаю, Андрей, сам ночами не спал. Вдруг там что-нибудь случилось, а я тут сижу? Понимаю, батенька… Ты послал на розыск?

— Ни от тех, ни от других ни слуху ни духу. — И Дунаев развел руками.

К вечеру настроение командира изменилось: вернулись разведчики Николай Черныш и Катя Рымарь. Доложили, что пошли по направлению к Хмелевикам. И на полдороге, в Гиринах, их схватила полиция. Хорошо, что заранее договорились: они, дескать, муж и жена, идут в Хмелевики к больному дяде. Обыскали их, оружия нет, но нашли деньги, которые им были даны на всякий случай, — две тысячи рублей, вдруг придется что-то купить или кого-то подкупить, мало ли…

— Где взяли столько грошей? — спрашивает старший полицай.

А Катя враз отвечает:

— Корову продали.

— А чего гроши с собой таскаете?

— А того, — говорит Катя, — что, может, мы домой не вернемся.

— Это почему?

— Партизан боимся. Они, бандиты, убили моего брата.

— За что же?

— А за то, что був такий, як ты! — крикнула Катя в лицо старшему полицаю. И тут же загалдели из разных углов:

— Полицаем був?

— Твий брат?

— Ну а кто же?

Черныш держит деньги в руке. Одни полицаи смотрят на них, другие еще галдят, и старший вдруг говорит:

— Вы одолжите нам гроши, а мы дадим вам бумажку, чтобы вас не трогали. И ступайте себе!

— А сколько ж одолжить, Панове?

— Да любую половину!

Катя заревела:

— Брата убили, дядя больной, корову продали, теперь половину денег отдавай! Боже мой!

Пришлось Николаю прикрикнуть на нее:

— Молчи, дура! Они ж гроши в долг берут, вернут, значит!

Катя еще пуще ревет, и он даже замахнулся на нее. Ушли с бумажкой, эта бумажка один раз пригодилась в пути. А в Хмелевиках пришли к партизанскому связному из местных жителей и встретили в хате Дусю Певчую, которая числилась среди «исчезнувших» диверсантов. Не могу ни вспомнить, ни найти фамилию этой девушки, хоть убей! Ругаю себя за эту забывчивость, за издержки партизанского быта… Певчая — прозвище, потому что она говорила нараспев, такой у нее от природы певучий голос. Как же разведчики обрадовались ей, тем более узнав, что хлопцы живы и задание выполнено! 23 и 25 августа взорвали недалеко от станций Хмелевики и Березань два эшелона с боеприпасами. А еще пустили под откос поезд с зерном, оно — тоже оружие на войне.

Всего же за эти дни и ночи на разных направлениях нашими подрывниками пущено под откос шесть эшелонов противника, два с танками и орудиями и четыре с живой силой. Движение поездов заторможено на пять суток, почти сутки — на каждый эшелон.

К уже названным партизанам-подрывникам прибавлю еще Николая Гребенникова, Федора Гусева, Василия Павленко.

Сколько сложностей приходилось преодолевать нашим подрывникам, каким опасностям они подвергались. Вот один характерный случай. Раз на перегоне Нежин — Бахмач, где, по данным разведки, ожидался большой состав с живой силой и техникой врага, наши подрывники заложили мину. Однако скоро вдалеке послышался шум… не поезда, а дрезины! Нужно было срочно убрать мину, чтобы сохранить ее для поезда и не выдать взрывом дрезины присутствия подрывников на дороге. Эту задачу сноровисто выполнил командир группы Михаил Насонов. Дрезина прошла, и мина была возвращена на место. Поезд взорвался. Эта группа пустила под откос еще три эшелона…