Михаил Салай - По знакомым дорогам

Только тут, когда посветлее стало, я разглядел его разношенные сапожищи, доверху заляпанные грязью. Набродился лесник. Чего он искал в ночном лесу? Крепко спал дед, да недолго. Вернулись Негреев с Кочубеем, разгоряченные новостью: воропаевские крестьяне сказали, будто есть дорога через болото, а где — толком никто не нашелся показать. Не ведают.

— Я покажу, — послышалось вдруг, и дед Степан поднялся с подводы, оставив на ней картуз. — Давайте карту.

То ли и вовсе не спал он, а слушал все наши разговоры, убеждаясь, что мы партизаны, то ли вскинулся только сейчас, но похоже, мы проверяли друг друга. Адъютант разложил карту, дед быстро нашел нужное место и ногтем провел дорогу там, где не было никакой дороги. Карту он понимал.

— Кто же ты, дед? Лесник? Откровенно!

— Не лесник, — ответил он строго. — Лесничий. По-новому — лесовод. Сам до войны прокладывал эту лежневку.

— А зачем?

— Лесозаготовки гут вели…

— Твой район? — Я ткнул пальцем в болото на карте.

— Нет, сейчас мой там. — И дед махнул корявой рукой в сторону Днепра

— А чего ж ты тут, в ночном лесу, кружил, топтался? Вон как устал, чуть живой. А сапоги какие!

— Вас искал. Дорогу показать. — Глаза деда под кустистыми бровями первый раз блеснули весело.

— Если это правда дорога, а не ловушка, — сказал Негреев, — мы вас наградим!

— Не в награде дело, — снова нахмурившись, фыркнул дед. — У меня два сына там воюют… откуда пушки слыхать… А может, уж и нет их… Я вас поведу. Обману — застрелите.

На скороспелом дощатом столе стоял стакан со спиртом, дед хватил половину и крякнул:

— Крепка, дьявол!

Вперед мы сейчас же выслали хорошую разведку с Алексеевым, а сами занялись подготовкой матчасти к движению: выбрасывали все лишнее, отбраковывали захромавших лошадей, поломанные подводы. И опять ездовые обвязывали колеса соломенными жгутами. В сумерках двинулись, возлагая все надежды на ночь и заброшенную лежневку…

Через три километра остановились, нас ждал Алексеев с разведчиками — сказать, что облазили весь край болота и не нашли никаких признаков лежневки.

— Нет дороги!

— Есть, — ответил дед. — Идти надо, а не стоять.

Почему я верил ему? Потому что не было другого выхода? Нет. Предателя чувствуешь по заученным фразам, неуемной угодливости, а дед Степан… Он ведь тоже не признал нас сразу, проверял, дорожил собой. И старому умирать неохота, а он, должно, хотел к тому же увидеть сыновей.

— Пошли.

Дед не обманул. Скоро мы, продравшись сквозь кусты, шагали по заросшей дороге, ремонтируя ее на ходу. Один мосток сделали, второй… Казалось, болоту не будет конца, но вот земля затвердела, послышался шум Тетерева… И тут выяснилось, что сразу за рекой нам надо пройти через маленькое сельцо, а можно ли рисковать, когда столько прошли? Как избежать этого риска, миновать незамеченными сельцо, где, может быть, укрылся предатель, который выдаст нас немцам? Есть ли дорога в обход? Посоветовались между собой и с дедом Степаном, и он сказал:

— Проведу.

И правда, провел. Весь наш обоз въехал в речку Тетерев, заросшую лозой, и тронулся по ней дальше, в сторону от села. Повозки в воде не стучали, копыт не было слышно. Шумел один бурливый Тетерев. Партизаны цепочками шли над рекой, в лозе. И вот мы выбрались на другую сторону реки, оставив за собой болото, из которого, думалось, нас никто не ждал.

— Ждут, — сказал старик, мой знакомый ждет, здешний лесник. Километра два отсюда — и лесу конец. Он вас встретит на опушке и дальше поведет. А я — все. Прощайте! Вот если б кто из вас моим сынам сказал, что я жив…

Дед вдруг скупо прослезился, впервые так по-стариковски расчувствовался. Притомился он за эту ночь еще больше, чем за прошлую, однако виду не подавал. Мы подарили ему верховую лошадь, крепко пожали руку, и он уехал в темень, в обратный путь. Как его фамилия? Накарябали тогда в блокноте, да все размокло при переправе через речку. Словно дед и правда не хотел ни ордена, ни известности за свое доброе дело. Лесничий с правого берега Днепра, в районе Горностайполя…

В конце леса нас действительно ждал лесник, тоже старый человек. Он повел полевой дорогой. В разных сторонах от нее взлетали в воздух осветительные ракеты. Немцы, просматривали местность. И мы отвечали им, разведывая свой маршрут. Ракетницы у нас были трофейные, так что тамошним наблюдателям ничего не стоило подумать, что здесь идет перегруппировка войск для уничтожения окруженных партизан.

К утру мы наконец-то втянулись в лес, называвшийся по-стародавнему — казенным. Подумали: ну вот, отдохнем. Но разведка донесла, что замечено скопление кавалерии, которую, как видно, собирались бросить против нас, и мы снова двинулись раньше, чем враг собрался. И оторвались от врага.

Уже под покровом ночи мы приближались к лесам у реки Уж.

Над лесом таяла ночь, но солнце еще не показалось, когда заставы заняли свои места вокруг лагеря. После нескольких бессонных ночей можно было поспать в начале дня. Ординарец снял с коня седло и потник. Седло — подушка, а потник — матрац. Простыни и одеяла были у нас не в моде, их с успехом заменяла шинель. И под бок — шинель, и на себя — шинель. Еще как удобно! Я быстро уснул.

Но часа через два меня уже тормошили Зарецкий и Алексеев.

— Товарищ командир, проснитесь!

Вставать не хотелось, и я еще с минуту либо притворялся спящим, либо действительно ничего не слышал, хотя наказал ординарцу сразу будить меня, если придет начальник разведки. И вот он здесь, а я не могу встать.

— Товарищ командир! Я встретил нашу армию!

— Разведчиков? — спросил я, севши.

— Три полка!

Я вздохнул, встряхнулся и велел ординарцу:

— Полей ему на голову холодной воды!

— Три полка, — повторил Алексеев. — Они заняли села Федоровку, Родонку, а также размещаются в нашем лесу, левее нас.

Пришел Негреев, и мы выслушали доклад по порядку: в Федоровке наших разведчиков задержали солдаты и офицеры в советской форме (правда, с погонами, которых партизаны еще не видели) и привели в свой штаб. Там с Алексеевым разговаривал полковник Харламов, назвавшийся командиром полка.

— Десант?

— Нет, своим ходом от Чернигова, через Припять и Уж…

Я невольно покрутил головой:

— Что-то больно рано…

И распорядился, чтобы поднимали партизан — для усиления обороны. Негреев одобрил. Фронт еще на Припяти, как могли очутиться здесь три полка, а с ними — три артдивизиона? Явился Кочубей, тоже разбуженный с большим трудом:

— А чего гадать? Мы с Алексеевым поедем и всё разузнаем.

Не успели они отправиться, прискакал связной с заставы первого отряда: задержаны пять офицеров, среди них — полковник и два подполковника. Кочубей поехал, чтобы привести их сюда.