Павел Щёголев - Дуэль и смерть Пушкина [Исследование и материалы]

В записи Жуковского от 7 ноября фиксируются как бы два взаимоисключающих эмоциональных состояния Пушкина: « большее спокойствие » и « слёзы ». «Спокойствие» — это состояние человека, принявшего твёрдое решение, готового ценой жизни смыть оскорбление, нанесённое его дому, жене, ему самому. «Слёзы» — душевная боль, которую можно открыть только такому близкому человеку, как Жуковский.

Так как « разоблачения » или «откровения», касающиеся его самого, Геккерн уже изложил Жуковскому, можно предположить, что в ход пускаются какие-то слухи, порочащие поэта, может быть связанные с Александриной (см. примеч. с. 464—465 {63} ).

Письмо Геккерна писалось по-французски. Третий абзац переведён Щёголевым с ошибками. Приводим часть его в переводе, помещённом в статье М. И. Яшина: «Как вам известно, милостивый государь, всё происшедшее по сей день совершалось через вмешательство третьих лиц. Мой сын получил вызов; принятие вызова было его первой обязанностью, но, по крайней мере, должны были бы сказать ему, ему самому, по каким мотивам его вызвали» ( Яшин. Хроника. № 8. С. 177).

В письме Жуковского слова Геккерна приведены по-французски. Щёголев датирует письмо Жуковского 10 ноября. М. И. Яшин, основываясь на днях дежурства Дантеса, считает, что оно было написано 11-го утром. Этому противоречит запись от 10 ноября в конспективных заметках Жуковского: «Молодой Геккерн у меня. Я отказываюсь от свидания».

« Что Пушк. сказал Александрине ». С. Л. Абрамович объясняет эту запись Жуковского так: «В настоящее время, когда многое прояснилось, мы можем с достаточной долей уверенности прокомментировать эту запись <...>. Всё дело в том, что Александрина в те дни могла спокойнее, чем кто-либо иной в доме, говорить с Пушкиным о предполагаемом браке Дантеса. И от Пушкина она, видимо, услышала то, что потом он говорил по этому поводу всем. Вероятнее всего, он сказал Александрине, что всё это обман, затеянный для того, чтобы избежать дуэли, что брак этот не состоится, а Екатерину слухи о сватовстве только ославят в свете, и репутация сестёр ещё больше пострадает» ( Абрамович. С. 120).

Это письмо Жуковского в академическом издании датируется 11—12 ноября ( Акад. Т. 16. С. 185—186). С. Л. Абрамович датирует его 14 ноября ( Абрамович. С. 123).

Второе письмо Жуковского в академическом издании датируется 14—15 ноября ( Акад. Т. 16. С. 186—187), С. Л. Абрамович датирует его ранним утром 16 ноября ( Абрамович. С. 124). Слова, сказанные Пушкиным В. Ф. Вяземской, в подлиннике приведены по-французски. Говоря о «подвигах Раевского», Пушкин имел в виду публичный скандал, который устроил Ал. Н. Раевский Е. К. Воронцовой в 1828 году, когда вынужден был покинуть Одессу по просьбе М. С. Воронцова, ревновавшего его к жене. П. А. Бартенев, со слов B. Ф. Вяземской, записал: «С княгиней он был откровеннее, чем с князем. Он прибегал к ней и рассказывал своё положение относительно Гекерна» ( П. в восп. 1974. Т. 2 С. 163). Накануне дуэли Пушкин напомнил Вяземской об этом разговоре: «Я уже вам сказал, что с молодым человеком моё дело было окончено, но с отцом — дело другое. Я вас предупредил, что моё мщение заставит заговорить свет» (Бельчиков Н. Неизвестное письмо В. Ф. Вяземской о смерти Пушкина//Новый мир. 1931. № 12 С. 188—193). Сопоставление с «громкими подвигами Раевского» свидетельствует, что Пушкин задумал публичное оскорбление Геккерна.

Пушкин посылал Соллогуба к д’Аршиаку, потому что 18 ноября истекала двухнедельная отсрочка, данная им Геккерну, и в связи с этим секундант Дантеса д’Аршиак посетил Пушкина.

Е. Н. Гончарова, как невеста, могла быть в белом платье, хотя официально помолвка была объявлена только на следующий день, 17 ноября, на балу у С. В. Салтыкова, после того, как с помощью секундантов конфликт между Пушкиным и Дантесом был улажен и поэт взял свой вызов обратно. До этого дня все, знавшие о вызове Пушкина и о возможном его завершении, обязались хранить полное молчание (см. выше письмо Жуковского к Пушкину, с. 85—86 наст. изд. [См. конец главы 8.]). Только после официального объявления Е. А и С. Н. Карамзины решились написать Андрею Карамзину о свадьбе и о всех предшествующих событиях в доме Пушкина (письмо от 20—21 ноября 1836 г., см. наст. изд., с. 478 {91} ). Пушкин продолжал по-дружески относиться к свояченице. Аммосов, со слов Данзаса, записал: «Со свояченицей своею во всё это время Пушкин был мил и любезен по-прежнему и даже весело подшучивал над нею по случаю свадьбы её с Дантесом. Раз, выходя из театра, Данзас встретил Пушкиных и поздравил Катерину Николаевну Гончарову, как невесту Дантеса; при этом Пушкин сказал шутя Данзасу:

— Ма belle-soeur ne sait pas maintenant de quelle nation elle sera: Russe, Française ou Hollandaise?! <���Моя свояченица не знает теперь, какой она будет национальности: русскою, француженкою или голландкою>» ( П. в восп. 1974. Т. 2 С. 322).

В записке Соллогуба «Нечто о Пушкине» ещё раз передаётся этот эпизод. После слов Дантеса «Я человек честный» там следует: «Разговор наш продолжался долго. Он говорил, что чувствует, что убьёт Пушкина, а что с ним могут делать, что хотят: на Кавказ, в крепость, — куда угодно. Я заговорил о жене его.

— Mon cher, c’est une mijaurée (Мой милый, это жеманница).

Впрочем, об дуэли он не хотел говорить.

— J’ai chargé de tout d’Archiac, je vous enverrai d’Archiac ou mon père (Я всё поручил д’Аршиаку, я пришлю к вам д’Аршиака или моего отца).

С Даршиаком я не был знаком. Мы поглядели друг на друга. После я узнал, что П. подошёл к нему на лестнице и сказал: „Vous autres Français, — vous êtes très aimables. Vous savez tout le Latin, mais quand vous vous battez, vous vous mettez à 30 pas et vous tirez au but. Nous autres Russes — plus en duel sans… <���пропуск в рукописи> et plus il doit être féroce“ (Вы, французы, вы очень любезны, все вы знаете латынь, но, когда вы дерётесь на дуэли, вы становитесь в 30 шагах и стреляете в цель. Мы же, русские, — чем поединок без… тем он должен быть более жестоким).

На другой день — это было во вторник 17 ноября — я поехал сперва к Дантесу. Он ссылался во всём на д’Аршиака. Наконец сказал: „Vous ne voulez donc pas comprendre que j’épouse Catherine. P. reprend ses provocations, mais je ne veux pas avoir l’air de me marier pour éviter un duel. D’ailleurs je ne veux qu’il soit prononcé un nom de femme dans tout cela. Voilà un an que le vieux (Heckeren) ne veut pas me permettre de me marier“» (Вы, кажется, не хотите понять, что я женюсь на Катрин. Пушкин берёт назад свой вызов, но я не хочу выглядеть так, как будто женюсь, чтобы избежать поединка. Причём я не хочу, чтобы во всём этом деле было произнесено имя женщины. Вот уже год, как старик <���Геккерн> не хочет позволить мне жениться) ( П. в восп. 1974. Т. 2 С. 486—487). [Возврат к комментарию {365} ]