Михаил Салай - По знакомым дорогам

— А ну, капитан, — сказал я Сахно, поскольку обстрел продолжался, — направьте своих «мамаш» в обе стороны!

Капитан возликовал:

— Спасибо! А то они у меня без дела прямо почернели!

Гитлеровцы не ждали такого огня, от которого можно было оглохнуть, замолчали.

— Хватит, капитан. Вперед!

Светало, когда мы подходили к опушке Толстого леса. Дубы и сосны вокруг… И тишина… Надолго ли? Врагу, конечно, уже известно, с кем он имеет дело.

Не объявить ли привал?

Но передохнуть, позавтракать нам не удалось. Не дали. Небо загудело: появились самолеты. Сначала два разведчика — «рамы» и восемь бомбардировщиков, а вторым заходом — двадцать восемь. Они улетели, отбомбившись, и через два часа небо гудело снова. Мощно и грузно. А разведчики кружились над лесом беспрерывно. И по тому, как они, гитлеровцы, нас бомбили и как настойчиво и низко вертелись самолеты-разведчики, было ясно — бомбят наугад» ищут нас. Я объехал свой лагерь и стоянки полков, твердо потребовав от всех командиров: маскироваться! Нас не видят. Никаких костров. А если есть любители жечь хворост, пусть умело, тоже с соображением, палят его километрах в трех — пяти отсюда, демонстрируют «лагерь», отводят «юнкерсы». И маневрировать. Гитлеровцы дважды в одно и то же место обычно бомб не бросают. Считают — там уже обработали, отбомбили, они — педанты.

Похоже, что они все же нащупали район, где стоял один из полков. Организовали налет и сбросили бомбы. Но полка там уже не было. Он перешел в другой район.

Полк три раза изменял дислокацию в этот день. В прежних местах его стоянки поддерживались костры для привлечения бомбардировщиков. В итоге после этих налетов не погибло ни одного человека.

Но, как правило, после бомбежек и обстрелов редко обходилось без потерь — война беспощадна. И еще появится много лесных могил, на которые будут приносить цветы наши дети. Все отлично понимали, что эти могилы будут появляться до последней минуты, войну не уговоришь смилостивиться над солдатом или партизаном и перед самой Победой, но с приближением Победы ощущение боли все острее и тяжелее. Нет, наверно, лучше сказать — обиднее, потому что всегда тяжело терять друзей, трудно навек расставаться с ними. Как-то я спросил Михаила Осадчего, ставшего уже заместителем командира отряда имени Чапаева по разведке: «А что, по-твоему, самое страшное в нашей партизанской жизни?» Не помню уж, по какому случаю вырвался этот вопрос, так случилось. И он ответил: «Хоронить боевых друзей».

Это правда.

Командование соединения — Негреев, Кочубей и я — задумалось, как лучше вывести полки из Толстого леса. Последний бросок… Обменялись мнениями и согласились, что лучший вариант — идти через молодой лес. Там нет дороги — это нам на руку. Прорубим — всего-то километра четыре-пять. Зато выйдем в неожиданном для врага месте.

А чем рубить? Это же настоящий, большой лес, хоть и молодой. Много топоров нужно, и пилы нужны, чтобы за ночь проложить дорогу и пройти по ней. Я послал разведку в соседнее село Бовище, установил, что гитлеровцев там нет, а крестьяне готовятся к престольному празднику, и, честно говоря, так волновался за эти топоры и пилы, что решил поехать в Бовище сам, пригласив с собой Харламова.

Приехали — сказали, что на праздник. Поздравили. Как они нам обрадовались, как старались угостить! Была здесь и гармошка. Харламову аплодировали, когда он танцевал. А пока гуляли, крестьяне собрали нам пилы и топоры. В достатке. Даже наточили. Я сказал им, что нам в лесу нечем дрова заготовить для кухонь и для костров, чтобы обогреться.

Ну ты хитер! — заметил на обратном пути Харламов. — Полная подвода топоров и пил. Для кухонь!

— Осторожность все же… А ты здорово пляшешь!

— Соскучился.

— Да нет! Умеешь! Оторвал гопака.

— Донской казак по происхождению.

Армейские связисты соединили все лагеря в Толстом лесу телефонной связью, и утром подполковник Шапиро позвал меня к себе. Просил поскорее, если можно… Когда мы с Кочубеем подъехали к штабу полка, то увидели плотное кольцо офицеров, в середине которого стоял незнакомый полковник с картой в руках. Он оценивал обстановку как очень серьезную, а выйти из окружения единой колонной было, по его словам, невозможно. «Отставить партизанские выдумки!»

Я хлестнул коня, Кочубей за мной, мы ускакали. Рассказав Негрееву, что случилось, я стал приходить в себя. Все равно, говорю, военным надо помочь, даже если они будут дальше идти без нас и надеяться только на себя. Вот в эту самую минуту Саша Кравченко и принес упомянутую раньше радиограмму от Строкача и Ватутина, поручавших нам вывести войска из окружения. Теперь надо было ехать обратно, и немедленно. Но оказалось, офицеры сами уже к нам едут, нас уведомили по телефону.

Полковник Мухин по приказу командира корпуса с небольшой группой разведки пробрался в Толстый лес и разыскал полки, отсеченные окружением. Я уже не сердился, и он повеселел, но еще оправдывался:

Не понять же, правда, что вы командиры! Формы нет. Одеты, как любой другой партизан. Только и отличия, что бинокль ла полевая сумка. Теперь вижу, а сразу не заметил.

Все посмеялись, пошутили, как свои. Тогда я прочитал им радиограмму, которой они обрадовались, а больше всех — Мухин.

— Значит, командующий фронтом уже знает о нашем положении? К делу!

Вышли из землянки в лес, уселись на пеньках, как на стульях, и начали деловой разговор. Я объявил, что этой же ночью двигаемся к Припяти. Надо все подготовить. Оставить здесь негодные подводы…

— А если все годные?

— А вы не спешите так говорить. Проверьте прежде. Негодные — которые со скрипом. Ии одной скрипящей телеги чтобы не было! Двигаться будем мимо сильных гарнизонов врага, поэтому — никакого шума.

По сведениям разведки, вокруг Толстого леса уже сосредоточены две фашистские дивизии с танками. Гитлеровцы не успели раздавить окруженных там, за рекой Уж, и здесь готовили страшный удар на 8 или 9 октября. Это сообщала разведка. Честно говоря, у меня на душе кошки скребли. Сегодня уже седьмое. Немного времени было у нас в запасе…

— А какой дорогой мы пойдем? — спросили офицеры.

— Той, которой еще нет.

Не теряя ни часа, создали бригады из партизан и солдат, отбирая умельцев, владеющих пилами и топорами. В молодом лесу расставили охрану, разведчики-наблюдатели расположились за лесом, и началась рубка. Не больше чем в шести километрах от немцев. К девятнадцати часам дорога была прорублена. Усилили наблюдение, наши разведчики добрались до копен на полях у деревень Толстый Лес и Кливины, замаскировались в этих копнах. И через час двинулись: впереди конники во главе с Кочубеем, затем — отряд Каменского, за ним — полки… Прикрывал колонну отряд Дунаева.