Михаил Никольский - Кровью своего сердца

Довоенные годы… годы нашего детства, нашей юности. Какое это было время! Страна чествовала челюскинцев, первых Героев Советского Союза, лётчика Валерия Чкалова и первую летчицу Валентину Гризодубову. С каким восторгом смотрели мы на героических матросов из кинофильма «Броненосец Потёмкин» и отчаянных бойцов из «Чапаева». А кто из моих ровесников не восхищался Николаем Островским и Павкой Корчагиным, героем его романа «Как закалялась сталь»! Кто из комсомольцев 30-х годов не стремился брать с них пример!

С каждым годом жизнь людей менялась к лучшему, даже в Любанском районе, считавшемся одним из самых отсталых закутков Полесья. На осушенных болотах раскинулись поля, где выращивали пшеницу и рожь. Вот Янка Купала побывал в колхозе имени Белорусского Военного округа и написал свою знаменитую поэму «Над рекой Орессой», которая читалась повсеместно и даже вошла в школьную программу по белорусской литературе. В деревнях появились первые радиорепродукторы, батарейные радиоприёмники, патефоны, велосипеды… Пожилые люди и молодёжь только удивлялись новинкам: велосипед на двух колёсах едет, а не падает, и ехать можно быстро. А сколько изумления вызывал репродуктор — висит на столбе сковородка сковородкой, а из неё — песня льётся. «Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек. Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек», — звучал из «сковородок» -репродукторов голос Любови Орловой. И наша страна, и жизнь наша — всё оказалось под угрозой уничтожения, когда гитлеровские войска без объявления войны начали своё наступление.

Очевидцы вспоминают, что в первый день войны 22 июня 1941 года в Любанском Доме культуры состоялся митинг. На нём сразу после военкома, объявившего мобилизацию, выступил Иван Васильевич Чадович и заявил, что он добровольно уходит в действующую Красную Армию «громить фашистского зверя». На следующий день он вместе с мобилизованными жителями отправился в Слуцк, где формировались новые дивизии. Однако уже через несколько дней Слуцк оказался в руках фашистов и вместе с потоком отступающих солдат и командиров Чадовичу пришлось двигаться на восток, помогая раненным.

Семье Чадовича эвакуироваться не удалось — продвижение фашистских войск было стремительным и, не доехав до Глуска, пришлось вернуться обратно в Любань. За несколько дней и ночей, что «были в беженцах», хлебнули горя. Мария Фёдоровна волновалась больше всех — впервые осталась одна без мужа в такой ситуации да с тремя детьми, младший из которых совсем малыш — ему было только 3 годика. Но рядом были соседи, и враз повзрослевшие дети успокаивали: «Вместе с людьми и с друзьями отца в Любани не пропадём».

Сколько радости было в семье, когда в середине июля сорок первого вернулся домой отец и приступил к своим обязанностям в больнице. Десятиквартирный дом, где жила семья Чадовичей до войны, был занят немцами под казармы. Пришлось искать новое жильё. Переселились в опустевшие дома… с болью в сердце. Хозяевами домов, куда переселяли жителей из строений, занятых под нужды немецкой армии, были евреи… Их забрали из этих домов, а потом вместе с партийными активистами, коммунистами, командирами и комиссарами Красной армии, попавшими в плен од Любанью, расстреляли в Костюковском лесу. Таков был фашистский «новый порядок», установленный на оккупированной территории.

Дочь Чадовича Лидия Ивановна и сын Васили Иванович при встрече рассказывали мне, что фашисты от полицаев из числа местных предателей узнали, что отец пользовался большим авторитетом в районе и предлагали ему должность бургомистра Любани. Но Иван Васильевич упорно отказывался: «Я — врач, и мой долг — лечить людей, другими делами заниматься я не умею и не буду».

Чадович был беспартийным и не вызывал подозрений, поэтому ему позволили продолжать врачебную практику. Жена и старшие дети — семнадцатилетняя Лида и пятнадцатилетний Василий были вместе с отцом в больнице, помогая ухаживать за больными и укрывать раненых. На каждом столбе, на каждом углу висели объявления, утверждавшие «новый порядок» и обещавшие смерть «за хранение оружия, радиоприёмников, за укрывательство и помощь раненным красноармейцам, командирам и комиссарам, за сокрытие коммунистов и комсомольцев, за сопротивление немецким властям, за саботаж в выполнении поставок и налогов, за помощь партизанам, за распространение большевистских газет и листовок, за нарушение режима военных властей». В подтверждение слов вдоль центральной улицы районного центра были установлены виселицы, к которым периодически сгоняли жителей для проведения очередной «экзекуции», а из леса доносилось эхо расстрелов…

Фашисты просчитались — их зверства не вызвали страха, не сломили волю к сопротивлению, лишь вызвали жгучую ненависть и пробудили в нас стремление действовать, внести свой вклад в общее дело разгрома фашистских извергов.

С первых дней войны в Любанскую больницу поступило немало раненных и больных красноармейцев и командиров. Многие из них были из окруженной под Верхутином 121-й стрелковой дивизии. Всем солдатам грозил плен, а командирам расстрел, но благодаря стараниям Ивана Васильевича Чадовича удалось спасти от этой участи более 500 военнослужащих. Документы всех находившихся на излечении военных были уничтожены — частично во время бомбёжек, а частично после, по приказу Чадовича самими сотрудниками больницы. В приёмном покое писарь-деловод оформлял «липовые» истории болезней, по которым все раненные командиры и комиссары под видом гражданских лиц переводились в инфекционное отделение, где на дверях висела табличка «тиф», отпугивавшая немцев. По мере выздоровления раненым выправляли документы как гражданским лицам и либо тайно переправляли в лес к партизанам, либо «выписывали домой», заранее находя семьи, готовые принять их под видом родственников. Дело это было опасное, поскольку в случае провала, расстреливали не только самого солдата, но и всю семью, принявшую его на постой.

Такая активная работа по спасению раненых от плена и расстрела стала возможной во многом благодаря личному знакомству Ивана Васильевича Чадовича с командиром одного из партизанских отрядов Николаем Николаевичем Розовым. Первая их встреча случилась на берегу Орессы, недалеко от деревни Орлево. Затем была налажена постоянная связь. Иван Васильевич получал от партизан листовки и газеты «Правда», «Известия», «Комсомольская правда», которые в 1942 году доставлялись самолётами с Большой Земли, подпольные газеты Слуцкого и Любанского райкомов партии, листовки, которые печатались в партизанской типографии на острове Зыслов. Партизаны получали из больницы медикаменты, перевязочные материалы, белье, инструменты, соль и продукты питания.