Павел Щёголев - Дуэль и смерть Пушкина [Исследование и материалы]

«Жизнь и письма первого графа Дёрама». Лондон (англ.).

Фикельмон явно не знает, что Николай I переменил своё решение и бумаги Пушкина Жуковский просматривал вместе с жандармским генералом Дубельтом. Очевидно, друзья Пушкина скрывали факт «посмертного обыска».

S — А. О. Смирнова-Россет.

Так трансформировались в обществе слухи о прощении, которое просил у царя перед смертью Пушкин (см. примеч. на с. 495 наст. изд. {128} ).

полковник русской службы. Данзас был подполковником. За участие в дуэли он содержался в крепости на гауптвахте два месяца.

Иронический рассказ о распродаже имущества Геккерна содержится в письме П. А. Вяземского к Э. К. Мусиной-Пушкиной от 16 февраля 1837 г.: «Папаша его <���Дантеса> расторговался, продаёт свою квартирную обстановку, все ездят к нему на аукцион в мебельном складе; купили даже стул, на котором он сидел» (Сев. край, 1899, 14 ноября, № 331). То же рассказывает и Н. М. Смирнов в своих «Памятных заметках»: «Барон Геккерен, голландский посланник, должен был оставить своё место. Государь отказал ему в обыкновенной последней аудиенции, и семь осьмых общества прервали с ним тотчас знакомство. Сия неожиданная развязка убила в нём его обыкновенное нахальство, но не могла истребить все его подлые страсти, его барышничество: перед отъездом он публиковал о продаже всей своей движимости, и его дом превратился в магазин, среди которого он сидел, продавая сам вещи и записывая сам продажу. Многие воспользовались сим случаем, чтоб сделать ему оскорбления. Например, он сидел на стуле, на котором выставлена была цена; один офицер, подойдя к нему, заплатил ему за стул и взял его из-под него» ( П. в восп. 1974 . Т. 2. С. 242).

Отбывший в отпуск (фр.).

Французские фразы в дневнике Пушкина переводятся: «Не знаю почему, только о Дании нет речи в комедии»… «Не более, чем в Европе». В пьесе Скриба под видом истории датского министра Струензе изображается картина революции применительно к Июльской революции 1830 г. во Франции.

Пушкин и Дантес стрелялись на расстоянии 10 шагов — см. «Условия дуэли…» на с. 131. [См. 1-ую часть книги, 17 (окончание). — Прим. lenok555 ]

Щёголев публиковал депеши Гогенлоэ по копиям, полученным из Главного государственного архива в Штутгарте. В копиях имеется несколько пропусков, сделанных, очевидно, по дипломатическим соображениям. Публикацию подлинных документов см.: Глассе А. Дуэль и смерть Пушкина по материалам вюртембергского посольства// Врем. ПК. 1977. Д., 1980. С. 5—35. Хронологически более широкий круг материалов, исходящих от Гогенлоэ, см.: Глассе А. Пушкин и Гогенлоэ: По материалам Штутгартского архива // П. Исслед. Т. 10. С. 356—375. Здесь же обстоятельная биография Гогенлоэ и анализ его связей в литературных и светских кругах Петербурга.

во всех классах общества столицы. Дальше в подлиннике следует (здесь и ниже приводим русские переводы текста, сделанные А. Глассе): «И это ещё раз убеждает, насколько чисто русская партия с каждым днём входит в силу и выигрывает в спорах» ( Врем. ПК. 1977. С. 14).

чисто русская партия, к которой принадлежал Пушкин… Дальше в подлиннике следует: «хотя правительство императора, без сомнения, не должно сожалеть о человеке, который в своих сочинениях постоянно проповедовал свободу и даже несколько раз нападал на высокопоставленных лиц, имея в виду их нравственность и их политические мнения. Назначение Пушкина историографом было только средством связать его перо и отвратить его от поэзии, в которой каждый стих выражал чувства, мало соответствующие тем, какие хотели бы видеть у большинства нации» (Там же. С. 12).

изменила настроение умов в пользу Пушкина… Дальше в подлиннике: «и было бы неблагоразумно бросать вызов этой партии, обнаруживая хотя бы малейшую симпатию к предмету её ненависти. Время принесёт успокоение умам, но никогда в русских сердцах не удастся пробудить вполне сочувственное отношение к иностранцам» (Там же. С. 12).

Самый приговор опускаем.

История текста этой «Заметки о Пушкине» примечательна. В 1973 г. по микрофильму, полученному из нидерландского Гос. архива, было опубликовано донесение о Пушкине, составленное поверенным в делах нидерландского посольства Геверсом (заменившим Геккерна). Н. Я. Эйдельман, опубликовавший текст донесения Геверса, заметил, что он является «близнецом» «Заметки о Пушкине», присланной из архива вюртембергского министерства иностранных дел в Штутгарте. «Основная часть обоих текстов совпадает дословно; в <...> штутгартской рукописи есть отрывки, отсутствующие в донесении И.-К. Геверса; наоборот, у нидерландского дипломата есть строки, отсутствующие в „Записке“ из Вюртемберга». Анализ текстов двух документов привёл исследователя к выводу, что источником «Заметки о Пушкине», составленной Гогенлоэ, «вероятно, послужил первый, черновой вариант донесения Геверса» (Эйдельман Н. Я. Секретное донесение Геверса о Пушкине// Врем. ПК. 1971. Л., 1973. С. 9, 19). С Эйдельманом не согласна А. Глассе, которая приводит убедительные доводы в пользу того, что «Заметка о Пушкине» — первична, а донесение Геверса является редакцией, которую Гогенлоэ «любезно предоставил дипломату» (Глассе А. Дуэль и смерть Пушкина по материалам архива вюртембергского посольства// Врем. ПК. 1977. Л., 1980. С. 21—35). Приводим для сравнения текст депеши Геверса, который в своё время Щёголеву не удалось получить.

«С.-Петербург, 2 мая/20 апреля 1837 г.

Личное.

Его превосходительству барону Ферстолку де Сулену, министру иностранных дел

Господин барон!

Тягостная задача — говорить о прискорбной катастрофе, жертвой которой стал г. Пушкин, но мне представляется, что долг мой — не скрывать от Вашего превосходительства то, как высказывается общественное мнение по поводу гибели этого выдающегося человека, являющегося литературной славой своей страны. Достаточно обрисовать характер г. Пушкина и его как личность, чтобы дать Вашему превосходительству возможность судить о степени популярности, завоёванной поэтом. С этой единственной целью я и постарался вкратце и беспристрастно изложить здесь различные мнения, высказанные в связи с этим, которые мне удалось собрать.

Посещая салоны столицы, я был поражён бесцеремонностью, проявляемой в отношении всего, касающегося дуэли и обстоятельств, ей предшествовавших. Как литератор и поэт, Пушкин пользовался высокой репутацией, ещё возросшей в силу трагизма его смерти; но как о представителе слишком передовых воззрений на порядки своей страны соотечественники судили о нём по-разному. Мне думается, что причины такого различия мнений нетрудно понять. Для каждого, кто, живя в России, мог изучить разнообразные элементы, из которых состоит общество, а также его обычаи и предрассудки, — знакомство с биографией Пушкина и чтение его произведений легко объясняет, почему их автор мало почитаем некоторой частью аристократии, тогда как остальное общество превозносит Пушкина до небес и оплакивает его смерть как непоправимую национальную утрату.