Леоиндов Леонидович - Я оглянулся посмотреть

Подъехали какие-то москвичи, тоже на подмогу Майку, с двух-трех аккордов поняли, что и как играть. Ничего себе! Мы-то репетировали полгода, а тут все так запросто.

На свой первый концерт мы нарядились. Дима надел деревянные сабо, которые нашел на антресолях 51-й аудитории, светло-желтые штаны и такого же цвета шейный платок. Коля — в комбинезоне жены небесного цвета с грудкой и лямочками, Карлсон в чистом виде. Я тоже им под стать — в голубом костюме с каким-то длинным шарфом. Ни дать ни взять — три педика. Леша единственный в нашей компании выглядел нормальным.

Сразу стало ясно, что мы здесь не ко двору. Начались сомнения: стоит ли вообще выходить на сцену.

Опять решили: если не принесут обратных билетов, играть не будем. Устроители концерта тоже сомневались на наш счет. И обратных билетов в Ленинград никто нам не заказывал.

Но Майк и Гудков, как заправские импресарио, горячо убеждали всех и каждого, что «Секрет» — отличная группа. Не верить Майку оснований не было, но разговор о билетах организаторы как-то обходили.

Гудков забегал в гримерку:

— Не будем играть, пусть сами играют, если не хотят покупать билеты.

И тут же убегал. Мы расслаблялись. Потом опять появлялся:

— Пошли за билетами, будем играть.

Мы опять начинали бояться.

В конце концов, билеты принесли, отступать было некуда.

Выходим в полной темноте на сцену. Куда включать штекера, не видно, только по ору можно было понять, где зал. Когда зажгли свет, мы все трое оказались разноцветными задницами к публике. Разворачиваемся, и толпа видит нашу «неземную красоту». А Димка, вспомнив концерт ABBA, вдруг закричал:

— Привет, Москва! — И подпрыгнул на негнущихся от страха ногах.

Деревянные сабо издали оглушительное: ту-дух.

Как ни странно, зал возликовал. Но мы не успели этим воспользоваться. После первого аккорда у Леши вдруг вылетает пружина из хай-хэта. И две минуты живого времени чинят хай-хэт, а мы пытаемся делать вид, что настраиваемся.

Заминка публике не понравилась. В зале на люстрах висят, все с портвейном, дышать нечем, начались выкрики:

— Майка давай!!!

Но вместо «Ты дрянь, ты спишь с моим басистом…» мы начинаем:

Именины у Кристины, Полон дом гостей…

Правда, с перепуга играем в четыре раза быстрее, чем полагается.

Публика опешила. В зале повисла зловещая тишина.

После «Кристины» без паузы переходим к песенке про кеды:

Купленные мною когда-то где-то, По совету или без совета, Кеды всюду ношу,

Особенно, когда спешу. У-у-у.

На припеве я замечаю, что играю в фа мажоре, тогда как все остальные в до мажоре, но перестраиваться поздно и страшно.

Зал уже опомнился и требует Майка. Того гляди, начнут бросать в нас бутылки. Устроитель из-за кулис показывает, мол, какие, в жопу, кеды — уходите, пока целы. Вместо восьми договоренных песен мы сыграли четыре и с позором покинули сцену клуба часового завода «Слава».

Наш провал был особенно очевиден на фоне бешеного успеха Майка. Москва любила Науменко неистово. Он был изрядно пьян, забывал текст песен, но фанов это только возбуждало, они наперебой подсказывали слова, заходясь в восторге и любви.

Домой мы вернулись совершенно убитые и старались не вспоминать о московском выступлении. И вот однажды в институт пришел корреспондент газеты «Комсомольская правда» и попросил разрешения познакомить нас с Бари Алибасовым. Нам это имя ни о чем не говорило, но на встречу мы согласились.

Алибасов поразил нас своей небесно-голубой дубленкой. В начале 1980-х дубленки были редкостью, а такого необычного цвета и подавно. Ясно было, что этот человек не бедствует. Бари был очень дружелюбен, сказал, что много о нас слышал, и попросил сыграть что-нибудь.

Мы сыграли, что умели.

Бари Каримович пришел в восторг:

— Молодцы. Лихо. Особенно хорошо, что вы подвижные.

Потом он долго говорил о том, что тоже любит Beatles, Creedance, но такая музыка никому не нужна в нашей стране.

— У меня к вам предложение, — перешел Алибасов к делу. — Я внутри «Интеграла» создаю группу. У меня есть композиторы, поэты, мне нужны молодые талантливые ребята. Мы вместе выберем репертуар и сделаем потрясающее шоу.

Леша Мурашов вышел вперед.

— Бари Каримович, я не первый год в рок-музыке, — сказал двадцатидвухлетний Леша. — Не надо нам рассказывать, что играть. Что мы делаем, то и будем делать.

Алибасов сразу все понял, расстались тепло, по-товарищески.

Но через какое-то время Дима объявил, что уезжает к Алибасову в Саратов. К окончанию института Рубин понял, что не хочет быть актером, что ему тяжело произносить чужой текст. Он реально оценивал и свои музыкальные способности, хорошо понимая, что его присутствие на сцене — дело временное.

Дима решил воспользоваться приглашением и начать другую жизнь — просто сочинителя.

Через неделю Рубин из Саратова вернулся, отношения не сложились и по творческим, и по личным причинам, но в результате его вояжа «Интеграл» запел песни «Секрета», позже «Привет» пела и группа «На-На». А Дмитрий Рубин теперь известный сценарист и писатель.

По привычке Дима какое-то время еще сотрудничал с нами. Написал «Лизу», «Последний трамвай», но в группу не вернулся. Квартет опять оказался трио.

Однако это продолжалось недолго. В институте мы часто встречались с Андреем Заблудовским. Дипломированный инженер-строитель, Андрей уже работал на заводе и играл в группе «Выход».

Он часто приходил в театральный, к жене, Аде Булгаковой, которая училась на курсе музкомедии.

Как-то в разговоре Заблудовский похвастался, что его отец, Изиль Захарович Заблудовский, актер Большого драматического театра, из гастролей по Японии привез две гитары «Yamaha».

С двумя гитарами «Yamaha» мы готовы были взять кого угодно. Нам повезло, что, кроме гитар, «Секрет» приобрел гитариста, который играл лучше, чем мы.

Андрей пришел 23 апреля 1983 года. Эту дату потом мы стали отмечать как день рождения группы «Секрет».

Заблудовский стал лидер-гитаристом, на другой «Yamaha» играл я, Коля переключился на бас. С появлением Андрея жизнь «Секрета» развернулась в сторону профессионализма.

На выпускном вечере «Секрет» устроил импровизированный концерт. Никто от нас такого не ожидал. Студенты были в восторге. Кацман все наше выступление просидел, пряча лицо. Из педагогов только Галендеев произнес вслух слова одобрения.

И все-таки нам в голову не приходило, что можно заняться «Секретом» серьезно. К тому же оглушительный успех выпускных спектаклей не оставлял сомнений, что я — артист.

Какое-то время весь курс мечтал из института перейти в свой театр. Когда слухи не подтвердились, я собрался идти в Комедию — если играть на сцене, то на родной.