Михаил Салай - По знакомым дорогам

А вечером мы двинулись сквозь лес по направлению к Днепру. К рассвету разведка выбрала место для лагеря, остановились и тут же провели совещание с командирами и комиссарами отрядов. Задача, поставленная недавно перед нами, стала задачей наступившего дня. Большая задача. Днепр — это не Десна. Как быть с нашими ранеными? Отправить на Большую землю — не успеем приготовить площадку для посадки самолета, да и погода, как назло, неблагоприятная, нелетная. Тучи над головой — в несколько этажей. И решили — оставить на левом берегу, в хорошем месте.

Это был первый случай в моей партизанской практике, когда мы оставляли своих раненых. Но лучше действительно ничего не придумаешь. Малова, Дунаева и Шкловского послали с партизанами искать для раненых такое место, где они были бы в безопасности во время отхода фашистских войск. Три группы поехали в разные стороны, а встретились в одной точке, в районе села Сукочи. Недалеко от него, среди болот, возвышалась сухая площадка, хорошо укрытая зарослями сосняка, проезжие дороги — далеко, а вода — под ногами. Мы с Негреевым осмотрели это место и согласились с выбором.

Через два дня лагерь для раненых был оборудован, вырыли две землянки и два колодца; два шалаша поставили — один для кухни, а другой, из парашютного шелка, для амбулатории. Завезли достаточно продовольствия, оставили коров для молока и свежего мяса, не зря Мейтин старался перетащить их через Десну. Само собой разумеется, оставили и охрану.

Возглавил ее боец из Щорсовского отряда Дмитрий Никифорович Круголь. После того как пришли части родной армии, Круголь всех подопечных переправил в Чернигов, определил в госпиталь, а сам в рядах армии отправился воевать дальше. А тогда мы расставались со своими ранеными товарищами…

Тяжело было на душе, всякое расставание с близкими людьми — нелегкая вещь, но боевое задание торопило. Отряды уже разведывали вероятные участки на Днепре для организации переправы, проводили партийные и комсомольские собрания, чтобы мобилизоваться до конца, свести все силы в кулак.

Весь правый берег реки был хорошо укреплен гитлеровцами. В вилке между Днепром и его правым притоком Припятью лежал сыпучий песок. Вот эти три километра противник и не укрепил, видимо, считая, что, избегая песчаного берега, опасного для техники, войска не рискнут здесь переправляться. Легко, в самом деле, залезть в мешок между двумя реками. А партизан фашисты не ждали, тем более нашего соединения, «уничтоженного» еще в Ново-Басанском лесу. А мы пришли… И задумали форсировать Днепр именно в этом месте.

Местные жители, особенно старый рыбак Опанас Филейко, знавший Днепр как свои пять пальцев, вызвались помочь нам. Их помнил Шкловский со времени своего нападения на пароход, пущенный захватчиками из Киева в Чернобыль по Припяти. Вот и встретились… Крестьяне подсказывали для переправы разные места, называли Нижние Жары, Сорокошичи, Теремцы, спорили, где лучше, но мы остановили их, помирили. Преодоление Днепра нельзя было затягивать, и мы попросили помочь нам сосредоточить лодки и дубы — большие днепровские баркасы — в Сорокошичах.

Люди постарались. При помощи Опанаса Филейко для нас собрали в Сорокошичах тридцать лодок и девять дубов. Мысленно я уже скомандовал «Вперед», но давно известно, что человек предполагает, а судьба располагает, то есть вносит свои поправки. События этой ночи еще раз подтвердили, что нельзя забывать об этой неслучайной, жизнью рожденной истине. Я помнил о ней и разыгрывал в уме возможные перемены: если так, то я — так…

Мы думали и о переправе в Теремцах. Там тоже готовились лодки и дубы, в сумерках туда начали двигаться некоторые силы соединения, но за шесть километров от переправы я получил донесение о том, что на правом берегу гитлеровцы густо поставили артиллерию, приготовившись нас встретить. Донес кто-то о нас? Вряд ли, хотя нельзя исключить.

И у них ведь тоже действовала разведка. Могли и лодки заприметить. Так или иначе, надежное, казалось, и уже обеспеченное средствами переправы место отпадало.

Повернули к Сорокошичам, до которых было не меньше пятнадцати километров. Я решил не останавливаться: завтра фрицы могут укрепиться здесь, перед песками Припяти, еще сильнее, а послезавтра… Неумолимое время действовало против нас. Приказав создать в Теремцах впечатление подготовки к переправе, жечь костры, имитировать подход партизан, я ускорил движение колонны. В Сорокошичах уже шла погрузка. Многие местные мужчины подошли с баграми и топорами. Половину лодок спарили, застелили досками. Все было тихо. Первым переправился отряд имени Щорса, занял на правом берегу оборону во главе с Вонархом и повел во все стороны разведку.

Грузился обоз. Подошел дед Филейко:

— Я ведь не зря доказывал, чтоб лошадей здесь пускать. Чуть выше есть островок, отсюда не видать, а лошади найдут. Отдохнут — и дальше за людьми… Осилят!

— С лошадьми ясно, — ответил я. — Сейчас пошлем на этот островок людей.

Рядом вздохнул Мейтин, грустя о коровах и быках. Да, с ними тоже все ясно было. Они не одолеют такой воды. Я распорядился, чтобы их раздали людям, помогавшим нам.

Каменский и Малов, со своим отрядом прикрывавшие переправу, заняли позиции для охраны Сорокошичей, а в Теремцах дразнили гитлеровцев подготовкой к переправе. Между тем основная часть отряда имени Чапаева переправилась через Днепр в Нижних Жарах и соединилась с щорсовцами. Этих двух переправ противнику пока не удалось обнаружить, хотя самолеты вдруг появились над Сорокошичами, повесили осветительные ракеты, но только и отняли у нас час времени. Все замерло в это время на реке и на берегу… Близился рассвет, и мы заспешили. Может быть, поэтому, когда ставили тяжелую повозку штаба в большой баркас, сильно ударили по дну колесом и не заметили трещины. Мы были уже на середине реки, когда вода забурлила в баркасе, так начала пробиваться, что я спросил, все ли умеют плавать. Оказалось, не все. Ведро было в баркасе лишь одно, начали вычерпывать воду этим ведром и шапками, я думал о людях, о штабных документах в ящиках, которые могли навсегда уйти под воду. Но… что сделаешь? С берега нас не видно. Голос не долетит — далеко, да и громко кричать нельзя. Гребцы налегли на весла, скоро я велел раза три крикнуть: «Лодки сюда!» Услышали, помогли. В две подошедшие лодки мы пересели сами, перегрузили часть штабного имущества, да и баркас, освобожденный от груза, дотянули до берега.

Можно, пожалуй, радоваться, но… Я писал уже, что несколько дней в Ново-Басанском лесу были самыми трагическими для нашего соединения, а этот день на правом берегу Днепра, был, наверно, самым тревожным для меня. Мы ничего не знали об оставшихся в Сорокошичах партизанах первого отряда. Прикрывая всех, сами они не успели переправиться. А как пройдет этот день, что будет? Каменский и Малов еще раз доказали, какие они думающие и требовательные командиры. Все повозки с вооружением и другими грузами отряда были замаскированы во дворах, партизаны, выполняя приказ, не появлялись на улицах, чтобы их не могли обнаружить наблюдатели с самолетов противника. А они летали, «утюжили» Днепр. Одна неосторожность, одна оплошность могла бы все погубить. Но этого не случилось…