Павел Щёголев - Дуэль и смерть Пушкина [Исследование и материалы]

Письмо Н. Н. Пушкиной к Николаю I с просьбой об учреждении Опеки над детьми и имуществом Пушкина написано позднее, но содержание его, очевидно, обсуждалось 1 февраля. Приводим текст этого документа:

«Супруг мой двора вашего императорского величества камер юнкер Александр Сергеевич Пушкин волею божиею скончался 29 минувшего генваря, оставя по кончине своей малолетних детей сыновей Александра 3-х и Григория 2-х лет и дочерей Марью четырёх лет, Наталью восьми месяцев и недвижимое наследственное имение, состоящее в разных деревнях Псковской губернии. Вместе с тем осталось и движимое его имущество, надлежащей описи как недвижимому, и так и движимому его имуществу ещё неучинено. — А как по роду оставшегося по смерти мужа моего имущества необходимо было назначить несколько опекунов, то я, избрав для того двора вашего императорского величества обер шенка действительного тайного советника графа Григория Александровича Строганова, шталмейстера тайного советника графа Михайла Юрьевича Виельгорского и действительного статского советника Василия Александровича <���описка Н. Н. Пушкиной — Андреевича. — Я. Л. > Жуковского, всеподданнейше обратилась к вашему императорскому величеству о назначении лиц сих опекунами. Текущего февраля 3-го числа г. министр юстиции тайный советник Дашков уведомил меня, что ваше величество по упомянутому предмету высочайше соизволили на назначение в опекуны избранных мною лиц, но с тем, чтобы я с настоящею просьбою обратилась куда следует установленным порядком. <...> Сверх назначенных выше особ, я считаю непременным долгом матери принять на себя обязанности опекунши детей моих и присовокупить ещё к числу упомянутых опекунов камер юнкера надворного советника Атрешкова. А как не только упомянутое выше движимое имущество покойного мужа моего находится в С. Петербурге, но и я сама должна для воспитания детей моих проживать в здешней столиции, и как при том все избранные мною в опекуны лица находятся на службе в С. Петербурге, то по сему и прошу:

Дабы высочайшим вашего императорского величества указом повелено было сие моё прошение принять, малолетних детей моих взять в заведывание С. Петербургской дворянской опеки и, утвердив поименованных выше лиц в звании опекунов детей моих, учинить распоряжение, как законы повелевают.

Всемилостивейший государь, прошу вашего императорского величества о сём моём прошении решение учинить 8-го февраля 1837 года. К поданию надлежит в С. Петербургскую дворянскую опеку, прошение сие переписывал со слов просительницы писарь Леонтий Герасимов. — Его императорского величества камер юнкера Александра Сергеева сына Пушкина Наталья Николаевна дочь Гончарова руку приложила.

Звание опекунов принять согласны:

Двора е. и. в. обер шенк граф Григорий Строганов,

Двора е. и. в. шталмейстер граф Михаил Виельгорский,

Действительный статский советник Василий Жуковский,

Двора е. и. в. камер юнкер Наркиз Атрешков.

Жительство имеют:

Наталья Николаевна Пушкина: на Мойке против Конюшенного моста в доме Волконской.

Граф Григорий Александрович Строганов на углу Италианской и Караванной улицы в доме принца Гогенлоэ-Киршберг № 21.

Граф Михаил Юрьевич Виельгорский в доме Кутузова подле Михайловского театра.

Василий Андреевич Жуковский в Зимнем дворце.

Наркиз Иванович Атрешков на Невском проспекте в доме Чаплина» ( Архив Опеки. С. 344—345).

к Аршиаку … Простился с ним … 2 февраля секундант Дантеса д’Аршиак, как участник дуэли, вынужден был покинуть Россию. О посылке для Андрея Карамзина письма и книги Ек. А. Карамзина пишет: «Записку мою Тургенев передаст д’Аршиаку, которого отсылают в качестве курьера после этой злополучной истории с несчастным Пушкиным; если ты с ним где-нибудь встретишься, то сможешь узнать подробности об этом роковом поединке. Он тебе привезёт также маленький томик — новое издание *„Онегина“*, по-моему, очень изящное, которое сейчас, я думаю, доставит тебе удовольствие» ( Карамзины. С. 169).

Записку Спасского см. на с. 175—178 наст. изд. [См. «Документы и материалы», II, 3. — Прим. lenok555 ]

Запись «он ещё не мёртвый» разъясняет письмо С. Н. Карамзиной к брату Андрею: «…расскажу об одной забавной мелочи среди всех горестей, Данзас просил разрешить ему сопровождать тело, но государь ответил, что это невозможно, потому что он должен быть отдан под суд (впрочем, говорят, это будет только для соблюдения формы), и назначил для того, чтобы отдать последний долг Пушкину, господина Тургенева, как единственного из его друзей, который ничем не занят. Тургенев уезжает с телом сегодня вечером, он немного раздосадован этим и не может этого скрыть. Вяз<���емский> хотел тоже поехать, и я сказала Тургеневу: „Почему бы ему не поехать с вами?“ — *„Помилуйте, со мною! — он не умер!“*» (Там же. С. 173). Слова «он не умер» означают, что ему, Тургеневу, доверяют только мёртвых. Досада Тургенева, о которой пишет Карамзина, по-видимому, вызвана формой поручения, в которой Тургенев увидел не только пренебрежение к своему общественному положению, но и враждебность Николая I к другу Пушкина и брату декабриста.

альбум П. А. Осиповой не сохранился. «Нигде не напечатанные» стихи Пушкина, по-видимому, «Простите, верные дубравы…» (1817) и «Цветы последние милей…» (1825).

Дочь — Мария Ивановна Осипова (1820—1896), её воспоминания о Пушкине записаны М. И. Семевским (см.: П. в восп. 1974. Т. 2. С. 423—427).

Серёжа — Сергей Иванович Тургенев, умерший в 1827 г.

keepsake — альбом (англ.).

Никому не отдам моей чести (лат.).

в деревню, т. е. в Полотняный Завод, куда 15 февраля уехала Н. Н. Пушкина с детьми и А. Н. Гончаровой.

о фраке Пушкина, т. е. о недовольстве Николая I тем, что Пушкин был похоронен не в мундире камер-юнкера. Хороня мужа во фраке, Н. Н. Пушкина выполняла его волю. Пушкин не любил свой мундир и называл его «полосатым или шутовским кафтаном». Приучая жену к мысли о необходимости выйти в отставку, он писал: «Умри я сегодня, что с вами будет? мало утешения в том, что меня похоронят в полосатом кафтане, и ещё на тесном петербургском кладбище, а не в церкви на просторе, как прилично порядочному человеку» (около 28 июня 1834 г. — Акад. Т. 14. С. 167) и через несколько дней: «Хорошо, коли проживу я лет ещё 25; а коли свернусь прежде десяти, так не знаю, что ты будешь делать и что скажет Машка, а в особенности Сашка. Утешения мало им будет в том, что их папеньку схоронили как шута и что их маменька ужас как мила была на аничковских балах» (около 14 июля 1834 г . — Акад. Т. 14. С. 180).