Ричард Холл - MOBY. Саундтрек моей жизни [litres]

– Твоя мама не убьет шиншилл? – спросил я.

– Нет, скорее всего, просто оставит их тут в качестве питомцев, – сказала Кара.

И мы переспали в ее детской комнате, а потом уснули, окруженные лентами 4-H и облезлыми шиншиллами.

И мы переспали в ее детской комнате, а потом уснули, окруженные лентами 4-H и облезлыми шиншиллами.

Под конец наших выходных в Луисвилле мы съездили на ферму к ее бабушке и дедушке. Ее высокий, немного славный дедушка показал мне пастбище; над сорговым полем садилось солнце. Мы остановились, любуясь одной из коров, и он спросил меня, откуда я.

– Я вырос в Коннектикуте, но я из Нью-Йорка.

– В Нью-Йорке одна проблема – слишком много евреев, – дружелюбно сказал он, гладя козу.

В аэропорту я сказал Каре:

– Ты мне нравишься, но твоя семья меня пугает.

Через день после того, как мы покинули шиншилл и дедушку-антисемита и вернулись в Нью-Йорк, я пошел в «Дэнс-Трэкс» на Третьей улице. Там сидел Фрэнки Боунз с сумкой, полной флаеров с рекламой бруклинского «Штормового рейва». «Штормовые рейвы» были легендарными, а сам Фрэнки Боунз – еще легендарнее. Он начал карьеру в восьмидесятых как хип-хоповый диджей в Квинсе, но постепенно превратился в самого известного техно-диджея во всем Нью-Йорке. Он протянул мне флаер на «Штормовой рейв».

– Если ты придешь, это будет честь для меня, – сказал он.

– Можно мне привести новую девушку и друга? – спросил я.

– Конечно, я впишу тебя и плюсы. Увидимся в субботу, – сказал он и пошел вниз по Третьей улице с сумкой флаеров.

«Штормовой рейв» проходил в отдаленном районе Бруклина, восточнее Уильямсберга. Шел 1992 год, и у меня не было ни одного знакомого, кто хоть раз бывал так далеко на востоке Бруклина. Я знал лишь одного человека, жившего в Уильямсберге, – он переехал туда в девяносто первом, потому что там было очень дешевое жилье. Он со своей девушкой снимал лофт площадью три тысячи квадратных футов с видом на Ист-Ривер за 750 долларов в месяц. Место они просто обожали, но за едой приходилось ездить по линии L в Манхэттен, потому что в районе не было ни продуктовых магазинов, ни ресторанов.

Несколько ребят накинулись на ее друга, избили, ударили ножом и оставили истекать кровью на платформе. Люди просто проходили мимо, а одна женщина даже плюнула на него и сказала: «Тупой белый мальчишка».

Я никогда не был восточнее Уильямсберга, но «Штормовой рейв» проходил намного, намного дальше на восток, в той части Бруклина, о которой старинные картографы писали «Здесь живут драконы».

В субботу вечером мы с Карой и Полом сели на поезд линии L на Первой авеню. На станции мы посмотрели на карту метро.

– Куда мы едем? – спросила Кара. Я показал на самый конец серой линии L; о станции с таким названием я до этой недели даже не слышал.

– Вон туда, – сказал я, затем посмотрел на карту, нарисованную на флаере. – А потом пройдем несколько кварталов.

– Ты куда меня везешь? – печально спросила Кара, когда к платформе подъехал поезд.

Через двадцать минут дороги на восток мы остались единственными пассажирами в вагоне, поэтому мы с Полом забрались на поручни и повисли на них вниз головой.

– Слезайте, вы же убьетесь! – засмеялась Кара.

Мы с Полом начали бороться, вися на поручнях вниз головой, как обезьяны, и напевая боевую музыку из «Звездного пути».

– Ха-а-ан! – заорал Пол. Мы засмеялись и слезли обратно.

– Мы уже приехали? – спросила Кара. Я посмотрел на карту метро, спрятанную за исцарапанным стеклом.

– Еще три остановки, – сказал я.

– Мы вообще еще в Нью-Йорке? – спросила она.

– Нет, уже в Род-Айленде, – сказал я.

– Никогда не бывала в Род-Айленде, – ответила Кара, а потом рассказала историю о друге, на которого на этой неделе напали в поезде линии F. Несколько ребят накинулись на ее друга, избили, ударили ножом и оставили истекать кровью на платформе. Люди просто проходили мимо, а одна женщина даже плюнула на него и сказала: «Тупой белый мальчишка».

– Но это было в Форт-Грине, – заметил я. – Здесь, на востоке Бруклина, у нас, скорее всего, сразу вырежут почки.

Поезд приехал на конечную. Мы вышли на полуразвалившуюся платформу, а потом поднялись на пустынную улицу.

– Сегодня суббота, время всего одиннадцать вечера, – сказала Кара, оглядевшись. – Тут что, все умерли?

Следуя карте, мы пошли еще дальше на восток, мимо брошенных складов и пустых парковок. Повернув за угол возле полуразрушенной фабрики, мы услышали тумц-тумц-тумц техно-музыки.

– Похоже, это рейв, – сказал Пол.

Десять или двадцать рейверов в гигантских штанах стояли возле какого-то склада и курили сигареты. Нас увидел Адам, кузен Фрэнки Боунза.

– Эй, Моби! – крикнул он. – Ты тут! Заходи!

Мы зашли на склад; внутри было душно из-за дыма и техно.

– Адам, кто играет? – крикнул я, перекрывая шум.

– Ленни Ди! – крикнул он в ответ.

Я увидел вертушки на платформе в углу огромного зала; Ленни Ди играл супербыстрое техно для тысячи рейверов. Рейверы из Бруклина и Квинса были полуголыми, мускулистыми ребятами с уложенными гелем волосами и золотыми цепями; рейверы из пригорода – худыми нердами в гигантских рейверских штанах и футболках со смайликами.

– Тут есть еще и хаус-зал! – закричал Адам. – Вниз по этому коридору!

– Спасибо! – ответил я. – Увидимся.

– Посадить нас? – пробормотал Пол. – Куда? У вас тут специальная тюрьма для охранников? Мы оставили охранника дальше закипать от ярости и пошли обратно на рейв.

Мы вышли из главного зала, прошли по темному коридору и обнаружили комнату, где примерно сотня рейверов отплясывала под хаус.

– Мне тут нравится! – сказала Кара и начала танцевать. Мы с Полом – тоже. Диджей поставил Housewerk группы Airtight. Кара закричала «Моби! Я обожаю эту песню» и стала дергаться, как возбужденный Маппет.

Потанцевав еще под несколько хаус-треков, мы решили исследовать фабрику.

Мы прошли по еще одному длинному коридору, мимо нескольких рейверских парочек, обжимавшихся в темных уголках, и нашли большую несгораемую дверь. За ней оказалась парковка с кучей грузовиков и бульдозеров.

– Как круто! – сказала Кара и побежала к бульдозерам.

– Почему тут никого нет? – спросил Пол, оглядывая пустую парковку.

– Идите сюда! – крикнула Кара, забираясь на экскаватор. Она нашла старую желтую каску и надела ее поверх своих коротких осветленных волос. Она была обсыпана блестками и одета в маленький топик с лямкой на шее, сделанный из американского флага.

– Ты похожа на инопланетянку-строителя! – закричал я.

– В самом деле! – согласилась она. – О, смотри! Они оставили тут ключи. Может, заведем машину?

– М-м-м, – сказал Пол.

– Да! – сказал я.

Она повернула ключ в замке зажигания, и экскаватор зарычал, возвращаясь к жизни.