Павел Щёголев - Дуэль и смерть Пушкина [Исследование и материалы]

Объяснение Пушкина с женой состоялось 4 ноября, после получения анонимных писем, когда Н. Н. Пушкина рассказала мужу, как полагает С. Л. Абрамович, о свидании у Полетики ( Абрамович . С. 67). «Эти письма, — писал потом Вяземский, — привели к объяснению супругов между собой и заставили невинную, в сущности, жену признаться в легкомыслии и ветрености, которые побуждали её относиться снисходительно к навязчивым ухаживаниям молодого Геккерна: она раскрыла мужу всё поведение молодого и старого Геккернов по отношению к ней; последний старался склонить её изменить своему долгу и толкнуть её в пропасть» (см. наст. изд., с. 222—223 [См. "Документы и материалы", IV, 2, 2. — Прим. lenok555 ]).

Щёголев полагает, что Дантес был дежурным по полку 5 ноября. Данные, полученные Щёголевым от С. А. Панчулидзева, проверил М. И. Яшин, пересмотрев приказы по Кавалергардскому полку. Приказом № 307 от 3 ноября назначался смотр полку на 4 ноября. В приказе предлагалось «при сём смотре находиться всем г.г. офицерам» с 8 часов утра. В том же приказе дежурным по первому дивизиону на 4 ноября назначался «поручик бар. Д.-Геккерн». Дантес заступил на дежурство сразу после развода. Дежурство кончалось в 12 часов следующего дня — 5 ноября (см.: Яшин. Хроника. № 8. С. 161). Таким образом, вызов Пушкин послал не 5-го, а 4 ноября, в день получения пасквиля. Это подтверждает B. А. Соллогуб, который принёс Пушкину экземпляр пасквиля, адресованный тётке его А И. Васильчиковой: «Только две недели спустя, — пишет он, — узнал я, что в этот же день он послал вызов кавалергардскому поручику Дантесу» ( П. в восп. 1974. Т. 2 С. 299). «Две недели» истекали 18 ноября, так как Геккерн должен был получить вызов Пушкина 5-го утром, когда Дантес ещё не вернулся с дежурства. А накануне, 17-го, Пушкин послал Соллогуба к д’Аршиаку условиться «насчёт материальной стороны дуэли» (см.: П. в восп. 1974. Т. 2. C. 301). Что вызов был послан сразу после получения «диплома», подтверждает и Вяземский в письме к Денису Давыдову: «В первую минуту при получении этих писем он с яростью бросился на Геккерна» ( П. в восп. 1950. С. 132).[Возврат к комментарию {85} ]

Не 6-го, а 5 ноября (см. выше {84} ).

«Молодой Гончаров» — Иван Николаевич служил в лейб-гвардии уланском полку, который в это время был расположен в Царском Селе. Наталья Николаевна, по-видимому, вызвала брата в Петербург 5-го, и в тот же день он вернулся в Царское Село, передав Жуковскому просьбу срочно приехать к Пушкиным.

Mes antécédents (мои прежние действия. — фр. ). Эта запись Жуковского и сейчас остаётся ещё неясной. Очевидно, он ещё раньше, т. е. до пасквиля, предпринимал какие-то действия, смягчающие отношения между семьями Пушкина и Геккерна. Слово «неизвестное» прочитано Щёголевым неправильно. Следует читать «незнание» (см.: Левкович Я. Л. Заметки Жуковского о гибели Пушкина// Врем. ПК, 1972. Л., 1974. С 78).

Намёки… в разорванном черновике письма Пушкина к Геккерну касаются 2 ноября, когда, по предположению С. Л. Абрамович, состоялось свидание Н. Н. Пушкиной с Дантесом на квартире И. Полетики ( Абрамович. С. 53—66). Французская фраза, которую приводит Щёголев в примечании, переводится так: «2 ноября вы узнали от вашего сына новость <���которая вам> доставила большое удовольствие. Он сказал вам, что моя жена опасается… что она теряет голову».

Более вероятно, что речь шла о родстве Геккерна с Дантесом. Это ещё одна лживая уловка, чтобы добиться расположения Жуковского.

Утверждение Щёголева о проекте сватовства было принято (см.: Яшин. Хроника. С. 169; Левкович Я. Л. Комментарий// П. в восп. 1974. Т. 2 С. 504). Основано оно на ошибочном чтении письма Ольги Сергеевны Павлищевой к отцу, С. Л. Пушкину. Щёголев читал: «Вы мне сообщаете новость о браке Гончаровой». С. Л. Абрамович обратилась к подлиннику и поправила ошибку Щёголева. Речь идёт не о «мадемуазель», а о «господине» Гончарове (т. е. во французском тексте вместо m-lle чётко читается m-r). С. Л. Пушкин в середине октября сообщал дочери (это письмо до нас не дошло) о свадьбе Сергея Николаевича Гончарова, который собирался жениться на баронессе Шенк (см. в письме П. В. Нащокина к Пушкину от конца октября — начала ноября 1836 г. — Акад. Т. 16. С. 181): «Брат же твой, т. е. по жене, — Сергей, — женится на баронессе Шенк; был сей час у меня — и объявил мне — звал меня к себе». В книге С. Л. Абрамович (с. 106) приводится факсимильное воспроизведение письма О. С. Павлищевой. [Возврат к комментариям {343} {354} {356} ]

Сомнения Смирнова о мотивах брака Дантеса разделяла даже императрица. Свою фрейлину Е. Ф. Тизенгаузен (сестру Д. Ф. Фикельмон) она спрашивает: «Я так хотела бы узнать у вас подробности невероятной женитьбы Дантеса, неужели причиною явилось анонимное письмо? Что это — великодушие или жертва?» (Письма Пушкина к Е. М. Хитрово, 1827—1832. Л., 1927. С. 200. Подлинник по-французски). О женитьбе Дантеса в обществе ходили самые разнообразные толки. Это было главное событие, занимавшее свет. 25 ноября С. А. Бобринская пишет мужу: «Никогда, с тех пор как стоит свет, не поднималось такого шума, от которого содрогается воздух во всех петербургских гостиных. Геккерн-Дантес женится! Вот событие, которое поглощает всех и будоражит стоустную молву. Да, он женится, и мадам де Севинье обрушила бы на него целый поток эпитетов, каких она удостоивала некогда громкой памяти Лемюзо! Да, это решённый брак сегодня, какой навряд ли состоится завтра. Он женится на старшей Гончаровой, некрасивой, чёрной и бедной сестре белолицей, поэтичной красавицы, жены Пушкина.

Если ты будешь меня расспрашивать, я тебе отвечу, что ничем другим я вот уже целую неделю не занимаюсь, и чем больше мне рассказывают об этой непостижимой истории, тем меньше я что-либо в ней понимаю. Это какая-то тайна любви, героического самопожертвования, это Жюль Жанен, это Бальзак, это Виктор Гюго. Это литература наших дней. Это возвышенно и смехотворно.

В свете встречают мужа, который усмехается, скрежеща зубами. Жену, прекрасную, бледную, которая вгоняет себя в гроб, танцуя целые вечера напролёт. Молодого человека, бледного, худого, судорожно хохочущего; благородного отца, играющего свою роль, но потрясённая физиономия которого впервые отказывается повиноваться дипломату.

Под сенью мансарды Зимнего дворца тётушка плачет, делая приготовления к свадьбе. Среди глубокого траура по Карлу X видно лишь одно белое платье [о белом платье Е. Н. Гончаровой см. также в примечании на с. 481 наст. изд. {100} ], и это непорочное одеяние невесты кажется обманом! Во всяком случае, её вуаль прячет слёзы, которых хватило бы, чтобы заполнить Балтийское море. Перед нами развёртывается драма, и это так грустно, что заставляет умолкнуть сплетни. Анонимные письма самого гнусного характера обрушились на Пушкина. Всё остальное — месть, которую можно лишь сравнить со сценой, когда каменщик замуровывает стену. Посмотрим, не откроется ли сзади какая-нибудь дверь, которая даст выход из этого запутанного положения. Посмотрим, допустят ли небеса столько жертв ради одного отмщённого…» (опубликовано Н. Б. Востоковой // Прометей. Кн. 10. С. 266—268. Подлинник по-французски). Е. А Карамзина также удивлена. Она пишет сыну: «Прямо невероятно, — я имею в виду эту свадьбу, — но всё возможно в этом мире всяческих неожиданностей». В этом же письме более пространно выражает своё недоумение С. Н. Карамзина: «Я должна сообщить тебе ещё одну необыкновенную новость — о той свадьбе, про которую пишет тебе маменька; догадался ли ты? Ты хорошо знаешь обоих этих лиц, мы даже обсуждали их с тобой, правда, никогда не говоря всерьёз. Поведение молодой особы, каким бы оно ни было компрометирующим, в сущности, компрометировало только другое лицо, ибо кто смотрит на посредственную живопись, если рядом — Мадонна Рафаэля? А вот нашёлся охотник до этой живописи, возможно потому, что её дешевле можно было приобрести. Догадываешься? Ну да, это Дантес, молодой, красивый, дерзкий (теперь богатый) Дантес, который женится на Катрин Гончаровой, и, клянусь тебе, он выглядит очень довольным, он даже одержим какой-то лихорадочной весёлостью и легкомыслием, он бывает у нас каждый вечер, так как со своей наречённой видится только по утрам у её тётки Загряжской; Пушкин его не принимает больше у себя дома — он крайне раздражён им после того письма, о котором тебе рассказывал Аркадий <���письмо А. Россета до нас не дошло. По-видимому, он писал Ан. Н. Карамзину об анонимном пасквиле. — Я. Л. > Натали нервна, замкнута, и, когда говорит о замужестве сестры, голос у неё прерывается. Катрин от счастья не чует земли под ногами и, как она говорит, не смеет ещё поверить, что всё это не сон. Публика удивляется, но так как история с письмами мало кому известна, объясняет этот брак очень просто» (письмо от 20 ноября 1836. — Карамзины. С. 137, 139—140). Что С. Н. Карамзина имеет в виду, говоря, что публика «объясняет этот брак очень просто», разъясняет, по-видимому, письмо Ал. Н. Карамзина, написанное уже после смерти Пушкина: «…та, которая так долго играла роль посредницы, стала, в свою очередь, возлюбленной, а затем супругой» (Там же. С. 190— 191). А. Н. Карамзин строит свою догадку, зная не больше того, что Дантес в своей любовной игре с Н. Н. Пушкиной маскировался её сестрой. Но в 1929 г. Л. П. Гроссман, не подозревая о предположении Ал. Карамзина, выдвинул версию, что причиной неожиданного сватовства была беременность Е. Н. Гончаровой (Гроссман Л. П. Женитьба Дантеса: Новые материалы о дуэли Пушкина//Красная нива. 1929. № 24. С. 10—12). Эта версия основана на письме Н. И. Гончаровой к дочери Екатерине в Париж, в котором упоминался новорождённый малютка. Письмо ошибочно датировано «15 мая 1837» вместо «15 мая 1838 г.». Известно, что Е. Н. Гончарова родила дочь 19 октября 1837 г. Ещё одну версию о женитьбе Дантеса выдвинул М. И. Яшин, предположивший, что Дантес женился на Е. Н. Гончаровой по указанию царя. Яшин даже назвал дату, когда было дано это указание — 9 октября 1836 г. В этот день Дантес был назначен конным ординарцем при особе императора. По его мнению, отдавая этот приказ, царь якобы выражал заботу о репутации жены поэта. Гипотеза об «указании» царя подкреплялась записками дочери Николая I Ольги, изданными в 1963 г. в Париже на русском языке («Сон юности. Записки дочери Николая I великой княжны Ольги Николаевны, королевы Вюртембергской». Париж, 1963). «Папа… — читаем там, — поручил Бенкендорфу разоблачить автора анонимных писем, а Дантесу было приказано жениться на младшей <���правильно: старшей. — Я. Л. > сестре госпожи Пушкиной, довольно заурядной особе» (с. 67). Ольга Николаевна связывает вмешательство Николая I с анонимными письмами, т. е. приурочивает его к ноябрю, однако слово «приказано» в русском переводе фигурирует, поэтому как ни казалось необоснованным предположение Яшина, исследователи с ним согласились (см.: Андроников И. Л. Я хочу рассказать вам… 2-е изд., доп. М., 1965. С. 118—120; Левкович Я. Л. Новые материалы для биографии Пушкина, опубликованные в 1963—1966 годах// П. Исслед. Т. 5. С. 373—374). Записки королевы Вюртембергской написаны на французском языке. В 1960 г. в Германии вышел их немецкий перевод, а парижское издание 1963 года является переводом не с подлинника, а с этого немецкого издания. Обращение к подлиннику показало, что там речь идёт не о вмешательстве царя, а об активности друзей поэта, «которые нашли только одно средство, чтобы обезоружить подозрения, — принудить Дантеса жениться» (см.: Воронцов-Вельяминов Г. М. Пушкин в воспоминаниях дочери Николая I // Врем. ПК, 1970. Л., 1972 С. 24—29). Таким образом, предположение Яшина о женитьбе Дантеса по приказу царя снова превратилось в неподтверждённую документами гипотезу. Подтверждением своей гипотезы Яшин считал некоторое учащение штрафных дежурств Дантеса осенью 1836 г. Однако это, скорее всего, могло быть связано с тем, что 5 мая 1836 г. Дантес был усыновлён Геккерном, положение его в обществе упрочилось и — соответственно — ослабло служебное рвение. Штрафные дежурства и даже аресты офицеров за малейшие провинности были проявлением общего режима в николаевской армии после декабрьского восстания. Александр Карамзин, например, в письмах к брату Андрею постоянно жалуется на аресты и гауптвахту, то «за какой-то рапорт», то «за какой-то промах», «то за ошибку писарскую», то «сам не ведаю за что» ( Карамзины. С. 129, 153, 180). Ещё один довод Яшина: Дантеса перестали приглашать на придворные балы и концерты ( Яшин. Хроника. № 9. С. 171). Эти данные, полученные им из записей в камер-фурьерских журналах, находят объяснение в дневниках Александры Фёдоровны и её письмах к графине С. Бобринской (впервые опубликованы: Герштейн Э. Вокруг гибели Пушкина: По новым материалам//Новый мир. 1962 № 2 С. 211—226). Императрицу коробили развязные манеры Дантеса, и она опасалась его дурного влияния на своего фаворита А. В. Трубецкого. [Возврат к комментариям {100} {104} {181} {307} {343} ]